более могущественного существа - матери.
В мире существовали совесть во всех ее многочисленных модификациях и
эгоизм в таких ипостасях, о каких материальному человеку, верящему в то,
что эгоизм суть свойство именно человеческой природы, не дано было ни
знать, ни догадываться. Идеи понимали друг друга, отрицали друг друга и
даже использовали друг друга, чтобы победить в важном споре. Но никогда с
начала времен идеи друг друга не любили. Идея любви не возникла до тех
пор, пока не начался диалог с Миньяном, точнее, с той его сутью, которая
заключалась в Алене Винокур - Даэне, Той, Кто Ждет, женщине, для которой
любовь была сутью ее существа.
Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной изменила то, что меняться не
могло и не менялось с начала времен. Что-то происходило - не с идеями,
которые были сутью каждого живущего, но с представлениями о Вселенной.
Мрак. Для погибавшего материального существа мрак стал последним
представлением о покидаемом мире.
Мрак - ничто. Отсутствие материи. Смерть. Но отсутствие материи означает
присутствие духа - а это благо.
Нет. Благо - когда материя и дух неразделимы и дополняют друг друга. Это
закон.
Нет такого закона. Не было. Теперь есть.
Материя и дух дополняют друг друга так же, как мрак дополняет свет.
Свет? Что есть свет? Пустое понятие, оболочка неопределимой
мертворожденной идеи.
Так было. Теперь не так. "Я расскажу вам, что такое свет, - это была мысль
Вдохновенной-Любви-Управляющей-Вселенной, - и расскажу, что такое мрак.
Нет пустых оболочек. Есть оболочки, которые были пусты, но которые теперь
наполнятся содержанием. Духовным и материальным. Я - Любовь".
Должно быть, совсем в ином мире подобное чувство испытывал Моисей,
поднявшийся на гору Синай и услышавший из огненного куста: "Я - Бог твой".
Раскрывались неведомые прежде понятия, а пустые оболочки идей наполнялись
содержанием.
Мрак равнозначен отсутствию. Свет - присутствие идеи. Свет невозможен без
мрака, отрицание невозможно без утверждения.
Заповеди.
Есть мир, и он един.
Есть дух и материя, они неразделимы, и это единение спасет мир.
Почитай идеи, породившие тебя, ибо это истина.
Не убивай материальную суть, ибо убиваешь себя.
Не убивай суть духовную, ибо это ты.
Прими чуждое, ибо нет чуждого в едином мире.
Полюби чуждое, ибо любовь создает единство, а единство суть спасение.
Противоречь, ибо нет развития без противоречий.
Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной готова была доказывать
необходимость каждой заповеди, но делать это ей не пришлось. Не то чтобы
все разумные сущности мира немедленно восприняли новые идеи, но и спорить
никто не решился. Каждая из заповодей обрела сознание и возможность
распространять себя. И имя, конечно. Новые имена были странны, они
содержали столько слов, сколько было необходимо носителям разума.
Почитатель-Идей-Вещающий-Истинное. Отрицатель-Убийства.
Воспринимающий-Чуждое. Указатель-Противоречий. И сущность, имя которой
состояло вовсе из одного слова - Создатель.
Никто не пытался спорить с Почитателем-Идей-Вещающий-Истинное, а те, кто
слушал Вещающего-Истинное, понимали, что не спорить нужно, а принимать
новое в той форме, в которой оно явилось в мир. Так где-то и когда-то
евреи безропотно склонились перед сошедшим с горы Синай Моисеем, что,
впрочем, не помешало им впоследствии грешить, нарушать, каяться, веровать,
стремиться к Творцу и бежать от Него - в общем, жить.
Жизнь продолжалась, и Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной призвала
Создателя сделать то, что составляло смысл его имени.
Глава одиннадцатая
Миньян ощутил себя обновленным во мраке и безмолвии. Ни мрак, ни безмолвие
не угнетали его, как это было при прежнем рождении, - напротив, мрак
помогал понимать духовную суть мира, а безмолвие помогало общаться.
Он заговорил с Вдохновенной-Любовью-Управляющей-Вселенной и от нее узнал о
том, как был спасен. Он заговорил с Создателем и узнал о своем
предназначении в мире. Только Миньян мог изменять законы природы,
поскольку только в нем действовали природные законы всех трех миров,
возникших после Большого взрыва.
Много оборотов назад родилось и начало расширяться единое Мироздание,
состоявшее из материи и духа. Будучи по природе своей существом бесконечно
разумным, Мироздание ощутило восторг, сменившийся вскоре чувством ужаса.
Материя и дух отделились друг от друга.
Что произошло? Флуктуация материи? Сбой мысли? Этого не мог знать ни
Создатель, ни, тем более, Миньян. Они понимали только, что когда
закончилась взрывная стадия расширения, Мироздание распалось на три
составляющие: три Вселенных начали независимое существование -
бессмысленное, безнадежное и заранее обреченное.
Первая Вселенная оказалась материальной - дух, как мировая сущность, был
низведен до функции движения атомов и полей. В результате с неизбежностью
получилось, что больше двенадцати миллиардов лет в материальной Вселенной
не существовало никаких проявлений разума.
Материя так и не осознала себя - разве что на уровне человеческих
индивидуальностей. В конце концов человек создал понятие об идеальном, о
духе, о Боге - разумная материя пыталась хотя бы на уровне воспоминаний
воссоздать истинную свою сущность.
Естественно, понятие об идеальном, не будучи таковым на самом деле, лишь
разобщило людей. Когда духовное является функцией деятельности
материального мозга, а мозг, в свою очередь, возникает в результате
эволюции вещества и поля, то и рождение Вселенной по-разному
представляется ученому, исследующему движение галактик, и богослову,
верящему в разумный акт творения. Единое действие расщепилось, и о сути
его человек, как бы гениален он ни был, догадаться не мог. Впрочем, он не
мог догадаться и о том, что не способен догадаться, в чем на самом деле
состояла истина.
Человек сконструировал себе духовный мир, пытаясь (возможно, на уровне
глубинных материальных инстинктов) востановить нарушенное единство
Мироздания, но создать истинный дух он не мог, поскольку имел дело с
материей и только с ней. Совесть, честь, идеал, мечта, вера - придавая
этим понятиям духовный, внематериальный смысл, человек все равно не
выходил в осознании этих сущностей за рамки своего вещественно-полевого
мира. Совесть не жила самостоятельной жизнью, но была порождением
человеческих поступков и вне их становилась абстрактной бессмыслицей.
Идеал был всего лишь рожденным в мозгу человека представлением - движением
атомов и полей, а не самостоятельной и самодостаточной мировой сущностью.
Человек создал систему представлений об идеальном, в которой истинно
идеальному места не нашлось, поскольку идеал не существовал вне
человеческих о нем представлений. Была ли честь самостоятельной сущностью
- вне человеческого общества и созданной им морали? Была ли
самостоятельной сущностью любовь - вне сугубо материальных особенностей
человеческого организма, необходимых для продолжения рода?
Вторая Вселенная имела, казалось бы, все шансы выжить, в отличие от
материального мира. Здесь равно и раздельно существовали материя и дух.
Материальное могло обращаться в духовное, а дух - в материю. Сначала это
происходило самопроизвольно, а когда и во Второй Вселенной возникла
разумная жизнь, человек научился пользоваться законами взаимопревращения
материи и духа, создавая из идеи жилища его материальную конструкцию, а из
вещественной структуры дерева или земли - конструкцию духовную, не
способную, впрочем, к саморазвитию. Духовная составляющая мира разумной
так и не стала.
Третья Вселенная оказалась миром духовным, миром разумных и развивающихся
идей, абсолютно, однако, чуждых всякой материи.
Все три Вселенных изначально были обречены на гибель - по той причине, что
ни одна из них не была настолько совершенной, чтобы существовать вечно.
Ибо вечно только совершенство.
В Первой, материальной Вселенной человек стремился к совершенству, однако
законы природы были здесь бездуховны, и потому истинного совершенства в
этом мире существовать не могло. Первая Вселенная была обречена.
Во Второй Вселенной человек, стремясь к совершенству, умел создавать
вещество из мысли и обращать вещество в мысль, но духовная составляющая,
не будучи самостоятельно разумной, такой способностью не обладала. И
потому Вторая Вселенная была обречена тоже.
Идеи, населявшие Третью Вселенную, не могли достичь совершенства в своем
мире, поскольку полагали материю не только противоположной духу, но
принципиально ему враждебной сущностью. Мысли, идеи обладали разумом,
материя же представлялась им косной и безмысленной - следовательно,
подлежащей уничтожению. Потому на гибель была обречена и Третья Вселенная.
Три обреченных мироздания могли спастись, достигнув совершенства: вновь
став единым целым, каким была Тривселенная в момент Большого взрыва.
Глава двенадцатая
Даэна проснулась, когда солнце еще не взошло, а редкие облака, повисшие
над домиком, отсвечивали багровым и казались круглыми щитами, о которые
разбивались крупные капли рассвета.
Она полежала немного, вспоминая - не мыслями, но телом, - ощущения
прошедшей ночи. Создатель хотел знать все, и Даэна говорила с ним каждой
своей клеткой, ею же и созданной не далее как вчера вечером: она хотела,
чтобы ночь была счастливой, и собрала себя такой, какой видела в
собственном воображении. Ночью она была с Ариманом, и они любили друг
друга, их было двое в одном существе, и голова от этого шла кругом, ей не
было так хорошо даже тогда, когда она была земной женщиной по имени Алена.
Она встала, оглядела себя в зеркале (ах, как хороша, слов нет, впрочем,
Создатель лучше понимал без слов) и немного прибралась по дому. Постель
стала мыслью о постели, Создатель подхватил ее, как принимает опытный
теннисист направленный ему мяч, и родилась идея, способная к
самостоятельной жизни - Постель-Принимающая-Тело. Даэна уже привыкла к
тому, что, создав материю из пустых оболочек идей, она могла возвращать
созданное в состояние духа, но уже в новом качестве - наделяя сознанием,
самостоятельным именем и невозможной прежде сутью. Конечно, Создатель
помогал, но Даэна не всегда улавливала его неощутимые для материального
сознания движения.
Даэна вышла за порог и застыла в изумлении: лик Создателя смотрел на нее
со светлевшего неба. Она поразилась, но и испугалась, потому что не
ожидала явления именно сейчас, когда вокруг была утренняя тишина и
хотелось побыть наедине с собой и ночными воспоминаниями.
Жаль, - подумала Даэна, - это было так хорошо. Создатель ждал, и Даэна
отступила, отдав Миньян власти и разуму Пинхаса Чухновского.
- Что случилось? - спросил Чухновский.
- Затруднение, - сообщил Создатель, улыбнувшись уголками губ. Чухновский
понимал, конечно, что видит не улыбку, а лишь ее идею, мысль об улыбке,
преобразованную сознанием, но не мог заставить себя прямо глядеть в
небесный лик - все уровни его наследственной памяти и общей памяти Миньяна
протестовали против того, что Создатель - Вездесущий, Всезнающий и
Всесильный - может явиться человеку не в виде символа, а как реальное
существо, глядящее с неба на землю.
- Затруднение, - продолжал Создатель, - заключается в том, что
Очищение-Требующее-Покаяния оказалось идеей нежизнеспособной. Она погибла
во время последней дискуссии. Мы пришли к заключению, что покаяние
является все-таки исключительным атрибутом материального мира. Нам понятна
идея вины, это жизнеспособная идея, и многие из нас влючили понятие вины в
свои жизненные установки. Моя вина, например, в том, что я являюсь тебе в
понятном для тебя образе, не будучи тем, за кого ты меня принимаешь. Но
покаяние, которое я должен принести... Кому? И какая новая идея возникнет
в результате? Не будет ли следствием новая вина и, следовательно,
необходимость нового покаяния? И если наша задача - спасти мироздание от
гибели, то не окажется ли непрерывность вины и покаяния тем циклом,
который не позволит нам выполнить предназначенное?
- Покаяние, - сказал Чухновский, - это признание ошибочности некоего
действия, обещание не допускать подобного впредь. Почему у вас, таких
мудрых, возникли затруднения в понимании этих простых истин?
- Это не простые истины, - возразил Создатель. - Понятие вины включает в
себя понятие о действии. О материальном действии. Для нас нет ничего
сложнее этого. В дискуссии с тобой, когда ты называл себя Генрихом,
возникла мысль о том, что твой переход из материального мира был вызван
действием, которое ты-Генрих назвал убийством. Определение убийства,
данное тобой-Генрихом, и вызвало последующую дискуссию. Материальное
убийство не является уничтожением материального же носителя, но только
лишением его определенных атрибутов. Мы же определили убийство как
преднамеренное уничтожение идеи во время дискуссии. Но в дискуссии
неизбежно рождается новая идея, более совершенная и способная к
саморазвитию. Если убийство влечет за собой вину, а вина требует покаяния,
то из этого следует, что убийство недопустимо. Значит, необходимо
сохранять жизнь любой идее, даже противоречащей общему направлению
развития мироздания?
- Но речь идет о разных вещах! - воскликнул Чухновский. - Убийство
разумной идеи не может вызвать вины, поскольку возникает новая идея, более
совершенная.
- Верно, - сказал Создатель. - И тогда понятия вины и покаяния не могут
быть применимы к нашему миру. Это пустые оболочки идей. Между тем, не
введя эти идеи в общую для нас систему представлений, мы не сможем понять
твой мир, а ты не поймешь наш.
- О Господи, - сказал Чухновский. - Только ли эти два понятия лежат между
нашими мирами? Боюсь, мы никогда не поймем друг друга полностью.
- Мы уже понимаем многое, как и ты, - возразил Создатель. - Мы поняли то,
чего не понимали от начала времен: материальный мир необходим для
выживания мироздания. Если бы Вдохновенный-Ищущий-Невозможное не победил в
дискуссии, тебя бы не было...
- Спасибо за напоминание, - сказал Чухновский. - Меня не было бы. Не было
бы всех нас, кто во мне и в ком я. И ты, говорящий об этом, не испытываешь
бы по этому поводу вины?
- Нет, - помолчав, сказал Создатель. - Я не могу испытывать то, чего не
существует. Вина и покаяние - пустые оболочки, не заполненные разумом. Они
названы, но их нет.
- Существуют только разумные идеи?
- Идея не может быть неразумной.
- Идеи создает человек, воспринимая их от Бога! Господи, почему ты
искушаешь меня? Почему заставляешь толковать истины, которые ты сам вложил
в меня - человека?
- Ты противоречишь себе. Это тоже свойство разумной материи?
Чухновский молчал. Он смотрел в сиявший над ним небесный лик Создателя и
ждал откровения, как когда-то ждал божественного откровения Моисей,
взошедший на гору Синай. Он готов был внимать Создателю, любить Его,
бояться, как боятся сурового, но справедливого отца, но не был способен
перечить Создателю и, тем более, что-то ему объяснять, потому что Он не
мог не понимать все. И значит, задавая вопросы, искушал.
В глубине сознания Чухновский понимал, что Даэна напрасно призвала его. Он
должен уйти. Пусть иная суть Миньяна говорит с Создателем.
Мысль о том, что Создатель может быть не всеведущим и не всемогущим, была
для Чухновского невыносима. Он вглядывался в себя, того, каким был
когда-то, не в своей жизни, о которой не знал ничего, а в прошлых, и
находил там многочисленную череду служителей Бога, все его предки верили в
Него, любили и знали, что Он справедлив.
Уйди, - сказал он себе и сам себе ответил:
- Уйти - значит сознаться в том, что все мои жизни были ошибкой. Не могу.
Создатель воспринял эту мысль как ответ на вопрос.
- Поэтому материальный мир погибает, - сказал он. - Противоречивая идея
теряет разум и, следовательно, жизнь. Пустые оболочки мысли - тому пример.
- То идея, - пробормотал Чухновский, уходя. - А человек только потому и
развивался, что противоречил сам себе.
- Нет, - убежденно сказал Создатель. - Противоречить себе невозможно.
- Давай разграничим законы природы, - сказал Генрих Подольский, ощутив,
как уплывает в подсознание бывший раввин, не сумевший говорить на равных с
нематериальным существом, которое он инстинктивно воспринимал как Бога,
создавшего Вселенную.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг