Я спрятал очки в боковой карман куртки, и всё вокруг опять стало
нормальным:
люди как люди, деревья как деревья и солнце в небе как солнце: круглое,
золотистое, с ровными, а вовсе не расплывчатыми краями.
Ноги мои задвигались легче, веселее. И даже так весело, что мы с
Витькой перебежали улицу в неположенном месте. И сразу спину мне защекотал
свисток милиционера.
Обычно в таких случаях мы с Витькой ныряли в первый попавшийся магазин.
Витька и сейчас так сделал. А на меня вдруг напала какая-то необычайная
храбрость. Я быстро посадил очки на кончик носа и вразвалочку, не
торопясь, зашагал к милиционеру.
- Куда ты? Куда-а? - кричал мне из дверей магазина Витька.
Но я уже был на середине улицы.
- В чём дело? - спросил я у милиционера.
- Был бы постарше, мы бы тебе показали, в чём депо!..
- А что именно вы бы мне показали?
- А то именно, что документики бы твои проверили?
- Ах, документы? Пожалуйста!..
Я вытащил паспорт и протянул его милиционеру. Тот козырнул мне и сразу
перешел на "вы". Но от этого "вы" мне легче не стало.
- Так у вас, оказывается, паспорточек имеется?! - почему-то очень
обрадовался милиционер. - Порядок! Вот мы вашу прописочку проверим. Так...
Всё нормально.
Тогда, будьте любезны, приготовьте пятьдесят копеечек.
Милиционер попался очень обходительный: он так и сыпал уменьшительными
словечками, а себя почему-то величал во множественном числе.
- Что вы просили приготовить? - словно не понял я.
- Пятьдесят копеечек, молодой человек! Бывшую пятёрочку, так сказать!
Штрафик вам уплатить придётся. Если бы вы каким-нибудь мальчишкой
несознательным были, тогда, понимаете, другой разговор. А то паспорточек
имеете! Взрослый, можно сказать, гражданин. Понимать должны. Так что,
будьте любезны.
Я вспомнил нашего учителя математики. После хорошего ответа у доски он
всегда с удовольствием потирал руки и говорил:
"Получите-ка свою пятёрочку". Сейчас положение было совсем другое:
пятёрочку надо было не получать, а отдавать.
В кармане у меня лежало всего сорок копеек. Но и их я вовсе не
собирался отдавать этому ласковому милиционеру. Для вида я немного пошарил
в карманах и говорю:
- Вот несчастье: бумажник дома забыл!
- Ага, очень даже понятно, - усмехнулся милиционер. - Правила нарушать
вы не забыли, а бумажник, значит, забыли.
- Значит, забыл...
И зачем меня понесло сюда, на середину улицы? Забыл про свои
шестнадцать лет!
Вот удрать бы сейчас. Но удирать было нельзя: паспорт был в руках у
милиционера.
Он разглядывал его так внимательно, словно хотел наизусть выучить всё,
что было выведено на водяных знаках густой чёрной тушью.
А в это самое время пешеходы у него за спиной перебегали улицу, где
хотели.
"Хоть бы спасибо сказали! - со злостью думал я. - А то бегут - и
никакого внимания!"
Вид у меня, наверно, был очень расстроенный, потому что милиционер
поспешил меня успокоить:
- Не беспокойтесь, молодой человек. Мы вам повесточку домой подошлём.
Тогда уж, правда, побольше заплатить придётся. Но ничего не поделаешь, раз
бумажник забыли. Вот и ваш адресочек сейчас перепишу.
И он переписал мой "адресочек" в какой-то растрёпанный блокнот,
состоявший из отдельных листиков. Потом протянул мне паспорт, снова
козырнул и зашагал себе как ни в чём не бывало посредине улицы.
А я вернулся на тротуар.
- Ну что? О чём ты с ним разговаривал? - набросился на меня Витька.
- "О чём, о чём"! - огрызнулся я в ответ. - Хорошо вам, молокососам,
без паспорта!..
ПОПАЛСЯ!
В кассе остались только самые дорогие билеты. Значит, нужно было ждать,
пока начнётся очередной сеанс и кассирша начнёт продавать билеты на
следующий. А ведь до этого она еще закроет своё окошко и будет минут
двадцать стучать деревянным штампиком по синей билетной книжке, словно
азбуку Морзе выстукивать.
В нашем распоряжении было часа полтора. Что же делать?
Я сразу вспомнил про взрослую читальню. Она была совсем рядом, на углу,
но попасть туда я раньше никак не мог: записывали только по паспорту. "Вот
пойду сейчас и попрошу книжку про великого комбинатора. Надо же узнать в
конце концов, с кем сравнивает меня Дима!" Я много раз слышал, как Димины
приятели читали эту книжку вслух и хохотали так, что однажды даже
дворничиха снизу пришла: "Надо, молодые люди, и совесть знать!"
А мне бывало не до смеха: меня каждый раз выставляли в другую комнату.
Я, конечно, прилипал ухом к замочной скважине, но из-за их дурацкого
хохота ничего толком не мог понять. Чаще всего Димины приятели читали
главу про какой-то шахматный турнир. Дима её прямо всю наизусть знал.
"Сейчас вот и про турнир почитаю и вообще посмотрю, что уж там такого
смешного", - думал я, с трудом открывая тяжёлую дверь читальни, всю
увешанную объявлениями о разных читательских конференциях и обсуждениях.
- А я-я?.. - заныл Витька. - Ты будешь смеяться, а я буду здесь ходить
как дурак. Да-а?..
- Если можешь, ходи как умный. Мне не жалко.
- Сам ты уж больно умный. Хи-итрый ты! Вот!.. - Витька опустил голову и
обиженно заколесил по прохладному и тёмному вестибюлю.
- Можешь объявления почитать! Тоже интересно! - крикнул я ему уже
сверху.
И тут меня кто-то схватил за руку.
- Вы что, молодой человек, на бульвар пришли? Седая полная женщина в
синем халате была очень возмущена, вся покраснела и даже руками
размахивала, а говорила еле слышным шёпотом.
Мне, между прочим, всегда казалось, что у библиотекарш какие-то особые
голосовые связки. "Это у них чисто профессиональное, - объяснил мне как-то
Дима. - Знаешь, от вечной темноты можно ослепнуть, а от вечной тишины -
потерять половину своего голоса".
- И вообще мы детей не обслуживаем, - произнесла библиотекарша так
тихо, словно рядом спал тяжелобольной человек и она очень боялась его
разбудить. - Мы только по паспорту записываем.
- Вот и прекрасно! - шёпотом воскликнул я. - Нечего здесь всяким
несовершеннолетним слоняться. Пожалуйста!..
Я протянул паспорт - и вдруг мне показалось, что на библиотекарше не
синий халат, а синяя милицейская форма и что в руке у неё не толстый
гранёный карандаш, а полосатый орудовский жезл. Точь-в-точь как мой
ласковый знакомый милиционер, только шёпотом, она сказала:
- Так у вас, оказывается, паспорт есть? А вести себя в читальне не
научились?
Были бы вы каким-нибудь там шестиклассником, тогда другое дело. А то -
взрослый человек!
Библиотекарша обвела меня сердитым взглядом, как говорится, с головы до
ног, и вдруг какая-то жалость появилась у неё в глазах. Казалось, она
хотела сказать:
"И какой же ты маленький для своего возраста! И какой же ты щупленький!"
- Ладно уж, запишу вас, так и быть.
Она направилась к своему столику, по краям которого стояли длинные
узкие ящики с карточками. И тут я с ужасом вспомнил, что ведь Дима давно
уже записан в этой самой читальне.
- Не надо меня записывать, - схватил я библиотекаршу прямо за синий
рукав. - Не надо... Я уже и так... давно к вам хожу...
- Где же ваш читательский билет?
- Билет?.. Ах, билет?! Билет я дома забыл.
- Тогда придётся паспорт в залог оставить.
- Конечно! - обрадовался я, нацепляя на нос мамины очки. - Возьмите
себе на здоровье!
Библиотекарша удивленно подняла на меня глаза, но ничего не сказала.
- Мне бы "Двенадцать стульев", - попросил я уж таким тихим шёпотом, что
она даже и не расслышала толком.
- Стулья? Да, да, стулья для читателей имеются, конечно. Пожалуйста,
садитесь, - сказала она, всё так же жалостливо разглядывая меня. -
Садитесь. Вы что-то слегка побледнели.
Да, я, конечно, побледнел, когда она заговорила про читательский билет.
Но теперь уж опасность миновала.
Седая библиотекарша была похожа на старую добрую учительницу, и ей,
наверно, очень трудно было сердиться.
- Мне бы книжку "Двенадцать стульев"... Книжку... - уже громче попросил
я.
Она довольно ловко для своих лет поднялась по деревянной приставной
лестнице и с трудом вытащила потрёпанную книжку, плотно зажатую соседними
томами. Книжный ряд тут же сомкнулся, и даже никакой щёлочки не осталось.
Библиотекарша медленно погладила потрёпанную книжку, потом погладила
корешки других книг, будто утешая их: "Ничего, мол, ваша соседка скоро
вернётся на своё место". Спускалась она с лестницы гораздо медленней, чем
поднималась, нежно прижимая книжку к груди.
Книга эта сразу, уже одним своим видом, мне очень поправилась. Я любил
зачитанные книжки с пожелтевшими страницами и зубчатыми, потрёпанными
краями. У таких книг даже запах какой-то особенный: понюхаешь - и сразу
читать захочется.
Я вошёл в читальный зал, весь уставленный очень солидными и важными
столами. Я ещё ни разу в жизни нигде не заседал, но мне всегда казалось,
что именно за такими вот длинными столами происходят всякие длинные и
скучные заседания, против которых статьи в газетах помещают. В зале была
мёртвая тишина. И только сами книги, которые чувствовали себя здесь
полными хозяевами, чуть-чуть нарушали её: они осторожно переговаривались,
шелестя страницами. Все сидели с опущенными головами, словно провинились в
чем-нибудь.
Я пошёл к самому дальнему столу, за которым сидел один только человек -
пожилой, лысый дядя. На улице стоял конец апреля, а дядя был в белых
полотняных брюках и белой рубашке с отложным воротником. Словом, одет он
был до того по-летнему, что мне показалось, будто в читальном зале очень
жарко и душно. На столе возле пего лежали белая панама и палка с толстой
гнутой ручкой.
Читая журнал, лысый дядя всё время улыбался и согласно покачивал
головой.
Я стал перелистывать "Двенадцать стульев" и вскоре понял, что Дима
сравнивает меня с самым настоящим жуликом. "Ну ладно! - подумал я. - Вот
прочту побольше книг и найду, с кем тебя самого сравнить!.. Найду
какого-нибудь злодея!"
Но вскоре я перестал злиться и начал потихоньку хихикать, что почему-то
доставило лысому дяде большую радость. Можно было подумать, что он вместе
со мной читает книгу и ему тоже очень смешно.
Наконец я добрался до главы о шахматном турнире и уж захохотал прямо во
всё горло. В дверях сразу появилась старая библиотекарша. Вид у неё был
такой, словно в доме начался пожар и пламя уже пожирало самые ценные книги.
- Что вы делаете? Как вы себя ведёте!..
За меня библиотекарше ответил лысый дядя:
- Ничего особенного. Просто молодой человек очень заразительно смеётся,
а смех - ото те же витамины. Послушайте, как он хохочет. Нам с вами так уж
не похохотать!
- Но хохотать надо про себя! - возразила она.
- Нет, вы послушайте только, что здесь написано! - воскликнул я, думая
рассмешить библиотекаршу. - Здесь написано: "Великий комбинатор играл в
шахматы второй раз в жизни..." Всего второй раз! А полез сражаться на
тридцати досках!..
- Ну и что? - преспокойно спросила библиотекарша. - Это вовсе не
значит, что можно безобразничать в читальном зале. Смейтесь, пожалуйста,
про себя. Иначе я вас просто выведу отсюда.
- Не дают развернуться молодому организму, - вздохнул добрый лысый дядя.
А я продолжал читать про шахматный турнир. Я, честно говоря, не
очень-то понимал, как это можно "хохотать про себя". Но всё же старался:
зажимал рот рукой, фыркал то в рукав, то в носовой платок, а то прямо в
книжку.
Глава о турнире с каждой строчкой становилась всё смешнее. Когда,
наконец, "великий комбинатор" проиграл двадцать девять партий из тридцати
возможных, мне очень захотелось прочитать эту главу Витьке Бородкину.
"Ходит сейчас один по вестибюлю, читает объявления, - с жалостью подумал
я. - Небось уж все их наизусть выучил!" Витька хоть и был нытиком, но мы с
ним всё-таки родились в одном доме, "дружили, как говорила мама, буквально
с пелёнок" и всю жизнь за одной партой сидели.
Да и вообще я очень любил пересказывать своим приятелям и папе с мамой
фильмы, которые мне нравились, и книжки любил перечитывать вслух. Читая, я
всё время предупреждал:
"Ох, сейчас страшно будет!.. Ох, сейчас смешно будет!.." И если мои
слушатели и правда волновались или смеялись, я получал огромное
удовольствие. Мама говорила, что это "непроизводительная трата времени":
"Лучше бы сам что-нибудь новенькое почитал". А папа не соглашался с мамой
и говорил, что в моём характере понемножку "торжествует общественное
начало".
В общем, мне очень захотелось почитать Витьке главу из "Двенадцати
стульев". Но как это сделать? Как вынести книгу в вестибюль?
План созрел довольно быстро: засуну "Двенадцать стульев" в штаны, под
ремень, и выйду, как будто для того, чтобы попить газированной воды. Пить
мне и правда хотелось. Всё было просто. Но как только я начинал засовывать
эти "Двенадцать стульев" под ремень, лысый дядя поднимал на меня свои
добрые глаза, а мне приходилось нежно прижимать книжку к груди, как это
делала старая библиотекарша.
Лысый дядя умилялся чуть не до слез:
- Ах, до чего наша молодёжь любит литературу! Когда же наконец он
углубился в свой старый журнал и на несколько минут оставил меня в покое,
оказалось, что надо расстегнуть пояс, потому что "Двенадцать стульев" в
брюки не лезут. Для маскировки я вытащил рубашку из брюк - и тут добрый
дядя вновь с любовью взглянул на меня. Заметив некоторое изменение в моём
туалете, он очень удивился.
- Как-то жарко, знаете. Душно... - объявил я и стал обмахиваться краем
рубашки, вытащенной из брюк.
- Температура вполне терпимая. И даже прохладно, я бы сказал. Но, может
быть, вам не по себе, молодой человек?
Добрый дядя перегнулся через стол и схватил меня за кисть руки. Но
пульс у меня оказался абсолютно нормальным.
- Да нет, ерунда, - тихонько вырывался я. - Сейчас всё пройдёт.
- Не говорите так, не говорите. Сердце - очень загадочный механизм. От
него можно ждать всяких сюрпризов и неожиданностей. Вот я - врач, а и то
не поручусь за свой двигатель внутреннего сгорания. - Он похлопал себя по
груди. - Так что понюхайте немного нашатыря.
Он достал из потайного кармашка брюк маленький пузырёк и, перегнувшись
через стол, поднёс его к моему носу. Пузырёк был вонючий, но пришлось
нюхать.
Два раза чихнув, я почувствовал заметное облегчение, заправил рубашку
обратно в брюки, а добрый дядя посоветовал мне:
- Если ещё когда-нибудь почувствуете духоту, охлаждайте прежде всего
голову, а не живот. И дышите поглубже. Я обещал всегда действовать именно
таким образом.
Ещё некоторое время добрый дядя ворчал по поводу излишней перегрузки
учащихся домашними заданиями, огорчался, что я так рано испортил своё
зрение и уже вынужден носить очки. Но вот наконец он взглянул на часы,
сказал: "Мне пора!" - и направился к выходу.
Теперь уж ничто не могло помешать мне. Я запихнул книжку в брюки, под
пояс, и тоже пошёл к двери. Я старался идти как можно уверенней, но шаг у
меня получался каким-то напряжённым, деревянным. "Двенадцать стульев"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг