исходило тепло, будто острые маленькие иголочки впивались в кожу.
- Эй! - услышал я высокий голос и вздрогнул. - Куда ты идешь? Потом ведь
год не отмоешься!
Я обернулся. В нескольких шагах от меня стоял мальчишка лет десяти. На нем
была широкая накидка, перевязанная в поясе. Можно было бы принять его за
бродягу, если бы не тщательно остриженные и причесанные на пробор волосы и
большое блестящее кольцо на среднем пальце левой руки.
- Ты уже знаешь свое имя? - спросил мальчик.
Я подумал. Нет, я не знал своего имени. Наверное, я слишком поторопился,
нужно было еще немного полежать и освоиться.
- Тогда понятно, - кивнул мальчик. - Иди-ка сюда. Здесь сухо.
Я подошел к мальчишке и увидел, что он стоит на плоском желтоватом камне,
потрескавшемся, будто от жара пустыни. Мальчик и не подумал протягивать
мне руку, пришлось самому отлеплять подошвы от грязи и влезать на низкий
постамент, теплый и сухой, но почему-то тоже липкий.
- Ну и замазался ты, - неодобрительно сказал мальчишка. - Я и слов таких
не знаю, чтобы камень поля от грязи поля очистить.
- Не понимаю, - пробормотал я.
- Ты лучше имя свое вспомни, - пробурчал мальчишка. - Меня, к примеру,
зовут Ормузд, и я могу многому тебя научить.
- Ариман, - сказал я.
- Что? - Ормузд поднял брови. - Это имя или слово?
Конечно, это было слово. И еще это было именем. Моим. Или нет? Скорее -
нет. Не имя это было, конечно, а код того имени, которым я пока не мог
пользоваться.
- Ариман, - повторил я. - Это слово, и это код имени. Моего.
Ощущать на ногах грязь было неприятно, я отлепил от тела лист и нагнулся,
чтобы почиститься.
- Ариман, - тихо сказал Ормузд у меня над головой, - ты знаешь, для чего
пришел в мир?
- Чтобы понять и покарать, - пробормотал я и, сказав уже, понял, что
ответил, не подумав, на вопрос, который уже задавал себе сам. - Понять и
покарать, - повторил я и добавил: - Прости, Ормузд, но я не знаю, что
говорю.
Ормузд отодвинулся на противоположный конец камня, едва не оступился, но
удержал равновесие, взмахнув руками, и сказал с легким смешком:
- Ты меня поразил. Если ты пришел именно за тем, о чем говоришь, то почему
оказался здесь, а не на поле Сардонны? Нет, чего-то ты в себе еще не
понимаешь.
- Послушай, - раздраженно сказал я, - не мог бы ты помочь мне выбраться из
этой грязи?
- Конечно, - добродушно протянул Ормузд. - Послушай, как тебя там, скажи
слово - ты же его знаешь.
- Какое слово? - удивился я.
- То, которое ты сказал недавно. Код имени.
- Зачем?
- Тебе нужно в город или нет? - рассердился Ормузд.
- Нужно.
- Так скажи слово и не делай вид, что... Погоди, - прервал он сам себя. -
Ты действительно не понимаешь разницу между словом и именем, между вещью и
названием вещи, между движением и мыслью о движении?
Мальчик оказался философом. В его возрасте я задавал себе и окружающим
вовсе не такие вопросы.
- Ну вот что, - сказал Ормузд деловито. - Так мы тут до захода простоим.
Повторяй за мной, если сам ничего не знаешь. Скажи: Ариман.
- Ариман, - повторил я, пожав плечами.
Ударил колокол, камень ушел у меня из-под ног, но я не упал, потому что
застывший воздух поддерживал меня, как подпорка поддерживает статую,
голубое небо стало сначала черным, через мгновение серым, а потом исчезло,
сверху меня накрыл тяжкий купол, пришлось напрячь спину, на плечах лежал
весь мир, а я был Атлантом, который...
Атлант?
Это не мое имя. И Ариман - не мое. Меня зовут Аркадий. Аркадий Винокур.
И сразу стало легко.
Легко и главное - понятно. Настолько понятно, что я не понял, как
существовал прежде. Здесь и сейчас я должен был существовать иначе.
По-другому. И вовсе не с той целью, о которой сказал Ормузду.
Понять? Покарать? Какое это имело значение в мире, куда я пришел взрослым
человеком с опытом младенца?
Я понял, где оказался, и получил право на отдых.
Я опустился на теплую сухую поверхность и заснул так, как не спал никогда
в жизни. Ни в той жизни, ни - тем более - в этой.
* * *
Мне приснился сон.
Я стоял на вершине холма, склон которого был покрыт яркозеленой травой и
мелкими цветами, желтыми и розовыми. На мне был коричневый балахон из моих
собственных мыслей. Почему мысли были коричневыми, я не знал. Вероятно,
потому что я не успел отдать их в чистку.
Я стоял и смотрел вниз, туда, где у основания холма меня ждала женщина. В
отличие от меня, она была обнажена - ей незачем было надевать на себя
одежду из мыслей и образов, она была такая, какая есть, и не хотела
казаться иной. Женщина смотрела на меня. У нее была совершенная фигурка
богини, сосочки на высокой груди выглядели двумя крупными ягодами, и мне
захотелось дотронуться до них, и еще до волос - коротких и очень темных,
почти черных. Я знал, что, протянув руку, сумею ощутить теплоту ее кожи,
хотя разделяло нас не меньше сотни метров. И еще я знал, что, протянув
руку, смогу ощутить холод разделявшего нас пространства и убедиться в том,
что мы так же далеки друг от друга, как тогда... недавно... давно... где?
- Здравствуй, - сказала женщина и улыбнулась, отчего в моей крови
воспарили пузырьки, и я подумал, что сейчас взлечу, будто воздушный шарик.
- Здравствуй, - сказал я, но женщина не услышала.
- Ты пришел, - сказала она, - но как ты далеко... Если бы я знала твое
имя...
- Ариман, - сказал я, ощутив неудобство, будто имя это на самом деле
принадлежало не мне, другому, я взял его себе временно и должен был отдать
обратно.
- Если бы я знала твое имя, - печально повторила женщина, и я понял, что
она действительно не слышит меня.
- Ариман! - крикнул я так, что холм, как мне показалось, зашатался.
- Если бы я знала... - еще раз сказала женщина, не услышавшая и крика.
Нужно спуститься, - подумал я. - Вниз - легко.
Но это оказалось трудно. Невозможно. Я сделал шаг и, опуская ногу на
трявяной покров, понял, что не должен был этого делать, потому что...
Я оказался в другом месте и в другое время.
Где и когда?
Я так и не узнал этого, потому что проснулся.
Глава вторая
Я оделся - одежда висела на стуле, это был балахон из вчерашних мыслей,
спрессованных сном в ткань, эластичную и мягкую, как кожа младенца. Я
умылся - для этого и руки не нужно было притягивать, я ощутил влагу на
своем лице и понял - это так, а потом сбежал по трем высоким ступенькам и
оказался на улице. Мыслей в воздухе оказалось немного, и я быстро с ними
управился, рассортировав по степени значимости.
"Опять собака Арнштейна спать не давала, - эта мысль витала над домом
соседа справа. - Если у нее нет имени, это еще не значит, что можно
беспокоить честных людей".
Ерунда, - подумал я, - Арнштейны потому и не нарекают своего пса никаким
именем, что не хотят давать ему слишком большой воли. Только оборотней мне
здесь недоставало для полного счастья.
"Тася, я тебя люблю, вернись!" - это был вопль души, почти осязаемый, он
висел высоко над домом соседа слева. Еще немного страсти, мысль
действительно материализуется, и бедовая Тася, покинувшая ночью своего
влюбленного мужа, конечно, вернется, домой, но нужно ли это им обоим?
Наверняка бедняга Офер не выдержит напряжения - он и сейчас на грани, - и
кто тогда станет за ним ухаживать? Не Тася же, на самом деле,
возвращенная, но не вернувшаяся!
А над домом напротив болталось, будто воздушный шар на привязи,
простенькое, но почему-то не исполненное желание: чаю с молоком и плюшку.
Нет, лучше булочку. Нет, плюшка по утрам - это в самый раз. А может,
булочка вкуснее?
Да решись наконец, - подумал я, и на столе у соседа возникла большая чашка
с чаем, а плюшка так и не появилась, потому что думали мы вразнобой, он
хотел материального, вещественного, а мне достаточно было идеи, мысли о
плюшке, и я насытился сразу, ощутил в желудке тяжесть еды и пошел вдоль
домов, не отзываясь больше на мысленные призывы. Мне-то, в конце концов,
какое дело?
Важных для меня мыслей не было во всем городе. Я обошел его, будто планету
- пошел от дома на восток, а вернулся с запада, сделав полный круг. Должно
быть, было еще рано: солнце недавно взошло и не очень-то охотно рвалось
вверх. За то время, что понадобилось мне для утреннего путешествия, оно
успело подняться до крыш и лежало на них подобно лентяю, не желающему
встать с постели.
Небольшой городок. Здесь не было даже простого склейщика, умеющего
приводить мысли в соответствие с реальными предметами. Неужели у них не
случаются подобные казусы?
- Случаются, конечно, - произнес рядом со мной тонкий голос, и я,
вздрогнув, обнаружил сидевшего на ступенях моего дома Ормузда. Мальчишка
глядел на меня с откровенным удивлением, и я понял причину.
- Прости, - сказал я, присаживаясь рядом. - Я должен был поздороваться,
как делают приличные люди.
- Здравствуй, - кивнул Ормузд. - А почему ты подумал о склейщиках?
- Мне приснился сон, - объяснил я. - Мечта. Я точно знаю, что это мечта.
Идеальный конечный результат. В реальной жизни ее нет. Может быть, нет для
меня. Может быть, нет вообще. Я хочу знать. Хотя бы знать, понимаешь? С
воображением у меня проблем нет, а вот со знанием...
- Со знанием у всех проблемы, - глубокомысленно заметил мальчик. -
Послушай, может, войдем в дом? На свежем воздухе, слишком много чужих
мыслей, а мне и своих достаточно.
Мы вошли - я впереди, мальчишка за мной - и прошли в кухню. Стол здесь был
вполне вещественным - то ли дуб, то ли другое, столь же твердое дерево, -
а все остальное еще не было создано и представлялось как бы в дымке, идеи
вещей всегда выглядят не очень ясными, пока о них не подумаешь, как о
реальных предметах.
Я подумал, и газовая плита с кипевшим на ней чайником стала четкой
настолько, что я услышал, как булькают пузырьки воздуха. Естественно, меня
отнесло в сторону, пришлось схватиться за дверной косяк, а то меня вынесло
бы из кухни в прихожую. Ормузд хмыкнул, глядя, как я барахтаюсь, и сказал
покровительственно:
- Со мной тоже первое время случалось... Дай руку.
- Вот еще, - сказал я возмущенно. - Сам.
Я снял с плиты чайник и прикрутил вентиль. Не то чтобы мне было жаль газа,
но даже тихое шипение выводило меня сейчас из равновесия. В верхнем
шкафчике - то ли дерево, то ли пластик, не поймешь - я обнаружил две
большие фаянсовые чашки, натуральные, старые даже, они уже и не помнили,
когда были простыми мыслями о чашках.
- С сахаром или без? - спросил я. Сахара в доме не было, а утруждаться мне
не хотелось, и Ормузд это, конечно, понял.
- Люблю с сахаром, - заявил он.
- Я тоже, - сказал я. - А совесть у тебя есть? Я не могу все сразу.
Сахарница возникла на столе будто из ниоткуда, хотя я и видел - точнее,
помнил, потому что такие вещи всегда возникают сразу в памяти,
отпечатываясь в матрице мира, - как Ормузд встал, подошел к низкому шкафу,
что стоял у стены за столом, наклонился, открыл дверцу и взял с полки
тяжелую посудину, полную тонкого сахараного песка.
- Насыпать или сам? - спросил этот наглец, и я наградил его таким
взглядом, что, если бы я решился на материализацию, Ормузда отбросило бы к
стене, а то и размазало бы по ней, как масло по хлебу.
Мальчик пожал плечами, взял у меня из руки чайник и налил чаю нам обоим.
- И нечего хорохориться, - сказал он назидательным тоном. - Живешь без
году неделя, а туда же...
Я промолчал. Ормузд был прав, конечно. Спокойнее нужно быть. И к вещам
относиться проще.
Чай прояснил мысли, но это были мысли первого круга, мысли-бабочки,
быстрые и короткоживущие, из которых невозможно было даже сплести венок,
не говоря о чем-то более существенном.
- Ты уже решил, что будешь делать? - спросил Ормузд, допив чай и вытерев
губы ладонью.
- Да, - сказал я рассеянно. - Да, конечно. Буду искать.
- Это понятно, - пожал плечами мальчишка. - Иногда ищут даже те, кто
приходит, как ты, на поле Иалу. Я спрашиваю - что искать-то?
Чай в чашке неожиданно высох, я рассердился было, решив, что это проказы
Ормузда, но к счастью понял, что подумал о глотке прежде, чем сделал его,
и мальчик опять прав: вжиться надо, понять, обдумать, а потом уж и искать,
конечно. Все ищут. Верно. Я тоже - не исключение, хотя...
Я был исключением.
Я ощутил это, когда мысль попала в резонанс с движением тела - поднял
руку, чтобы пригладить волосы машинальным движением, и мысль поднялась
следом, и тоже сделала зигзгаг, и тоже - как рука - вздрогнула: я понял,
что не смогу сказать Ормузду о том, как поступлю в следующую минуту.
Я только покачал головой, стараясь не встречаться с мальчишкой взглядом -
он и по глазам мог прочитать хотя бы часть моих мыслей, и воплотить хотя в
часть слов, в часть закона, в часть тайны...
Я не хотел этого.
- В учении, - вздохнул Ормузд, отведя взгляд в сторону, - мне хуже всего
давались законы сохранения. Не любил абстрактные рассуждения. Расчет - не
по мне. А тебе, вижу, нравится.
- Да, - коротко сказал я.
Присутствие Ормузда не позволяло мне сосредоточиться. Нужно было обдумать
какую-то мысль...
- Послушай, - сказал я. - Если взрослый человек хочет побыть наедине с
собой...
- То другой взрослый человек, - перебил меня мальчишка, - обязан не
позволить ему этого, потому что понимает последствия куда лучше.
- Хорошо, - вздохнул я. - Но все-таки позволь мне побыть одному хотя бы
минуту. Только давай договоримся. Если тебе не понравится то, что мне
захочется сделать, оставь свои мысли при себе. Лучше вообще не думай
мыслями, а с образами я уж как-нибудь справлюсь.
- Конечно, справишься, - хмыкнул Ормузд. - Сколько у тебя было в школе по
законам сохранения?
- Мы их вообще не проходили, - сообщил я.
- Да? - поразился мальчишка. - Может, ты даже не знаешь законов
Юлиуса-Хокера?
- Кто такой Юлиус Хокер? - осведомился я.
- Не Юлиус Хокер, - поправил Ормузд, - а Юлиус-тире-Хокер. Альфред Юлиус
был физико-мистиком, он открыл законы перехода количества вещества в
качество мысли. А Биньямин Хокер был мистиком с физическим уклоном, и он
открыл обратный закон о переходе качества мысли в количество материи - не
только вещества, кстати, поля тоже, и потому это разные законы, а не две
стороны одного и того же. Вроде закона квадратичного тяготения. Понятно?
- Нет, - сказал я. - В вашей школе преподают чепуху. Что еще за
квадратичное тяготение?
Вопрос вырвался прежде, чем я успел прикусить язык. А мальчишка сразу
завелся, изображая профессора на кафедре заштатного университета,
довольного уже тем, что на его лекцию явился единственный заспанный
студент.
- Закон квадратичного тяготения не обманешь: чем плотнее духовная энергия
снов, тем эффективнее она преобразуется в потенциальную энергию силы
тяжести в момент пробуждения. Коммутация, понимаешь ли.
Мне стало смешно, и я не смог сдержать улыбки.
- И нечего смеяться! - прикрикнул мальчишка. - Слушай, когда объясняют. Ты
еще и дня не прожил, знать ничего не знаешь, с новопришедшими всегда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг