- Откуда ты взялся? - спросил я.
- Из города, естественно. Надоело... Валере хоть бы что, а меня джаз
изводит. В общем, сбежал. Ключ свой забыл у Валеры, пришлось идти сюда.
Прихожу - тебя нет, лежат эти тетради, я человек любопытный, ознакомился.
А тут вваливается Рамзес, тащит тебя. Говорит - нервное переутомление. Я
себе думаю - с чего бы это? Ну ладно,- оборвал он себя, и взгляд его
неожиданно стал жестким. - Что случилось у телескопа? Что ты там видел?
- Какая разница? - сказал я. Вспоминать не хотелось. После случившегося -
может, кончилась моя способность? Об этом я думал, этого боялся. Не до
объяснений.
- Не хочешь, не надо, - миролюбиво сказал Юра.- Тогда я сам скажу. Все,
что у тебя тут написано, страшная чепуха. Для фантастики нефантастично,
для науки - антинаучно. Ты ищешь объяснений, а сам толком не установил -
может, это галлюцинации. К примеру... Вспомни одно из э-э... видений и
попробуй в нем что-нибудь изменить. Мысленно. Если это плод воображения...
Ты слушаешь?
Я слушал. Я представил себе диск-звездолет на фоне зеленой планеты. Я
попробовал пристроить к диску ходовую рубку - как на атомном ледоколе. Не
получилось. Я четко видел сероватый диск, тусклое пламя, сквозь которое
мог даже разглядеть контуры материка с желтой береговой полосой. А рубка
расплывалась, исчезала, едва только я переставал думать о ней.
"Доказательство, - подумал я. - Какое это, к черту, доказательство? Для
кого оно? Для шефа или для психиатра? Мало ли что я могу себе мысленно
представить, а что - нет?"
Я начал вспоминать все звезды подряд, воображал их иными, и мне это не
удавалось. Я видел, что видел - не больше и не меньше.
- Не можешь? - сказал Юра и сел на кровать, я почувствовал, как застонали
пружины. - Это уже хорошо. А теперь попробуй представить себе планету
около Новой Хейли. Попытайся разглядеть новые подробности, каких ты не
увидел или не заметил, когда смотрел в телескоп. Смотри и описывай. Ищи
новое.
Юра говорил как гипнотизер - внушительно и, по-моему, не своим голосом.
Новое. Я вгляделся в картинку и почувствовал, как опять появляется боль.
Как нарастающая волна цунами - нужно остановить ее. Вот она медленно
опадает. Стихла. Но в какое-то короткое мгновение, когда волна уже
перевалила через береговые заслоны, будто именно боль прорвала плотину. Я
понесся еще ближе к планете, к какой-то точке на границе света и ночи. Это
был город. Он раскинулся как спрут: улицы-щупальца, дома-шпили с длинными
четкими тенями. Город не горел, но вокруг него все дымилось, и над домами,
площадями редкими зеленоватыми пятнами неслись клубы полупрозрачного дыма
и облачка пламени. Город казался вымершим, но в то короткое мгновение,
когда я увидел его, я мог просто не различить движения. Главное - это был
город, настоящий город, чужой город.
- Ну что? - нетерпеливо сказал Юра.
- Как будто город, - неуверенно ответил я. - Дома, улицы. А может,
показалось. Раньше я ничего такого не видел. Или не обращал внимания.
Запомнил механически. Я больше смотрел на пожары...
"Разговорился, - подумал я. - Зачем я все ему рассказываю? Сейчас наш Юра
глубокомысленно нахмурит брови, посидит минут пять и родит мышь.
Совершенно ясно. Потому что в сознании у него, как и у меня, впрочем,
сверлит одна мысль - невозможно. Никто никогда не видел звезд вблизи,
этого не допускают физические законы".
- Чего нам недостает, так это гениальности, - пробормотал Юра.
Точно. Гениальности нам не хватает. Если человек заявляет, что может
читать мысли, можно дать ему мысленное задание. Если может спать на
гвоздях, готовят ему постель. Ну, а если человек говорит, что ему являются
привидения? Чем проверишь? Энцефалографом? Окулист и невропатолог ничего
не скажут. Остается психиатр. Вот и весь сказ. Таких, как я, только более
настырных, нужно искать в желтых домах. Собрать всех с аналогичными
синдромами и попросить описать горящую планету. Психи расскажут кто во что
горазд. Но если найдутся несколько человек, которые опишут одну и ту же, в
мельчайших деталях картину... До чего я дошел? Общее собрание психов.
Старший инженер Луговской отправляется в командировку по сумасшедшим домам
Европы...
А если я один такой? Если таких за всю историю человечества были десятки?
Может быть, таким был Свифт, писавший триста лет назад о спутниках Марса?
Безнадежная затея - искать себе подобных.
Что остается? Первое: искать объяснение самому. Второе: смотреть на
звезды, искать подробности, которые сегодня не были бы видны никому ни в
какие телескопы, но завтра должны были бы проявиться. А я бы каждый раз
предупреждал заранее. После десятого предупреждения даже Саморуков
заинтересуется...
Есть и третий вариант: смотреть и молчать. Записывать. Ждать удобного
часа. Так и буду, как мистер Кэйв в уэллсовском "Хрустальном яйце". Уж
он-то мог убедить кого угодно. Вот яйцо, смотрите сами. Нет, молчал,
прятал под подушкой, глядел по ночам, наслаждался неведомым...
Я открыл глаза, вспомнив, что Юра сидит и ждет. Но Рывчина не было. У
самого моего носа лежала на одеяле записка: "Спи спокойно, дорогой
товарищ. Тетради я взял с собой. Поговорим утром".
"Куда же он пошел, - удивился я, - у него же нет ключа..." Мысль
шевельнулась лениво - я уже засыпал.
11
На меня шеф не взглянул. За пультом телескопа сидел Юра и страдал. Страдал
явственно и нарочито, чтобы Саморуков понял: заставлять Рывчина вести
наблюдения есть кощунство.
Шеф вернулся утром, не очень довольный: ночи в Крыму были облачными,
удалось снять всего один спектр. Сейчас Саморуков ходил под куполом
быстрыми шагами, натыкался на толстый кабель, ушанка висела на нем, как
опрокинутая кастрюля, полы пальто развевались. Снаружи было ясно, но очень
холодно. Снег еще не выпал, но я был уверен, что к утру тучи закроют небо.
Видимо, и шеф в этом не сомневался.
- Вот первый спектр, - шепнул мне Юра, протянув кассету. - Отнеси
проявлять.
- Мир? - спросил я.
- Временное прекращение огня. Праздник - операторы и лаборанты танцуют в
городских кабаках. Так что я на твоем месте. Ты - на чьем-то еще.
- Понятно.
- Ему понятно!-вскричал Юра и оглянулся на шефа.- Что за абракадабра в
твоих записях?
- Не про тебя писано, - сказал я и проскользнул в фотолабораторию. Было за
полночь, но спать не хотелось. Весь день по совету Рамзеса я провалялся в
постели, встал под вечер, поработал с гантелями и пошел гулять. В окнах
Ларисы горел свет - неяркий и теплый. Почему-то и Ларисе не сиделось в
городе... На дороге меня и догнал вахтер с приказом шефа явиться на
телескоп.
Я вытащил пластинку из фиксажа и включил свет - в глаза будто впились
иглы, маленькие снаряды были прямой наводкой в затылок. Каждый фотон -
снаряд. Я стоял, привыкая к свету и к той мысли, что мелькнула в голове.
Сумбурная и, вероятно, неверная идея, но в моей тетради ее еще не было.
Я вышел под купол. Все-таки было у меня какое-то везение - шеф ушел, а
Юра, воспользовавшись случаем, читал детектив. Я и спрашивать не стал -
влез в люльку и поехал к телескопу. Юра у пульта поднял голову, но ничего
не сказал. Подниматься в главный фокус я не решился.
Не знаю, чего я ждал. Мрачный выжженной пустыни и скалистых впадин на
месте океанов? Все было иначе, и это "иначе" означало, что разум победил.
Он набирал силы, ждал и взялся за дело в тот самый миг, когда яркость
Новой достигла максимума.
Пожаров на планете не было. Исчезли черные тучи дыма, и лишь кое-где
появлялись искорки пламени. Я хотел увидеть город, но на терминаторе -
границе света и тени - был океан, такой же голубой и спокойный, как
несколько ночей назад. Планета вращалась, и город погрузился во тьму, в
ночь. Исчезли и точечки-мошки, они сгинули вместе с огнем, может, именно
они и погасили пламя. Они были пожарными, питались жаром огня и умерли
вместе с ним. Так я подумал, и мне захотелось увидеть, что стало со
звездой.
Яркий желтовато-белый диск был окружен почти невидимым ореолом. Ореол
будто проявился на сетчатке глаза и стал сетью. Впечатление было именно
таким - будто на звезду набросили тонкую сеть-паутинку. Она была похожа на
каплю, острый ее конец смотрел в сторону зеленой планеты. Я продолжал
искать и нашел паука. Он висел в самой вершине паутинки - на острие капли.
Это был диск, тот самый диск-звездолет или другой, такой же. Значит, это
не было бегством, диск летел к звезде, чтобы укротить ее, запереть,
поймать в сети, силовые или энергетические. Сети, которые не дадут звезде
разогреться.
"Куда нам до них, - подумал я. - Вспыхни сейчас Солнце- и все, конец роду
людскому. А они выстояли. Они все предвидели и были готовы". Мне стало
радостно, будто не чужие, может быть, страшные на вид существа, а я сам
командовал сражением и спас свой мир.
Я хотел разглядеть диск поближе, увидеть, как выходит из него
сеточка-паутинка. Но что-то удерживало меня: я боялся повторения
вчерашнего. "Пора слезать, - подумал я. - Я и так увидел больше того, что
могу понять. И голова начинает болеть. Стучит в висках".
- Нагляделся? - спросил Юра, когда я подъехал к пульту и спрыгнул на пол.
Он уже не читал, рука его лежала на клавише возврата люльки. Он не хотел
мне мешать - слушал, идет ли шеф. Сейчас он ждал рассказа.
Я рассказал, и Юра вздохнул:
- Может, ты все это и видел, но кого ты сможешь убедить? Нужно разглядеть
что-то такое, что можно подтвердить спектроскопически. Наука изучает
объективную реальность. А твоя реальность пока необъективна...
- Вот тебе и фонтан идей, - сказал я, зная, что Юра обидится.
- Что ты понимаешь в астрофизике, технарь несчастный,- спокойно сказал
Юра. - Фонтан идей тебе нужен? Пожалуйста!
- Послушай, Юра, - начал я, но Рывчин уже завелся.
- Идея первая, - грохнув стулом, Юра стал ходить в узком промежутке между
пультом и балконной дверью.- В обсерватории поселился представитель иной
цивилизации, который раньше уже побывал во многих звездных системах. Он
обладает даром телепатии, и ему ничего не стоит внушить тебе картинку с
экзотическим видом. Вопрос в том, почему он выбрал тебя?
- Я не астрофизик, - сказал я, - эксперимент чище. Пропустив мои слова
мимо ушей, Юра перешел ко второй гипотезе.
- Представление о каждой звезде, обо всем, что человек видит, складывается
в мозгу на основе предыдущих представлений, на основе прочитанного и
вообще всего, что человек знает. Складывается подсознательно в
определенный образ, и образ этот всплывает, как только картинка
оказывается завершенной. Образ воспринимается как реальный. Ты даже можешь
изучать его, искать подробности, которые в нужную минуту всплывают из
подсознания.
- Отлично, - сказал я. - Как ты объяснишь, что я видел начало гибели
звезды на сутки раньше вспышки?
- В главном фокусе и не то увидишь, - буркнул Юра.- Что, не нравятся идеи?
- Они сколочены по модным рецептам...
- Ну-ну... - заинтересованно сказал Юра.
- Пришельцы, телепатия и подсознание. Самые модные темы для салонных
интеллектуальных бесед.
- Может быть, - пожал плечами Рывчин. - На моду тоже можно смотреть
по-всякому. В десятых годах модно было говорить о теории относительности.
Не понимали, а говорили. Теория относительности от этого хуже не стала.
Пришельцы, телепатия и подсознание. Когда Юра перечислял эти химерические
гипотезы, какая-то фраза или слово прозвучали у меня в мозгу резонансом, я
даже на секунду подумал - вот решение. Но секунда улетучилась, и теперь я
не мог вспомнить.
Мне почудились шаги внизу, приглушенный разговор. Юра тоже услышал, сказал:
- Шеф.
- Всегда он не вовремя, - буркнул я.
- Не скажи, - с готовностью подтвердил Юра. - Говорят, наш шеф даже
родился не вовремя. На два месяца раньше срока. Или на два столетия. И
жениться решил не вовремя. Шастает по ночам...
- Кто собрался жениться? Шеф? - Для меня это было новостью. Шевельнулось
что-то, связанное с женитьбой шефа. Я не успел додумать, Саморуков уже
ходил под куполом большими шагами, на меня и не смотрел. Он не со мной
говорил, а с неким "иксом", сотрудником лаборатории, который только и
делает, что нарушает трудовую дисциплину.
- Что это значит, Луговской? Вы больны, а я узнаю об этом последним.
Завтра утром чтобы вас в обсерватории не было. Пишите заявление - неделя
отгула за работу в выходные дни.
- И вот еще, - он остановился передо мной, мне даже показалось, что в
темноте глаза его светятся, как у кошки.- За то, что вы самовольно были
вчера на наблюдениях, получите второй выговор. Вы знаете, как я к вам
отношусь, но во всем нужна мера. Запомните раз и навсегда: вы должны
делать то, что говорю я. Иначе мы не сработаемся. Ясно?
Он пошел к пульту, заговорил с Юрой - я для него не существовал. Я
представил, как он приносит Ларисе добытую с неба звезду и ждет согласия.
Конечно, он его получит. И тогда Саморуков начисто забудет о Ларисе,
потому что никогда не вспоминает о работе, которая закончена, о цели,
которая достигнута. Неужели Лариса не понимает этого?
- Вы еще здесь, Луговской? - шеф поднял голову от пульта. - Идите, идите.
Вернетесь через неделю. До сви данья.
12
Никуда я не поехал. Проснулся поздно, с головной болью. Перед глазами
стояла Новая Хейли, диск-звездолет, который казался золотистым в свете
звезды. Что в нем? Люди, такие, как я? Или механизмы, надежно
запрограммированные? Для чего сеть? Сеть ли это? Аналогии, аналогии.
Неуместные, ненужные. Тому, что я видел, нет названия в земном языке, а их
речи я никогда не услышу. И что бы я ни придумал по этому поводу, будет
неверно и глупо.
Я оделся и пошел на работу, старательно обходя места, где мог встретить
шефа, - как страус, прячущий голову в песок.
Погода была мерзкая - Медвежье Ухо, подобно сгорбленному атланту,
подпирало темно-серый купол, и купол этот медленно оседал на землю белыми
хлопьями первого мокрого снега. У входа в лабораторный корпус стояла
Лариса, мокрая, как цыпленок.
- Жду тебя, - сказала она, не здороваясь. Я оглянулся, мне почему-то
показалось, что позади маячит фигура Саморукова и слова эти обращены к
нему.
- Людочка простудилась в дороге, - сказала Лариса. - Ночью был жар. А
теперь она хочет сказку.
- Вот и стал я народным сказителем, - вздохнул я.
Людочка лежала в постели, укутанная по самые уши. Увидев меня, она достала
из-под одеяла руки, потянулась и тоненьким голоском сказала:
- Папка пришел...
Я посмотрел на Ларису. Людочкины слова я воспринял как часть какой-то
игры. Лариса стала пунцовой. Она наклонилась над кроваткой, сказала
торопливо:
- Доченька, дядя Костя пришел рассказать тебе сказку...
Я начал рассказывать про паучка, плетущего сети. Огромные сети, которые он
расставляет на главной звездной дороге - Млечном Пути. Звезды, большие и
малые, спешат по своим звездным делам, а на пути вдруг вырастает сеть,
звезды попадают в нее, потому что они не привыкли сворачивать с пути. И
тогда нападает на них паук. Пауком управляют люди, почти такие, как мы.
Они набирают звездную энергию, чтобы дать жизнь своей планете, чтобы могли
двигаться поезда, летать самолеты, светить фонари в ночных городах.
- Ты видел паучка? - с уважением и страхом спросила Людочка. Она привстала
в постели, смотрела на меня, как на Илью Муромца.
- Видел. Звезда большая, а паучок маленький и золотистый.
- Поймай его. Я тоже хочу посмотреть. Ладно, папка? Опять! В дверях стояла
Лариса, она все слышала, и лицо ее болезненно скривилось.
- Спи, Людочка, - сказал я. - Ты больна. Я пойду охотиться...
На работу решил не идти. Отдыхать я могу на законном основании - не все ли
равно уважаемому шефу, где я буду поправлять свое здоровье?
Но все шло вкривь и вкось в этот день. Единственное место, где я
решительно не хотел бы встретиться с Саморуковым, это вход в дом Ларисы.
Столкнулись мы в подъезде, и оба опешили от неожиданности.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг