деться.
Вслед за Бенитом в дом притащился мерзкий старикашка Крул, ковырял
заскорузлым ногтем драгоценные фрески Аквилейской школы и ругался по поводу
выброшенных на ветер денег. "Одна мазня, туман какой-то, ничего не разобрать, -
бормотал старикан. - Не люблю я эти новшества". На кухне Крул обследовал каждую
кастрюлю, сделал поварам выговор за транжирство, в бельевой - распек служанок за
порванные простыни, умудрился отнять у управляющего чековую книжку, а потом
явился в таблин Пизона и пустился в рассуждения о политике, перемывая косточки
каждому из шестисот сенаторов по очереди. Пизон попытался заикнуться о том,
чтобы Крул убрался куда-нибудь подальше, но Бенит горой встал на защиту деда. И
банкир уступил, сам не зная почему.
Вскоре Пизону начало казаться, что он сходит с ума. Сходит, но никак не
может сойти.
- Папаша, ты слишком много пьешь, - заметил Бенит. - Наконец-то я могу
называть тебя папашей законно.
- Заткнись. Я не нуждаюсь в твоих советах.
- Неужели ты не хочешь послушать мои умные мысли?
- Бенит, мы оба висим на волоске. Драчка в подвале сорвалась, мой заказ не
выполнен, а этот олух Макрин пустился в бега. Я взял два клейма. Одно - чтобы из
Цезаря выпустили кишки, и второе, чтобы сделаться императором. Заплатил за
каждое миллион сестерциев. А что вышло? Пшик!
- Друг мой, это-то и хорошо. Потому что императором теперь стану я. А
Цезарь все равно умрет.
Пизон смерил своего только что усыновленного сынка презрительным взглядом.
Бенит сидел на высоком стуле и играл на клавиатуре органа пальцами ног. У него
была одна клавиатура - без труб. Но эти беззвучные упражнения чрезвычайно его
забавляли. Он приходил в восторг от одного нажатия клавиш.
- Что? Я посвятил тебя в свои планы, а теперь ты... - Пизон задохнулся от
подобной наглости. - Ты украл у меня идею, подонок!
- Разве подлость охраняется Римским правом? Напротив, насколько я помню,
одно из положений права гласит: "К постыдному никто не обязывает".
- Ничтожество!
- Неправда. Я - великий. Просто великие иногда кажутся людям примитивным
смешными и непонятными. Вот на тебя точно никогда не падет выбор.
Из-за твоего богатства. А я беден. Но при этом потенциально богат. Я там и
здесь. И нигде. Таких обожает толпа. Она влюбляется в них мгновенно и надолго.
Да здравствует толпа! За две тысячи лет она не сделалась ни умнее, ни
просвещеннее! Папашка, налей мне. Я хочу выпить за толпу.
Как ни странно, но Пизон исполнил просьбу Бенита.
- Папашка, мне очень понравился твой замысел, но я внес с него некоторые
коррективы. Я - твой корректор, папашка, цени. Кстати, ты знаешь, что Элий в
Риме? Нет? Приехал тайно. Говорят, он болен. Так вот, сегодня ночью я убью
Цезаря, а в убийстве обвинят Элия. Разумеется, с него снимут потом обвинение...
может быть. Но это не важно. Главное - бросить тень. Элию не избавиться от нее
до конца жизни. А главное, Руфин никогда не простит Элию смерти сына - не важно,
виновен сенатор или нет. А потом выйду я весь в белом. И стану императором.
Пизону казалось, что Бенит бредит.
- Поражен грандиозностью моих планов? - продолжал Бенит. - Я уберу Цезаря,
потом Руфин уберет Элия, а уж потом мы с тобой, дорогой папашка, придумаем, как
не торопясь убрать Руфина. Настало время массовой уборки. Урожай созрел.
Пизон вновь наполнил свой кубок и осушил.
- А потом ты уберешь меня?
- Нет, дорогой папочка. Ты сам устранишься. Отойдешь в тень и будешь мне
помогать добывать власть. А я буду помогать тебе добывать деньги. У нас будет
совместная компания. "Пизон и сыновья. Рим и провинции". Неплохо звучит? Мы как
два братца Диоскура - один бессмертный, другой - обычный человек.
- Потише, пожалуйста, - шепотом попросил Пизон.
- А что такого? Неужто Руфин не знает истории о двух любящих братьях
Касторе и Поллуксе? Не волнуйся, папашка, доносчиков никто не слушает нынче.
Лучше давай заключим пари на миллион сестерциев, что я сделаюсь Августом.
- Руфин еще жив и не собирается умирать.
- Миллион, папаша. Неужели тебе жаль миллиона для родного сыночка?
И он ударил разом двумя ногами по клавиатуре. Пизон сморщился, как будто
пронзительные звуки органа в самом деле раздались в комнате.
Отставной фрументарий Лапит пробирался по рынку меж женщин в ярких
двуцветных платьях и слуг с сумками и корзинами. Лапит любил сам ходить на рынок
и выбирать зелень и фрукты. А еще он непременно останавливался возле торговца
антиквариатом, в основном поддельным, что расположился под пестрым тентом возле
статуи Меркурия. Но среди его барахла порой встречались подлинные и
по-настоящему ценные вещицы. Завидев постоянного покупателя, старый
торговец-сириец ожесточенно замахал руками, приветствуя Лапита.
- О благородный и несравненный Лапит! - кричал антиквар, хотя бывший
соглядатай был от него еще в десяти шагах, - я нашел для тебя подлинное ожерелье
царицы Клеопатры. Только посмотри!
И старый пройдоха достал из-под прилавка потертый кожаный футляр. Внутри
тускло поблескивала нитка дешевых гранатов. Вряд ли подобное ожерелье надела бы
даже служанка Клеопатры. Лапит презрительно хмыкнул.
- Не нравится? Тогда я поищу что-нибудь другое... Что скажешь о броши в
виде скарабея?
Антиквар суетился, выбирая подходящую вещицу среди многочисленных
безделушек.
- Лапит...- услышал соглядатай рядом с собой незнакомый голос.
Он обернулся, но никого не увидел.
- Не оборачивайся, сделай вид, что интересуешься барахлом этого жулика, -
продолжал голос.
Странный голос... Но только чей? И тут Лапит почувствовал, что у него
холодеют руки и ноги, - он увидел, как мраморный Меркурий повел нарисованным
глазом и едва заметно подмигнул. Лапит уронил корзинку с зеленью.
- Я простоял целый час на солнцепеке, пока ты ползал по рынку, выбирая
пучок редиски, - шептал Меркурий. - А теперь слушай меня внимательно. И не
отвечай вслух, только кивай головой. Понял?
- Да, - выдавил Лапит.
- Что ты сказал, доминус? - Тут же повернулся к покупателю антиквар.
- Ничего, - Лапит кашлянул, прочищая горло. - Лишь то, что сегодня выбор не
велик.
- Что поделать. Подлинно интересный товар попадается все реже и реже.
Может, тебя интересует мумие? Эта смола, по вкусу напоминающая амброзию.
- Ничего не говори, идиот, - прошипел Меркурий. - Только кивай.
Лапит послушно кивнул.
- Ты купишь мумие? Сколько? - радостно воскликнул антиквар.
- У тебя есть кто-нибудь на примете, кто может проследить за фургонами из
Массилии? Куда везут черные камни, похожие на смолу? Мне нужен пункт назначения.
И как можно быстрее. У тебя есть верный человек?
Лапит несколько раз кивнул.
- Я достану завтра. Завтра ты придешь? Непременно? - в восторге лопотал
торговец.
- Ах, прохвост! - воскликнул каменный Меркурий. - Торговля этим суррогатом
запрещена. Ее варят из мумий фараонов. Жулик.
- Жулик, - подтвердил Лапит, забыв, что должен соблюдать молчание. Антиквар
обиделся:
- Клянусь Меркурием, сделка будет честной! Может, возьмешь этого скарабея?
Всего сотня сестерциев. А он из знаменитой гробницы Тутанхамона, раскопанной
археологом Картериусом.
Скарабей был месяц назад сделан в захудалой мастерской в Луксоре из
полудрагоценных камней.
- Как только узнаешь, куда везут руду, явишься немедленно в мой храм, -
продолжал наставления бог жуликов и торговцев. - Принесешь в жертву петуха, а
затем сообщишь все, что удалось узнать. Все понял?
Лапит кивнул.
- Я так и знал, что тебе понравится. Замечательный скарабей! Он принесет
тебе счастье! - ликовал торговец - давненько ему не удавалось так ловко ввернуть
покупателю примитивную подделку.
Лапит скривился, но вынужден был вытащить из кошелька несколько монет и
расплатиться. Оставалось надеяться, что боги компенсируют вынужденные расходы.
Но Меркурий не торопился это подтвердить. Тогда Лапит покосился на статую. Она
больше не подавала признаков жизни - не подмигивала нарисованным глазом и не
хмурила брови. Обычная статуя Меркурия, такую можно увидеть на каждом рынке.
Глава 2
Второй день ожидания Меркуриевых игр в Антиохии
"Вчера банкир Пизон усыновил молодого человека по имени Гай Бенит Плацид".
"По мнению префекта претория вестники слишком большое значения уделяют
событиям в Хорезме".
"Акта диурна". Иды июля *
* 15 июля.
Утром Кассий в который раз подтвердил, что некий прибор обеспечивает Элию
"тень" и ни боги, ни гении не способны теперь обнаружить беглеца. В самом деле
их никто не беспокоил в маленьком домике в Никее. Воздух был пропитан морем, и
каждый вздох, казалось, укреплял силы и прибавлял здоровья. Элий хотел даже
отправиться в ближайший храм Меркурия и сжечь несколько зерен благовоний на
алтаре в благодарность за удачное завершение путешествия, но Кассий
строго-настрого запретил сенатору выходить из сада.
При этом медик бросил на Элия странный, как будто испытующий и одновременно
виноватый взгляд. И этот взгляд очень не понравился Элию. Точно такие же взгляды
бывают у сенаторов, когда они собираются завалить твой законопроект и сообщают
сочувственно, что предложенный закон всем хорош, но они никак не могут его
поддержать.
- Ты узнал, где сейчас Юний Вер? И что с ним? - встревожился Элий.
- По последним сведениям вернулся в Рим. С ним все хорошо. Даже очень...
очень хорошо...- Кассий смутился, снял очки и протер стекла. - А тебе лучше
поспать, это придаст сил.
Элий был уверен, что Кассия что-то мучает, но не мог понять - что.
Элий завернулся в простыню, как в тогу, и спустился к своему деревянному
ложу возле бассейна. Он надеялся, что Летти придет сюда вновь. И он ждал ее
прихода.
"Старый идиот! - одернул он сам себя. - Ухлестывать за четырнадцатилетней
девчонкой! Совсем выжил из ума".
Но подобные упреки не привели его в смущение. Лета сама почти что
призналась ему в любви. Но в следующее мгновение ему представилось, что она ушла
на пляж со своими ровесниками, плещется в море, а потом валяется на золотом
песке. И он понял, что примитивно ревнует. Он почти до конца придумал эту сценку
на пляже, когда услышал знакомое шлепанье босых ног. Элий хотел подняться ей
навстречу, но не успел - она налетела маленьким ураганом и повалила его на
ложе..
- Как здорово, что ты здесь! - воскликнула Летти.
- По-моему, тебя не обучали хорошим манерам, - его голос прозвучал чуть
более сурово, чем хотелось самому, - ненароком она толкнула его в больной бок.
- Здесь Лазурный берег! На побережье можно наплевать на все манеры и
правила, на все-все... И мы с тобой можем общаться без всяких условностей, вот
так запросто.
Она погладила его по руке, и одно ее прикосновение возбудило его.
Разумеется, это не любовь, это легкое опьянение, но как приятно быть опьяненным!
Голова кружится, беспричинно весело, чувствуешь себя мальчишкой.
- Ты здесь с бабушкой? - спросил он.
- Нет, одна, то есть... - она смутилась. - Со мной... опекун.
Нет, нет, надо все это прекратить. Она совсем ребенок. В ее возрасте
девчонки влюбляются до безумия...
- У меня к тебе просьба, Летти. Ты не могла бы выйти на улицу, - он
старался говорить серьезным деловым тоном, но против воли его губы расползались
в улыбке. - Наверняка на ближайшем перекрестке есть лоток с вестниками. Возьми
для меня все последние номера "Акта диурны", начиная с седьмого дня до Ид июля.
- Это невозможно... - Летти смутилась еще больше. - Мне... я... Опекун
запрещает мне покидать сад. Он... он боится за меня. И я тоже боюсь!
Она обвила его голову руками и прижалась щекой к его щеке. От тепла ее кожи
у него перехватило дыхание. Что она делает?! Этого еще не хватало!
- Я так боюсь, - прошептала Летти, - что они найдут меня и убьют.
- Кто найдет?
- Палачи. Меня приговорили к смерти. Ее невнятный и жаркий шепот походил на
бред. Но Элий не в силах был разомкнуть ее руки. Ему хотелось лежать вот так, и
ощущать теплоту ее кожи и дыхания, и чувствовать упругость маленьких полудетских
грудей. Он слышал, как отчаянно бьется ее сердце.
- Тебя не могли осудить на смерть, - попытался возразить он.
- Меня приговорили. И, когда найдут, исполнят приговор...
- Я не слышал, чтобы какую-нибудь девушку приговорили к смертной казни в
последний год. Полагаю, такой случай запомнился бы.
- Это был тайный суд. О нем никто не знает.
- Ну хорошо, пусть так! - После подпольной гладиаторской арены Элий не
удивился бы, обнаружив еще и пару-тройку подпольных судилищ. - Но за что тебе
грозит смерть? Ты убила кого-нибудь? Нет? В твоем возрасте можно получить
смертный приговор лишь за убийство, совершенное с особой жестокостью. За
несколько убийств. Или за убийство должностного лица. Поверь мне, я знаю право.
- А за государственную измену? Элий на мгновение прикрыл глаза, пытаясь
восстановить в памяти страницы кодекса.
- Да, можно, но доказать измену в мирное время очень трудно. Особенно по
отношению к молоденькой девушке, которая не имела доступа к государственным
тайнам. Любой адвокат после первого слушания добьется прекращения дела.
- Но я ее открыла, - прошептала она.
- Что - открыла? - не понял он.
- Я открыла тайну и совершила государственную измену, - она смотрела на
Элия полными ужаса глазами.
Ее слова казались одновременно правдивыми и бредовыми. Он верил и не верил
ей. Но страх ее был неподделен. Она вся дрожала. Она боялась необыкновенно.
- Теперь палачи найдут меня и казнят, - повторяла она как в бреду и вновь
прижималась к нему, ища защиты.
- Послушай...
- Нет, не перебивай меня! - она схватила его за руку. - Ты наверняка
знаешь, что казнить девственниц в Риме запрещено. И прежде, чем казнить, палач
изнасилует меня. - Элий хотел опровергнуть ее безумный домысел, но не смог,
сообразив, что этого древнего закона никто не отменял. - Я боюсь этого больше,
чем смерти... Я умру... пусть... раз я совершила такое... но не хочу, чтобы надо
мной надругались. Вспомни дочь Сеяна. Я представила себя на ее месте. Этот закон
якобы охраняет жизнь детей и молоденьких девушек. Но это вранье. Если кого-то
надо убить, его все равно убьют. Только еще сделают... такое.
- Летти, я не допущу... Я завтра же... Но она не дала ему договорить и
зажала рот ладошкой.
- Элий, ты должен для меня это сделать.
- Да, моя девочка, все сделаю, я добьюсь пересмотра дела.
Она отрицательно покачала головой.
- Ты должен сделать меня женщиной. Тогда палач сможет казнить меня, но не
обесчестить.
- Летти, что за глупости ты говоришь! Ему хотелось наорать на нее и
отшлепать, как капризного ребенка, который довел бедного педагога до белого
каления, но не получилось. Он ей верил. Она говорила правду.
- Это не глупость. Я люблю тебя уже два года. И мне будет хорошо с тобой. И
тогда я не буду бояться смерти.
Ее убежденность походила на исступление. Что бы он ни говорил, она упрямо
твердила о смерти и о суровом приговоре. Она повторяла, что видит своего палача
- он маленького роста, с короткой шеей, у него низкий лоб и приплюснутый нос. А
изо рта невыносимо воняет. И еще - у него нет глаз. То есть органы зрения есть.
А глаз нет. Пустота. Ничто. Пропасть. Смерть. Описание палача поразило Элия. Ему
стало казаться, что он и сам видел этого человека когда-то. Возможно, в карцере,
посещая кого-то из заключенных, чтобы помочь с апелляцией. Рассказ о палаче
нельзя было опровергнуть никакими доводами. Палач существовал и неумолимо
приближался к своей жертве.
- Я так хочу... исполни мое желание,- шептала она. - Ведь ты исполнитель
желаний. Ты не можешь отказать...
Она была права: он не мог сказать ей "нет". Летти вновь обвила его шею
руками. Ее губы были мягкими и податливыми. А грудь упругой, и талия так тонка,
что он мог бы руками обхватить ее и пальцы сошлись бы у девушки на позвоночнике.
Ее туника, упав, открыла слишком хрупкое и тонкое тело - узкие плечи, длинные
худенькие ноги, белизну и нежный отсвет кожи - так мрамор просвечивает в
солнечных лучах. Но мрамор был теплый и податливый, и уступал его
прикосновениями, и дрожал от возбуждения и страха. А любовнику Марции Пизон
ничего не стоило довести до экстаза и мраморную статую. И когда она в самом деле
забилась в его руках, изнемогая от незнакомого пугающего наслаждения, он овладел
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг