- Давай разграничим законы, - повторил Подольский, не узнавая смотревшее
на него из небесной глубины лицо Создателя. Создатель чаще других идей
говорил с Миньяном, но видимый его облик менялся раз за разом, и, пока не
начнешь говорить, нельзя было быть уверенным в том, что перед тобой именно
та идея, что являлась в прошлый раз. - Один из фундаментальных законов
мира материи - закон сохранения. Вселенная, возникшая двенадцать
миллиардов лет назад...
- Лет? - прервал Создатель.
- Мы уже договорились о единицах измерения, - укоризненно сказал
Подольский.
- Мы? Да, ты прав. Ты говорил об этом с
Вдохновенной-Любовью-Управляющей-Вселенной. Я знаю, что такое год.
Продолжай.
- Моя Вселенная - назовем ее Первой - возникла двенадцать миллиардов лет
назад. Определенное количество вещества. Определенное количество энергии.
Материя сохраняется - она не может перейти в идею, в ничто. Во Второй
Вселенной законы сохранения иные - они включают в себя в равной степени
дух и материю. В Третьей Вселенной - твоей - существует закон сохранений
духовной сути, но материя не сохраняется, верно?
- Да. Но это не объясняет противоречия, которое ты...
- Объясняет. Законы сохранения в твоей Вселенной выполнялись до тех пор,
пока не пришел я. Мы. Миньян. Для начала мы создали материю из идей, отняв
у твоего мира его существенную часть.
- Нет. Материя была создана из пустых оболочек мысли. Ты называешь это
хаосом.
- Из пустых оболочек, которые могли стать разумными идеями. Теперь они ими
не станут. Но создав для себя среду обитания, мы продолжили мыслить, и в
твоем мире появились идеи, ранее в нем не существовавшие. Любовь.
Покаяние. Совесть. Чисто человеческие идеи.
- Мы приняли их, - согласился Создатель. - Нарушения законов природы не
произошло, потому что Вселенная расширилась, вместив новые сущности.
- Законы были нарушены, - сказал Подольский. - Возник новый закон
сохранения, включающий переход материи в дух, только и всего. Но не в этом
дело. Насколько я понимаю, в твоем мире и прежде возникали не рожденные
идеями материальные предметы. Иначе откуда бы вам вообще знать о том, что
такое материя?
- Да, это так.
- И вы эти предметы уничтожали, превращая в пустые оболочки идей -
заботились, понимаете ли, о будущих поколениях.
- Это тоже верно.
- А в нашем мире происходили противоположные процессы. Человеку в голову
приходила мысль, которая вроде бы ни из чего не следовала. Наитие. Чаще
всего человек поступал с этой мыслью так же, как вы поступали с
материальными артефактами: уничтожал ее, превращал в объект памяти, по
сути - в пустую оболочку. Дальше. Разберемся с проблемой смерти. Я умер в
своей Вселенной и возник во второй - на поле Иалу, где приходили в мир
личности, способные к активной мыслительной деятельности. Восемь моих
сущностей появились во Втором мире именно таким образом. Двое - Антарм и
Ормузд - возникли иначе. Они тоже пришли во Второй мир из Первого, но - на
поля Сардоны. И могли изначально легко создавать материю из духа и
обращать в идеи материальные предметы и явления. Более того, Ормузд - имя
бога света и добра в одной из земных мифологий. Почему Аркадий Винокур,
перейдя во Второй мир, ощутил себя Ариманом и был принят Ормуздом именно
как Ариман, бог зла и мрака в той же мифологии? Это означает, что связь
между Вселенными была всегда. Она воспринималась подсознательно каждым
разумным человеком. Связь между Вселенными стала основой мировых религий.
Кстати, этой идеи нет в твоем мире.
- Религия? Это пустая оболочка.
- Естественно, для тебя пустая. Но раввин Чухновский, который был мной
только что, всегда, во всех своих прежних жизнях, верил в то, что
существует Бог, создавший материю из хаоса. Он всегда верил, что после
смерти попадет в высший мир, приблизится к Творцу, воссияет в его свете.
Если это не идея о Второй и Третьей Вселенных, искаженная человеческим
сознанием, - то что это такое? Я убежден, что и ты можешь привести примеры
связи твоей Вселенной с миром Ученых и с моим материальным миром. Дело в
интерпретации.
Физиономия Создателя в небесной выси неуловимо исказилась - должно быть,
он хотел изобразить какую-то человеческую эмоцию, но еще плохо умел
управляться с материальной мимикой.
- Пожалуй, - сказал он. - Появление материальных артефактов. Дискуссия об
этом состоялась очень давно, я не могу ее помнить, поскольку с тех пор
много раз разделялся на жизнеспособные идеи... Но знаю - эта дискуссия
произошла примерно через двадцать оборотов Вселенной после ее начала.
Именно тогда родился Способный-Знающий-Материальное. Он утверждал, что
материя является вместилищем пустых оболочек, из которых формируются новые
идеи. Материя была всегда, но обычно мы ее не воспринимаем. Она является
нам лишь тогда, когда в мире возникает недостаток пустых оболочек. Общими
усилиями материя уничтожается, пустые оболочки входят в мир, придавая
новый стимул дискуссиям.
- Но в таком случае, - поразился Подольский, - появление материального
объекта должно быть для вас благом - ведь это стимул к развитию!
- Нет, - сказал Создатель. - Нет, все наоборот. Вселенная развивается,
когда в результате дискуссии рождается новая идея. Пустая же оболочка
становится фоном, она разумна, но не способна к развитию. Я не могу найти
сравнения в твоем мире, чтобы объяснить так, как понимаю...
- Темная материя, - сказал Подольский. - Мой дед был астрономом, и эта
память во мне сохранилась. Он жил в двадцатом веке, и я не стану
объяснять, что это значит. Его звали Евсеем. Темой его исследований была
темная материя. Фон Вселенной. Я скажу так, как понимал он. Когда родился
- точнее, когда был зачат - мой отец Натан, деду было двадцать восемь, и
он еще не был крупным специалистом, каким стал впоследствии. Поэтому эта
часть моей наследственной памяти не полна... Дед был уверен в том, что
темная материя - это гибель Вселенной.
- Пустые оболочки, - сказал Создатель. - Твои мысли - пустые оболочки.
- Не могу себе представить, как ты это воспринимаешь... Опишу, как понимал
дед. После Большого взрыва, когда возник наш мир, назову его Первой
Вселенной, материя была размазана в расширявшемся пространстве почти
равномерно - и вещество, и излучение. Почти. На самом деле равномерность
была не вполне идеальной. В результате возникли флуктуации, нараставшие
как снежный ком...
- Как снежный ком, - повторил Создатель.
- Это я попробую объяснить в другой раз, - поспешно сказал Подольский. -
Никогда не знаешь, какое слово станет в твоем мире зачатком идеи, а какое
останется пустой оболочкой... В общем, мелкие неоднородности нарастали, и
возникли галактики, звезды, планеты... Вселенная расширялась. Энергия
первичного взрыва разгоняла материю, будто ветер, надувающий паруса
древнего корабля. А сила тяготения заставляла материю сжиматься, будто
шарик, сжатый в кулаке. Если материи недостаточно, чтобы притяжение
остановило расширение, то - замечательно! Расширение будет продолжаться
вечно, и вечным окажется развитие. Там, конечно, свои сложности, дед
понимал их, а я нет, и объяснить не могу... В конце прошлого века
астрономы обнаружили, что видимой материи во Вселенной недостаточно для
того, чтобы сила тяжести остановила расширение. Но оно все равно
тормозилось! Значит, в мире существовала какая-то другая, невидимая
материя. Одни ученые считали, что это коричневые звезды - слишком слабые,
чтобы их можно было увидеть в телескопы. Количество их огромно, они
притягивают, из-за них-то Вселенная и оказывается обречена на сжатие и
следовательно, - на гибель. Другие считали, что виноваты не звезды, а
материя, которая существует как бы в другом пространстве-времени, - черные
дыры. Впрочем, это все детали. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Наша
Вселенная погибнет - так же, как и твоя. В твоей Вселенной, в Третьем
мире, расширение уже сменилось сжатием, потому что слишком много оказалось
пустых, не заполненных идеями оболочек. А оболочек этих оказалось много,
поскольку их изначально было более чем достаточно. К тому же, они и сейчас
возникают, когда в твоем мире появляется материя.
- Да, - согласился Создатель.
- Ну вот, - с удовлетворением произнес Подольский. - А в нашем мире то же
самое происходит из-за невидимой материи, существовавшей изначально. И...
Он замолчал. Мысль, пришедшая в голову, показалась Подольскому нелепой,
говорить о ней не хотелось, но и не сказать он не мог тоже, потому что
Создатель не речь воспринимал, конечно, а мысль, и если Подольский хотел
очертить для себя контуры возникшей идеи, то нужно было о ней подумать, но
тогда идея оформится, и собеседник осознает ее, как часть своего мира, ту
пустую оболочку, одну из множества, из-за которых его мир обречен на
гибель, как обречена на гибель Вселенная, в которой Подольский оставил
свою жизнь, свое тело, свою судьбу.
- Думай, - сказал Создатель. - Идея должна родиться. Думай.
- Еще одна пустая оболочка... Зачем?
- Пустая оболочка может стать живым существом. В твоем материальном мире -
я не могу этого исключить - скрытая материя, о которой ты говоришь,
рождается из идей, пришедших из нашего мира, как ты пришел к нам из своего.
- Минуя Вторую Вселенную?
- Нет, пройдя через нее и преобразовавшись в ней.
- Не понимаю.
- Мы должны это понять вместе. Пустые оболочки идей в нашем мире и темная
материя - в твоем. В результате - оба мира обречены. Во Второй Вселенной,
видимо, такая же ситуация.
- Что я знаю о Второй Вселенной? Я не помню ее. Я оставил там свою память,
чтобы вырваться в ваш мир.
- Ты не мог оставить свою память. Ты мог лишиться ее материального
носителя. Но как могла быть утеряна суть?
- Повтори, - потребовал Подольский.
- Память - существо нашего мира. Ты не мог оставить ее в мире, наполовину
состоявшем из материи.
- Но я - мы все, кроме Аримана, - лишился памяти там...
- Почему Ариман свою память сохранил?
- Не знаю. Ариман - воплощение зла. Он утверждает, что убил каждого из
нас, хотя и не понимает - зачем.
- Оставим это пока. Память - живое существо. Я помню прошлое - свое и всех
идей, ставших частью моей сути. Но это не значит, что память - моя часть,
она самостоятельна, она разумна и не уничтожима.
- Не понимаю. Ты хочешь сказать...
- Я хочу сказать, что в дискуссии с Учеными ты лишился материальной
энергии своей памяти и только потому забыл обо всем, что помнил. Но суть
памяти энергией не обладает, она не материальна. Перейдя в нашу Вселенную,
ты должен был ее сохранить.
- В виде пустой оболочки...
- Нет! Пустая оболочка возникает именно из материальной субстанции, память
же - та ее суть, что осталась в тебе - нематериальна.
- Почему я ничего не помню о том, каким был? - в отчаянии воскликнул
Подольский.
- Ты помнишь. Но ты не умеешь работать с абсолютно нематериальными
носителями. Ариман умеет. Поэтому он помнит.
- Но ведь я - это он, и он - это я. Мы - одно.
- Да, в материальном плане вы стали одним существом, имя которому Миньян.
Но я ощущаю вас раздельно. Как же иначе я говорю именно с тобой, а не со
всеми сразу?
- А Ормузд? Антарм?
- Все равно.
- Я могу вспомнить все?
- Ты все помнишь.
- Нет!
- Да. Говори со своей памятью так же, как говоришь со мной. И она тебе
ответит так же, как отвечаю я.
- Память - вне меня?
- Память в тебе. Вот аналогия, которая, возможно, будет более понятна. Ты
говорил о втором "я", о том, как твое материальное сознание способно вести
дискуссии с самим собой. Разве твое второе "я" менее разумно, чем первое?
- Значит, чтобы вспомнить, я должен спросить сам себя? Но я уже не раз
делал это, размышляя, и память молчала.
- Спроси, - повторил Создатель.
И исчез.
Подольский исчез тоже - сознание его растворилось, и никакая другая
личность не заняла оставленное место. Миньян стал единым существом -
единым и единственным. Он размышлял.
Правота Создателя представлялась ему сейчас очевидной, но задать
собственной памяти прямой вопрос Миньян не решался, понимая, что, если
личность его объединила десять независимых человеческих сущностей, то же
произошло и с памятью. Не возникла ли сумятица воспоминаний, разобраться в
которой окажется невозможно?
Чтобы избежать хаоса, нужно было обратиться к самому яркому воспоминанию.
Чтобы вспомнить самое принципиальное событие в жизни, нужно знать, о каком
событии могла идти речь, то есть помнить о нем... Порочный круг.
Нужно вспомнить, и невозможно это сделать.
Разорвать этот круг логически Миньян не сумел, и тогда прозвучал крик
измученного сознания, вынужденно запертого в оболочке, вовсе для него не
предназначенной.
"Я люблю тебя! - сказала Даэна. - Любовь позволила мне - и тебе, какой ты
есть, - выжить в этом мире. Разве может быть что-то более значительное,
чем любовь? Я люблю тебя, и если память вообще существует, ты должен
помнить, и я должна помнить"...
...Это была обычная московская квартира - три комнаты и гостиная со
встроенным в стену телепроектором. Они пришли после работы, уставшие и
немного даже разозленные, потому что эксперимент закончить не удалось, а
начальство в лице Халдеева, чтоб он был здоров, вызвало его в кабинет и
долго распекало по поводу, который ему даже и не запомнился, потому что он
думал совсем о другом, а она думала о том же, ожидая его у выхода на
Дачный проспект, и когда он наконец выбежал из подъезда, то показался ей
не человеком, а духом, воспарившим в небо на белых крыльях. Потом, правда,
крылья оказались лепестками зонтового плаща (он думал, что идет дождь, а
дождя не было, и он свернул плащ, выйдя на улицу), но ей уже было все
равно, и она поцеловала его прямо на стоянке, никто не видел, а если и
видел, то какая разница?
Дома у него она прежде никогда не была, и все в квартире ей показалось
уродливо разбросанным по разным углам. Она решила, что наведет здесь
порядок - потом, когда придет сюда хозяйкой. А он думал, что она уже
хозяйка в этом доме, он поймал ее взгляд, брошенный на груду биодискеток,
и на остов разобранного стереосканера, и на остатки вчерашнего ужина в
тарелке, которую он не успел убрать утром, уходя на работу, а потом,
приглашая ее к себе, даже не подумал о том, что дома беспорядок, да что
там беспорядок, - попросту бардак, выражаясь хотя и не по-интеллигентски,
но зато уж точно по-русски.
Он так и не сказал ей того, что она хотела услышать. Оба знали, что слова
ничего не изменят в их отношениях. Все, что они думали друг о друге, можно
было сказать вслух, а можно было не говорить, и даже лучше, наверное, было
не говорить, потому что любое слово искажает мысль, а оставаясь
невысказанной, мысль не искажается, но все равно ей хотелось услышать это
слово ушами, а не подсознанием. Услышать и повторять, и потом, когда это
произойдет, ей будет проще и понятнее жить, но сначала нужно услышать...
Он взял ее руки в свои и сказал буднично:
- Вот так я живу. Так я живу без тебя. А теперь здесь ты. И все стало
иначе. Я вижу, что все стало иначе, а ты не видишь. Ты еще не видишь.
- Вижу, - сказала она, отняла у него свои ладони и отошла, чтобы видеть
лучше.
Так они и стояли минуту, другую, третью, смотрели друг на друга издали и
говорили друг с другом, а потом как-то совершенно неожиданно оказались в
спальне, она не понимала, куда делся тот интервал времени, в течение
которого она вошла в эту комнату, а он сорвал покрывало, а она (сама? или
с его помощью?) освободилась от одежды, именно освободилась и, только
ощутив кожей прохладу освеженного воздуха, поняла, насколько она свободна.
От всего, что было, и от всего, что будет. И даже от того, что происходило
сейчас, она тоже была свободна, потому что это происходило вроде и не с
ней.
И только тогда, когда уже не имело смысла говорить что бы то ни было,
потому что любое слово превращалось в стон, он прошептал ей на ухо, а ей
показалось, что это был крик:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг