совершенно другие. Просто пара животных, каких много в этом саду - самец и
самка. Не понимаю, как ты можешь говорить, что они похожи на кого-то из
тонких миров.
- Возмутительно! - поморщился Маг, глядя на эту пару, которая прошла
совсем близко, но так и не заметила его. Он провел рукой по голой икре
самки, та вздрогнула и с подозрением покосилась на высокую траву под
ногами. Видимо решив, что задела ногой за стебель, она успокоилась и
заговорила с самцом короткими, нескладными фразами из одного-трех слов. -
Скопировать для пары животных свою внешность и внешность своей любовницы!
Интересно, знает об этом Император? И зачатками разума рыжий их, кажется,
тоже наделил. Неудивительно, что небольшими, если он творил их по своему
подобию.
- Брось возмущаться, - посоветовала ему веревка. - Сам как будто никогда
не творил никакой чепухи.
- Ну, творил, - признал он. - Но я никогда не делал ее по своему образу и
подобию. По-моему, это кощунство - наделять совершенную форму убогим
содержанием, да еще создавать ее из плотного вещества. Такая форма
заслуживает божественной искры.
- Божественную искру нельзя использовать в работе. - Веревка повернула
узелок вслед прошедшим мимо животным, которые направлялись к двум растущим
посреди поляны деревьям. - Но если они вдруг съедят плод с одного из этих
деревьев... Какая неосторожность - оставлять их здесь без присмотра.
Маг весело засмеялся.
- Плоды с этих деревьев - самые невкусные из того, что растет в саду, -
сказал он. - Умышленно, наверное, чтобы никто зря не ел. Но хотелось бы
мне увидеть физиономию рыжего, если это случится!
- А что, по-твоему, тогда случится? - полюбопытствовала веревка.
- Ну, если они съедят плод с древа бессмертия, то ничего особенного.
Получатся две бессмысленные бессмертные зверюшки. Кажется, они безвредны,
тогда пусть живут в саду до конца пробуждения - кому они помешают? Все
равно они потом не проснутся - после ночи Единого просыпаются только
творцы. Но если они съедят еще и плод с древа познания добра и зла, вот
тогда... - Он не договорил фразу, пожав вместо этого плечами.
- Что - тогда?
- Они, наверное, получат божественную искру и со временем разовьются в
таких же, как мы. Станут бессмертными творцами и будут вместе с нами
встречать дни и ночи Единого.
- А если они съедят плод только с древа познания добра и зла?
- Тогда они тоже смогут достигнуть этого, но будут привязаны к саду Эдема.
Иначе они ничего не успеют познать - существа из плотной материи
неустойчивы, их короткой жизни будет слишком мало для этого. - Маг провел
рукой по снежно-белым волосам. - А это мысль! Представляешь, какая
получится шутка, как этот рыжий попрыгает? Нужно только, чтобы они съели
оттуда хотя бы один плод.
Веревка заинтересованно уставилась в спины животным. Она всегда была
любопытной.
- Ты говоришь, эти плоды невкусные?
- Ну, не такие, чтобы их нельзя было съесть. Уговорить бы этих зверюшек,
но я не смогу стать видимым для них без магии, а если я применю ее,
поднимется такой переполох! Талеста, может быть, ты попробуешь уговорить
их? Твоя магия иной природы, это охранное заклинание совершенно ее не
чувствует.
- Да, она - часть моей сущности, поэтому не заметна для него, - гордо
сказала веревка. - И сколько раз тебе повторять, что меня зовут...
- Знаю-знаю, - перебил ее Маг. - Но пока ты говоришь свое полное имя, они
уйдут с поляны. Лучше поторопись туда.
Веревка шмыгнула в траву и по-змеиному поползла к дереву. Маг сел на
траве, наблюдая издали, как она влезла на дерево и разговаривает с самцом,
до неприличия похожим на Воина. Вскоре она вернулась.
- Ну что? - нетерпеливо спросил ее Маг.
- Я поговорила с самцом, но он боится их есть. Говорит - ядовитые.
- С чего он взял?
- Я спросила то же самое. Он ответил, что так ему сказал его творец.
- Значит, рыжий показывался ему?
- Нет, он слышал только голос, но поверил. А эти зверюшки, видимо, если во
что-то поверят, то ничем из головы не выбьешь.
- Попробуй поговорить с самкой - самки всегда предприимчивее и
сообразительнее, - посоветовал Маг.
Талеста снова скользнула в траву. Вскоре он увидел, как самка, похожая
лицом на Нерею, но с пышными формами Императрицы, протягивает руку к ветке
древа. Она сорвала плод, откусила и, слегка поморщившись, проглотила.
Когда она протянула надкусанный плод самцу, выражение ее лица выглядело
уже не таким животно-бессмысленным.
Рядом с Магом, наблюдавшим за происходившими в животных переменами,
зашевелилась Талеста.
- Ты прав, она оказалась смелее, - сказала веревка, забираясь к нему на
пояс и присоединяясь к наблюдению.
- Как быстро действует! - восхищенно сказал он. - Никогда не видел, как в
живое существо проникает божественная искра. Там, в промежуточных мирах, у
творений другая суть.
- Что же теперь будет? - Талеста решила наконец забеспокоиться.
- Пошумят сначала, - предположил Маг. - Дознаются в хрониках Акаши, кто
это сделал, мне и рыжему дадут по шее, зверюшек выселят из сада в плотные
миры, чтобы исправить дело, затем начнут изучать короткую форму
сознательной жизни. Затем эти зверюшки - или они уже не зверюшки? -
перейдут в небытие, потому что плотная форма жизни нестабильна. Но как
может перейти в небытие божественная искра?
Он глубоко задумался, видимо озадаченный собственным вопросом.
- Что с тобой? - затормошила его Талеста.
Маг откликнулся не сразу.
- Я, кажется, поздно об этом подумал, - сказал наконец он. - Ну ладно,
посмотрим, что из этого выйдет.
- Ты чем-то встревожен? - продолжала допытываться веревка.
- Просто пытаюсь представить, как поведет себя божественная искра, когда
плотное тело больше не сможет ее удерживать. Она не может перейти в
небытие, но еще слишком неразвита, чтобы существовать самостоятельно.
- Почему неразвита? Ведь у высших сущностей это не так.
- Чего ты хочешь от яблочного огрызка? - пожал плечами Маг. - Конечно, она
божественная, но сознательности в ней пока не больше, чем в нем. У
бессмертной сущности достаточно времени, поэтому искра может бесконечно
развиваться в ней и в конце концов становится такой, как в нас. Говорят,
все мы когда-то получили бессмертие и сознание от двух яблочных огрызков,
но это было так давно, что никто уже не помнит. Неразвитая искра не имеет
памяти. Она не имеет собственного бытия, но не может и перейти в небытие.
Чепуха какая-то получается.
- И что же теперь будет? - повторила Талеста недавний вопрос, но на этот
раз он относился к совершенно иному.
- Не знаю. - Маг оценивающе разглядывал двоих существ, оживленно
переговаривавшихся под деревом. Кем они были теперь - животными? Высшими
сущностями, такими же, как он? Или чем-то совершенно иным? Наконец он
встал и направился к стене сада. - Пора нам уходить отсюда, веревочка.
Кажется, на этот раз мы с тобой загулялись.
Они перебрались через стену и отошли подальше, чтобы не потревожить
охранное заклинание сада Эдема. Маг притопнул о землю, братья Трапабаны
очнулись от дремоты и расправили крылья. Он взмыл вверх и сосредоточился
на переходе в тонкие миры. Его встретило чистое золотое небо, предвещавшее
восход Аала. В небе было непривычно пусто - все луны давным-давно ушли за
горизонт.
Ночь семнадцати лун закончилась, начинался рассвет.
Глава 2
Братья Трапабаны втянули крылья, бесполезные в тонких мирах, но Маг
остался висеть в воздухе. Это были его миры - миры, где мысль равнялась
действию, а ничья мысль, даже самого Императора, не была сильнее и
стремительнее мысли Мага. Однако на портале собственного жилища ему не дал
сосредоточиться рев сигнала тревоги, тяжелыми волнами разносившегося по
пространству.
- Это с границы Запретной Зоны, - насторожился Маг.
- Какой дикий шум, - заметила веревка. - Наверное, прорыв большой.
- А мы-то с тобой развлекаемся! Все, конечно, давно уже там. - Он
сосредоточился на переходе, превращаясь в белую молнию. Быстрее Мага в
тонких мирах не перемещался никто.
Мгновение спустя Маг уже материализовывался на границе Запретной Зоны. Он
с удивлением отметил, что прибыл на место прорыва первым. Однако времени
на удивление не было - кошмары Гекаты вгрызлись в границу по всей ее
ширине, пожирая пространство и время. Маг пустил вдоль границы вихрь,
чтобы отбросить их обратно в Зону, а сам сорвал с плеч плащ и ринулся в
бой.
Запретная Зона появилась в Аалане совсем недавно, с конца прошлого дня
Единого. Тогда многие обвиняли в этом Императора - говорили, что проявил
непозволительную мягкость, что нужно было отправить сумасшедшую в Бездну,
пока не стало поздно. Говорили, что в следующем воплощении ему уже не быть
Императором, но колодец предназначения решил иначе, снова вручив ему Посох
Силы.
Маг хорошо знал Гекату, в течение многих дней Единого бывшую одной из семи
Властей. Она обладала редким даром могущества - властью над временем и
пространством - и занимала за столом нынешнее место Иерофанта. Или, вернее
сказать, сейчас Иерофант занимал за столом ее прежнее место. Но, что ни
говори, такого дара, как у нее, у него не было, а одолеть Гекату и
уничтожить Зону мог только тот, кто превосходил ее могуществом или хотя бы
равнялся с ней. Поэтому Запретная Зона существовала и будет существовать
до тех пор, пока кто-нибудь из Сил тонких миров не разовьет свое
могущество до уровня Гекаты, то есть еще очень долго.
Как же это могло случиться? Маг не однажды задавал себе этот вопрос. В тех
воплощениях он был мальчишкой-подростком - таким он себя мыслил, а в
тонких мирах мысль равна бытию. Геката была могущественной, ему даже было
непонятно, почему она мыслит себя женщиной. Ему всегда казалось, что ей
куда больше подошло бы быть мужской сущностью, но она каждый раз
воплощалась в женском облике, чернокудрая красавица в фиолетовой мантии -
косо посаженные фиолетовые глаза, высокие скулы, тонкий точеный нос,
неимоверно длинные черные ресницы, кроваво-красные губы.
Это была опасная красота, к которой не хотелось приближаться, красота
ядовитого цветка. По крайней мере, так казалось Магу. Император, видимо,
был другого мнения, потому что Геката была его постоянной подругой, но
Магу всегда было не по себе, когда она останавливала на нем пронзительный
взгляд, называла красивым мальчиком и спрашивала, когда же он повзрослеет.
И ему не хотелось взрослеть.
Она творила не мелочась, помногу, взахлеб, целыми мирами. После нее
осталось множество миров со странными измерениями, с непонятными законами
пространства и времени, безжизненных миров, за освоение которых не брался
никто из младших Сил. Ее безумие надвигалось постепенно, можно было
своевременно предотвратить катастрофу, но Император так и не пустил в ход
свой Посох Силы. Говорили, что он проявил слабость характера, но Магу
казалось, что он просто не поверил, что такой ясный рассудок может
угаснуть, что такая мощная воля может не удержать могущество в подчинении.
Сойдя с ума, Геката создала в Аалане бурю пространства и времени. Все как
один кинулись усмирять сумасшедшую, но удалось только ограничить ее в
Зоне. Это сделал Крон, впоследствии ставший Иерофантом. Из-за чудовищных
искажений пространства и времени, созданных Гекатой вокруг себя, она
осталась недосягаемой для Посоха Силы, но то, что не удалось
могущественному Императору, отчасти получилось у Жрицы, которая наслала на
Гекату сон, длящийся и сейчас.
Когда сумасшедшая заснула, в долине Зари Бытия появился колодец
предназначения. Обычно он исчезал до следующего пробуждения, едва
определялась семерка Властей, но теперь возник в неурочное время, требуя
выбрать седьмого. Им оказался Крон, вынувший крест Иерофанта, и этому
никто не удивился, учитывая его заслуги во время укрощения Гекаты.
В тонких мирах наступило относительное спокойствие. Геката крепко спала,
но было невозможно запретить ей видеть сны, болезненные кошмары
сумасшедшего рассудка. Ей снились одни и те же сны - вечно, неутолимо
голодные пожиратели пространства и времени, которые немедленно воплощались
в бытие и вылезали из Зоны, пожирая миры.
Предполагалось, что когда они пожрут все, бытие исчезнет, превратится в
Бездну, но никому не хотелось проверять эти предположения, поэтому вокруг
Зоны было поставлено охранное заклинание, и по малейшему сигналу тревоги
Власти являлись на границу уничтожать оживших кошмаров. Младшим Силам это
занятие было запрещено как слишком опасное. Теперь тонкие миры жили под
постоянной угрозой быть съеденными кошмарами Гекаты.
Как же это могло случиться? Маг не однажды размышлял об этом. Он не
однажды пытался представить, что должно было случиться с рассудком творца,
чтобы тот отказался повиноваться своему обладателю. Это было важно для
него, он сам был творцом. Он никогда столько не думал о Гекате прежде,
когда она садилась за один стол с ним в зале Вильнаррата и, вскидывая
темные ресницы, устремляла на него фиолетовый взгляд. Он вспоминал, как
предчувствовал то, что впоследствии случилось с ней, как читал растущее
безумие в ее взгляде, как видел, но не верил себе.
Наверное, точно так же не верил себе и Император. Но колодец
предназначения снова поставил его первым из Властей, значит, тот сделал из
случившегося правильные выводы. Маг тоже стремился сделать свои выводы и в
конце концов решил, что она слишком увлеклась, слишком упилась своей
силой, не заметив, что в неограниченном могуществе кроется неограниченная
опасность. Он всегда относился к собственному дару беспечно, как к чему-то
неотделимому от него самого, но после несчастья с Гекатой стал
задумываться, осторожничать.
В этом дне Единого он воплотился не мальчишкой, а юношей. Но чувство
осторожности пока еще нередко изменяло ему, как, например, сегодня в
Эдеме. Сегодня он явно натворил что-то такое, о чем следовало бы
поразмыслить на досуге.
Однако сейчас у него не было этого досуга. Он был занят тем, что стоял на
одном колене посреди кошмаров и раскручивал над головой Ариндаль. С краев
плаща срывалась струя огненной плазмы и веером расходилась вокруг,
разрезая попадавшиеся на ее пути порождения больного рассудка Гекаты.
Сегодня это были черные кони с когтистыми лапами и волчьими зубами, из
спины каждого вырастал торс обнаженной черноволосой женщины с фиолетовыми
глазами и искаженным безумием лицом.
Красота Гекаты, оскверненная сумасшествием, была страшнее любого уродства,
но у Мага не было досуга, чтобы задуматься на этим. Ущерб, наносимый
кошмарами, был невосполним, поэтому нужно было отвлечь их на себя, пока не
прибудут остальные Власти. Но где они, неужели они ничего не слышат?
Кошмаров было слишком много, они не чувствовали боли. Плазменная струя
сносила головы коней и тела женщин, но оставшиеся части еще держались на
ногах и подбирались к нему, протягивая когтистые лапы. Пустое пространство
вокруг Мага постепенно сужалось. Наконец он с облегчением услышал знакомый
грохот колесницы Воина.
Воин перемещался в тонких мирах до смешного медленно, поэтому всегда
пользовался своей грифоньей колесницей. Вот они появились в небе -
Ксантогриффа, с золотистой шкурой, с гривой золотых волос вокруг белого
женского лица, обычно улыбчивого, сейчас хищно оскаленного, и
Меланогриффа, черногривая, черная, как Бездна. Ее мрачное смуглое лицо
горело нетерпением ринуться в битву. Они были впряжены в двухколесную
колесницу, на которой, натягивая вожжи, стоял рыжий Гелас, Воин.
Едва коснувшись лапами земли, грифоны сбросили упряжь и налетели на
фантомов. Воин выхватил меч и бросился вслед за ними, пробиваясь к Магу.
- Уйми ты свою махалку! - закричал он издали. - Еще снесешь мне голову
ненароком!
Маг поднялся с колена, опустил плащ и стал размахивать им перед собой,
описывая восьмерки. Воин пробился к нему, они встали спина к спине,
отбиваясь от наседающих кошмаров. В небе раздавались всплески грохота -
один за другим прибывали остальные Власти. Судья перелетела границу и
напала на кошмаров с мечом, заметалась в битве, словно язык пламени в
своем оранжевом одеянии. Суровый Иерофант незаметно остановился у границы,
но там, куда он указывал крестом, один из кошмаров бесследно исчезал.
Жрица и Императрица не владели боевой магией, но тоже прибыли сюда. Их
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг