приходит постепенно, шаг за шагом, она рождается в одночасье и не суть
важно когда - в момент знакомства, с первого взгляда, или значительно
позже. Любовь нельзя сравнивать ни с привычкой, ни с дружбой, ни с
привязанностью; она не является порождением земных чувств - уважения,
симпатии и тому подобных - даже в миллионы и миллиарды крат усиленных.
Это небесная благодать, это божественное откровение, это дьявольское
наваждение... Будто молния ударила одновременно с неба и из-под земли -
она мгновенно поразила Филиппа.
Луиза слушала его, облокотившись на колени и подперши подбородок рукой.
Ее лицо отражало целую гамму чувств - нежности, восторга, благоговения,
растерянности, замешательства и восхищения, а глаза ее томно блестели.
Когда Филипп допел до конца, и отзвучали завершающие аккорды баллады, она
еще немного помолчала, вслушиваясь в тишину, затем с волнением в голосе
произнесла:
- Как это прекрасно! У меня даже нет слов... А ведь это песня о ваших
родителях, правда?
- И да, и нет, - ответил Филипп. - В общих чертах это действительно
история о моем отце и матери, но некоторые детали и обстоятельства автор
явно позаимствовал из другой похожей истории.
- Какой?
- О графе Клавдии Иверо и Диане Юлии Римской. Пятнадцать лет назад дон
Клавдий без памяти влюбился в принцессу Диану и попросил у императора
Корнелия её руки.
Император же имел относительно дочери другие планы, поэтому вежливо
отказал графу. Однако дон Клавдий не смирился с поражением. Он организовал
похищение принцессы, которая, впрочем, нисколько против этого не
возражала, и женился на ней. Кстати, венчал их мой нынешний духовный
наставник, преподобный Антонио Гатто. Он направлялся из Рима в Барселону и
по забавному стечению обстоятельств оказался на одном корабле с беглецами.
Дону Клавдию и Диане Юлии не терпелось...
гм... стать мужем и женой; они решили не дожидаться прибытия в Испанию
и попросили падре Антонио обвенчать их прямо на корабле. Император был в
ярости, когда узнал о бегстве дочери, но в конце концов ему пришлось
смириться с этим браком. Собственно, из этой истории позаимствовано
окончание баллады: якобы моя мать убегает с моим отцом, и они втайне
венчаются. Очевидно, автору это показалось более изящной развязкой, нежели
то, что случилось на самом деле.
- А что было на самом деле?
- Как? Разве вы не знаете? - с искренним удивлением спросил Филипп. Тут
же он сообразил, что Луиза задала этот вопрос из вежливости, чтобы
поддержать разговор, но это получилось у нее несколько неуклюже. Стремясь
замять возникшую неловкость, он быстро заговорил: - А дело было так. Мой
отец собрал войско и пригрозил моему деду, что пойдет войной на Тулузу и
отнимет у него не только дочь, но и корону. Дед не хотел междоусобицы в
стране, поэтому уступил, из-за чего рассорился с графом Прованским...
Филипп рассказывал эту историю чисто механически, не очень-то
вдумываясь в то, что говорит. Его мысли были заняты совсем другим: он
обмозговывал одну великолепную идею, которая только что пришла ему в
голову. Он уже оправился от первоначальной растерянности и весь
преисполнился решимости. Теперь он точно знал, что ему нужно, и был готов
к активным действиям. Но это не было следствием холодного расчета с его
стороны, это скорее была отчаянная храбрость вдребезги пьяного человека. А
Филипп был пьян - от любви.
С горем пополам закончив свой сказ, Филипп резко поднялся, извинился
перед Луизой и подошел к Жакомо, который сидел на корточках под деревом,
дожидаясь, когда его подопечная освободится. При приближении Филиппа слуга
вскочил на ноги и с почтительным видом выслушал его распоряжения,
произнесенные вполголоса, чуть ли не шепотом. Затем он поклонился ему, не
мешкая взобрался на свою лошадь и, послав прощальный поклон озадаченной
Луизе, скрылся за деревьями.
- Что случилось? - спросила она, когда Филипп вернулся и снова сел
подле нее.
- Я велел Жакомо ехать в Кастель-Фьеро и передать Эрнану, что сам
позабочусь о вас и вечером доставлю к нему целой и невредимой.
Щеки Луизы вспыхнули.
- Но зачем?
- Ну, во-первых, я уже неделю не видел Эрнана и решил сегодня навестить
его - ведь грешным делом я думал, что он находится в отъезде. А во-вторых,
я отослал Жакомо, чтобы остаться с вами наедине.
- Да?.. - Девушка еще больше смутилась. - Вы... Вы хотите остаться со
мной наедине?
- Мы уже остались наедине, - уточнил Филипп, смело обнял ее и привлек к
себе. - Согласись, милочка: как-то неловко целоваться в присутствии слуг.
- О Боже! - только и успела прошептать Луиза, прежде чем их губы
сомкнулись в долгом и жарком поцелуе.
Потом они сидели, крепко прижавшись друг к другу. Голова Луизы
покоилась на плече Филиппа, а он, зарывшись лицом в ее волосах, с
наслаждением вдыхал их пьянящий аромат, чувствуя себя на седьмом небе от
счастья. Филипп много раз целовался с девушками и сжимал их в своих
объятиях, но еще никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас. И тут
он понял, что нисколько не страшится близости с Луизой; он жаждет этого,
он просто сгорает от нетерпения поскорее лишиться своей невинности. Он
совсем не боится разочароваться в любви, испортить свои поэтические грезы
банальной прозой жизни, потому что настоящая любовь прекраснее любой
мечты...
- Сколько тебе лет, дорогая? - спросил Филипп.
- Пятнадцать.
- А мне только четырнадцать... Но это не беда, правда?
Луиза погладила его по щеке, затем нежно прикоснулась губами к его
губам. Глаза ее сияли от восторга.
- Это не имеет значения, милый. Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, Луиза. Я так тебя люблю! - Филипп бережно опустил
ее на траву, скинул с себя камзол и склонился над ней. - Знаешь, -
произнес он с таким виноватым видом, будто признавался в каком-то
неблаговидном поступке, - у меня еще не было женщин. Честное слово! Ты...
ты моя первая, моя единственная...
Луиза вдруг всхлипнула и задрожала.
- Господи! - прошептала она, поняв, что сейчас произойдет. - Господи...
- Что с тобой, родная? - всполошился Филипп. - Почему ты плачешь?
Луиза рывком прижалась к его груди.
- Я знаю, мы не должны...
- Почему? Разве ты не любишь меня?
- Люблю, но...
- Ты боишься? - спросил Филипп. Только с некоторым опозданием ему
пришло в голову, что она может страшиться близости с ним, как он страшился
близости с другими девушками. - Ты боишься разочароваться во мне?
Луиза немного отстранилась и удивленно посмотрела на него. Взгляд ее
выражал непонимание - то самое непонимание, которое неотступно следовало
за ними всю их недолгую супружескую жизнь.
- Я не боюсь разочароваться в тебе, - мягко сказала она. - Ведь мне не
с кем тебя сравнивать. Я боюсь... просто боюсь...
- Боишься, что я не люблю тебя? - вдруг осенило Филиппа. - Что я только
притворяюсь, изображая любовь? Что я просто хочу соблазнить тебя? Ты не
веришь мне?
Луиза покачала головой.
- Я верю тебе. Верю...
- Тогда почему ты такая грустная? Почему в глазах твоих слезы?
Луиза обреченно вздохнула.
- Это от счастья, милый. Вправду от счастья... и от страха. Я боюсь, но
не чего-то конкретного, а просто потому, что мне страшно. Страшно и все
тут, ведь это так естественно. - Она перевела дыхание, набираясь
храбрости. - И, пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Лучше поцелуй меня.
Филипп заглянул вглубь ее прекрасных карих глаз и будто растворился в
них целиком. В этот момент весь окружающий мир перестал существовать для
него. На всем белом свете были только он, Луиза и любовь, соединившая их
неразлучными узами. Любовь, которую Филипп так долго ждал и которая,
наконец, пришла.
"Люблю!" - шептали его губы.
"Люблю!" - стучало его сердце.
"Люблю!" - пело все его существо.
Он познавал любовь. Ему еще предстояло испить эту чашу до дна - радость
и горечь, муку и наслаждение, боль и блаженство, надежду и отчаяние...
Глава V
МУЖЧИНА
Солнце клонилось к закату. Филипп лежал, растянувшись на траве, и
бездумно глядел в небо. На его груди покоилась голова Луизы, ее волосы
щекотали ему шею и подбородок, но он не убирал их - щекотка была приятной.
И вообще, все связанное с Луизой было ему приятным. Филиппу казалось, что
он не лежит на земле, а парит в воздухе. Все его тело охватывала сладкая
истома, мысли в голове путались, порой устремляясь в самых неожиданных
направлениях, но над всем этим доминировало всепоглощающее чувство
спокойного и безмятежного счастья.
В том, что он испытал с Луизой, было нечто фантастическое. Его ощущения
не поддавались никакому анализу, их невозможно было разобрать по косточкам
и разложить по полочкам. Теперь-то Филипп понял, что нет и быть не может
ответа на вопрос: "Что такое любовь?", ибо она - один из абсолютов бытия,
явление такое же безусловное, как рождение и смерть, это одно из таинств
жизни, и пытаться описать его так же бессмысленно, как объяснять, почему
через две точки на плоскости можно провести лишь одну прямую. Банальный
акт физической близости оказался чем-то несравненно более значительным,
чем просто плотское удовлетворение душевных порывов. После этого Луиза
стала для Филиппа не только дорогим и родным существом, но как бы
неотъемлемой частичкой его самого, кровью и плотью его...
Луиза заворочалась и подняла голову.
- Кажется, я задремала, - сказала она, сонно моргая глазами. - Я долго
спала?
- Нет, дорогая, - ласково ответил Филипп. - Самую чуточку.
- Это сколько?
- Ну, четверть часа, максимум - полчаса.
Луиза тяжело вздохнула и крепко прижалась к нему.
- Что случилось? - спросил Филипп. - Почему ты вздыхаешь?
- Да так, ничего. Просто... просто я думаю...
- О чем?
Она снова вздохнула.
- Ну как ты не понимаешь?! Я думаю о том, что произошло.
- А-а!.. Но чем ты встревожена? Ведь все было прекрасно,
замечательно... или нет? По-твоему, я сделал что-то не так?
- Ах нет, Филипп, не в том дело. Вовсе не в том.
- А в чем?
С минуту Луиза помолчала, прежде чем ответить.
- Мне очень неловко. Страшно неловко. Что подумает мой кузен? Что
подумают мои родные? Что подумают все остальные? Вчера Эрнан рассказывал
мне о тебе и вполне серьезно заявил, что боится знакомить нас. Ему-де
стыдно будет смотреть в глаза моим родителям, если ты соблазнишь меня.
Филипп поднялся и сел на траве.
- Так вот ты о чем! - наконец дошло до него. - Вот что тебя беспокоит!
- Ну да, - в смятении кивнула она. - Это меня и беспокоит. Но только не
подумай, что я сожалею, дорогой. Я ни о чем не сожалею. Ни о чем...
Филипп наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
- Глупышка ты моя! Как плохо ты обо мне думаешь. Ведь я люблю тебя и
хочу на тебе жениться.
Луиза вздрогнула и недоверчиво поглядела на него.
- Жениться? - переспросила она. - Ты хочешь жениться на мне? Ты не
шутишь?
- Никаких шуток! Завтра падре Антонио обвенчает нас, и мы станем мужем
и женой.
Ты согласна?
- О Боже! - в растерянности прошептала Луиза. - Боже... Это так
неожиданно...
- А ты думала, я просто хотел поразвлечься с тобой?
- Ну, вообще-то... Вообще-то я думала, что между нами такая разница...
- Это несущественно, милочка, - заявил Филипп с такой
безаппеляционностью, как будто сам был не до конца в этом уверен и
страстно желал убедить себя в собственной правоте. - Все это кастовые
предрассудки. Раньше я разделял их...
пока не встретил тебя. Теперь я понимаю, что грош им цена в базарный
день.
Теперь я понимаю Эрнана и его отца... Да что и говорить! Я уже не смогу
без тебя жить. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной - каждый день,
каждую минуту, каждую секунду.
- А твой отец? - спросила Луиза. - Неужели он согласится?
Филипп нахмурился.
- Отцу моя судьба безразлична, - после короткой паузы ответил он. - Для
него было бы лучше, если бы я вовсе не рождался. Думаю, ему будет все
равно, на ком я женюсь. Но даже если он воспротивится... В конце концов,
мне уже четырнадцать лет, я совершеннолетний и могу распоряжаться своим
будущим по собственному усмотрению, ни с кем не считаясь, не спрашивая ни
у кого позволения.
- Даже у папы Римского?
- Даже у папы. - Тут Филипп усмехнулся (не без грусти, надо сказать). -
Мой титул первого принца принимают всерьез только гасконцы, это тешит их
самолюбие.
А так никто не сомневается, что у короля Робера будут дети - ведь ему
еще нет двадцати, а королеве Марии и того меньше. Галльский престол мне не
светит, это всем ясно, и у святейшего отца нет причин вмешиваться в мою
личную жизнь... Гм.
Или почти нет, - добавил он, вспомнив о своих претензиях на родовой
майорат. - Но, в любом случае, наш осторожнейший папа Павел сто раз
подумает, прежде чем объявить недействительным уже свершившийся брак. А мы
обвенчаемся завтра же.
Жаль, конечно, что я не смогу пригласить всех своих друзей, но и
медлить со свадьбой не хочу.
- Почему?
Филипп немного помедлил, затем откровенно признался:
- Из-за тех же друзей. Далеко не все из них будут в восторге, что я
женюсь на тебе. Эрнан, конечно, не станет возражать, да и Симон де Бигор
будет рад - ведь он влюблен в Амелину. А вот остальные, особенно Гастон...
В общем, все они будут против.
- Понятно, - хмуро произнесла Луиза. - Что ж, вскоре тебе придется
столкнуться с их всеобщим негодованием. Сегодня же. Или, в крайнем случае,
завтра.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что сказала. К твоему сведению, почти все твои друзья гостят
сейчас в Кастель-Фьеро.
- Да ну! - Филипп изумленно вскинул брови. - И кто же?
- Их очень много. Человек шестьдесят, а то и семьдесят.
- Ого! Ничегошеньки! А я об этом понятия не имею. Странно, очень
странно... И когда они прибыли?
- Большинство вчера вечером, некоторые днем раньше, да и сегодня утром,
перед моим отъездом на прогулку, заявилось еще несколько гостей.
Филипп покачал головой.
- Ну и дела! Эрнан определенно что-то затевает. А если в это замешан и
Гастон...
- Граф д'Альбре?
- Ты его знаешь?
- Вчера Эрнан познакомил нас.
- Стало быть, и он сейчас в Кастель-Фьеро?
- Да.
- А его сестра?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг