Валерий Алексеев
Чуждый разум
Публикация: "Юность", 1975
Научно-исследовательская окраина крупного города. Бугристый пустырь,
через который прокладывается проспект торжествующей мысли. ("На мысли
сходите?" "Нет, я дальше". "Тогда не стойте в дверях").
Длинное голубовато-серое здание института конкретного счета (ИКС),
похожее на развернутый бортом к проспекту авианосец.
Два нижних этажа института заняты электронно-вычислительной техникой, в
основном машинами класса "Нега" и "Большой голубой идеал". В машинных
залах, стены которых обиты белым кожемитом, чуть слышно шипят
кондиционеры. Среди серых шкафов основной памяти бродят операторы в
сиреневых халатах и марлевых масках. Они курят в рукав и вполголоса
переругиваются. На дверях предупредительные таблички: "Тоном ниже", "Вали
отседа! " и "Может дернуть".
На остальных семи этажах расположились абоненты электронного парка -
отделы и группы института. Здесь коридоры отделаны ореховыми панелями под
пластик, пол покрыт алым полиэтиленом, на нем в изобилии расставлены
желтые и зеленые кресла.
Нас, собственно, интересует третий этаж, где помещается отдел пересчета,
руководимый товарищем Никодимовым. Никодимов Борис Борисович -
высокорослый, плотный, осанистый, белобрысый мужчина с красным лицом. Одет
в черно-синий с блеском элановый костюм. Женат, морально чрезвычайно
устойчив. Лицо в данной повести второстепенное.
В отделе пересчета - двенадцать групп, каждой группе на третьем этаже
отведены одна-две, а то и пять-шесть комнат. Двери комнат двойные, как в
лифте, скользящие, на магнитных замках, поэтому в коридоре тихо, словно в
подземелье. Снаружи на каждой двери горит криптоновое табло с фамилиями
сотрудников. Если полоска на табло погасла значит, сотрудник вышел
прогуляться или покурить. Правда, эти табло в большинстве неисправны и
горят постоянно, не выключаясь даже по ночам, когда институт совершенно
пуст.
Просторная застекленная галерея соединяет третий этаж института с
пищеблоком (ресторан, кафетерий, столовая, отд полуфабрикатов), который
построен во дворе, чтобы запахи с'естного не распространялись по этажам
института и не влияли на магнитную память машин.
Возле входа в галерею (по правую руку) находится комната номер триста
пятнадцать, где работает группа пересчета трюизмов. На табло триста
пятнадцатой комнаты обозначено четыре фамилии: Мгасапетов Г.В., Ахябьев
Р.А., Путукнуктин В.В. и Фомин В.И.
Мгасапетов Гамлет Варапетович, старший научный сотрудник, руководитель
группы пересчета трюизмов отдела пересчета института конкретного счета
(ИКС), - коренастый, смуглый, тонкогубый мужчина с короткой стрижкой и
маленькими глазами. Одет в тесноватую замшевую курточку и черную
"водолазку". ( Примечание. Брюки и прочие части одежды, которые нужны для
об'емного видения просьба домысливать самостоятельно). Женат повторно, но
морально устойчив. Деликатен, отзывчив, добр. Лицо в данной повести
второстепенное.
Ахябьев Роберт Аркадьевич, младший научный сотрудник группы пересчета
трюизмов отдела пересчета, - бледнолицый, сероглазый, практически лысый
(легкий пушок на макушке), высокий мужчина с узкими плечами и большим
животом. Одет в ярко-голубой свитер крупной вязки и мятые серые брюки.
Морально устойчив и необычайно талантлив. Отличается развитым чувством
юмора. Лицо в данной повести второстепенное.
Путукнуктин Владислав Всеволодович, младший научный сотрудник группы
пересчета трюизмов, - худощавый миловидный шатен с длинными (до плеч)
волосами. Одет хорошо. Женат, застенчив, морально подвижен. Лицо в данной
повести второстепенное.
Фомин Владимир Иванович, младший научный сотрудник группы пересчета
трюизмов, - невысокий, худой брюнет с умеренными залысинами и с глубокими
карими глазами. Холост, морально выдержан. Лицо в данной повести
второстепенное.
Читатель, наверное, уже успел заметить, что в приведенном выше списке нет
ни одного главного действующего лица. Это связано с тем, что дальнейшее
развитие действия абсолютно не зависит ни от одного из перечисленных лиц.
Оно всецело зависит от доверчивости и благожелательности читателя. Если
читатель не найдет в себе сил и фантазии поверить в реальность последующих
событий, события эти просто-напросто не состоятся. Вот почему главным
действующим лицом в данной повести являетесь вы, уважаемый читатель.
Стоял дождливый рабочий день примерно в середине лета. Ровно в полдень по
всем девяти этажам института конкретного счета (ИКС) с быстротой молнии
пролетела весть о том, что пищеблок, о необходимости которого говорилось
на последней профсоюзной конференции, наконец, открылся. На ферромагнитную
ленту "Большого голубого идеала" была тотчас нанесена соответствующая
запись, и самопечатающее устройство этого гиганта мысли проворно отстучало
на белом листе: "Слава богу! "
Надо сказать, что здание института конкретного счета находилось в стадии
достройки, и, хотя новоселье было отпраздновано месяц назад, на крыше
института еще полным ходом шли остаточные работы по доведению солярия,
плавательного бассейна и малой вертолетной площадки.
Пищеблок не считался первоочередным об'ектом, но нужда в нем была
огромная. Поскольку ни одной столовой на проспекте торжествующей мысли не
планировалось, а питаться в основном здании категорически запрещалось, в
обеденный перерыв сотрудники института во главе с начальниками отделов
выходили на улицу и живописными группами располагались на пустыре для
поедания домашних бутербродов.
Пока стояла ясная погода, это было еще терпимо, но вот началась полоса
обложных дождей, пустырь превратился в гигантское желтое болото, и
положение стало почти безвыходным. Достаточно было кому-нибудь из
сотрудников вынуть из портфеля жареный пирожок, как утонченные "Неги"
начинали нервничать, барахлить и жаловаться на отвратительный запах. Не
помогали ни двойные двери, ни магнитный запор. Вахтеры и охранники бродили
по этажам и мрачно принюхивались, директор института в ежедневных приказах
сурово распекал "бутербродников" - не помогало и это. В туалетах и в
фотолабораториях, в конференцзале и в типографии - где-нибудь кто-нибудь
чтонибудь то и дело жевал.
Дошло до того, что молодой программист, бормоча "К черту, к черту! ",
Прямо в машинном зале принялся шелушить воблу, и головная "Нега-15",
напечатав на ленте "Кошмар! ", Погрузилась в беспамятство. Только тогда
руководство института пригрозило строителям, что с них взыщут стоимость
пострадавшей машины, и строители, засучив рукава, за одну неделю довели
пищеблок до кондиции.
В двенадцать тридцать Ахябьев, Путукнуктин, Фомин сложили свои бумаги в
папки с прижимными механизмами, разом посмотрели на табло внутреннего
оповещения (там горела обычная надпись: "А если подумать?") И
прислушались. В ту же минуту стены и потолочные перекрытия здания
затряслись от топота ног. Это шли на обеденный перерыв сотрудники отдела
общего счета.
В институте отдел общего счета находился на особом положении. Именно этот
отдел раз в три месяца спускал предварительную цифру, под которую, хочешь
не хочешь, приходилось подлаживаться. Предварительная цифра имела силу
закона природы, и на этот случай во всех электронных машинах были
установлены специальные ограничители. Какой-то шутник из числа операторов
спросил однажды дежурную "Негу", как она относится к предварительной
цифре. "Я ее обожаю", - с достоинством ответила "Нега". На тот же вопрос
более мощный и автономно мыслящий "Голубой идеал" отреагировал по-другому.
"Помалкивай, парень", отстучал он на ленте выдачи.
- Ну, нет, друзья мои, - сказал Мгасапетов, и на звук его голоса на табло
моментально включилась другая надпись: "Не по делу выступаешь! ". Гамлет
Варапетович с неудовольствием покосился на горящую надпись, но ничего не
предпринял: отключить служебную сигнализацию он мог, но был не вправе. -
Меньше, чем за полчаса, они не управятся. Рановато мы расслабились.
Гамлет Варапетович сидел за своим столом, на котором, как символ
частичной власти, возвышался пульт прямой связи с "Большим голубым
идеалом" - довольно массивное сооружение, представляющее собой некоторую
комбинацию телефонного аппарата и пишущей машинки. На столах у Ахябьева и
Фомина стояли лишь пульты вызова "Неги", ничем не отличавшиеся от
обыкновенного телефона, да, по сути дела, телефоном и являвшиеся: набрав
определенный номер и позабыв нажать кнопку распределителя, можно было
вместо голоса любимой женщины услышать скрипучий ответ горбуньи "Неги":
"Еще один умник нашелся! Куда без очереди?" У Славы Путукнуктина и такого
аппарата не было. Более того: по молодости лет тембр его голоса вообще не
значился в картотеке электронного парка, и все свои переговоры с машинами
Путукнуктин вел через третье лицо. Это было унизительно, но, в общем-то,
справедливо. Право голоса в ИКСе надо было еще заслужить.
- Ну, прямо, за полчаса, - брюзгливо проговорил Ахябьев. - Они ведь
шашлыками питаются, разбойники. Да еще каждый кусок обдумывают, прежде чем
с'есть. Расскажи-ка ты нам новости, Гамлет. Со всеми подробностями. Так и
время пройдет.
- Да, да, конечно, - заторопился Мгасапетов и очень смутился, бедняга: он
вечно смущался, когда ему прекословили. - Я, собственно, хотел огласить
после обеда... Но раз уж так получилось, можно и сейчас.
Ахябьев скрестил на груди руки и устроился поудобнее. Путукнуктин в
точности повторил его позу, а Владимир Иванович Фомин горько усмехнулся и
опустил голову, чтобы никто не видел его осуждающего лица. Владимир
Иванович презирал мягкотелых людей (и, в частности Мгасапетова) за то, что
у них все получается так, как хотят другие.
Гамлет Варапетович вкратце повторил то, что было известно уже всему
институту. Соседи из ИПП вчера перехватили еще одну телепатему, уже третью
по счету. И опять-таки эта телепатема содержала подробнейшую информацию о
положении дел в институте конкретного счета, вплоть до таких деталей, что
Никодимов не прошел в ученый совет, что "Большой голубой идеал" третью
ночь простаивает без работы и от нечего делать играет в азартные игры с
охранниками, что некий Ахябьев в рабочее время для собственного
удовольствия пересчитывает внеплановый трюизм "Правда хорошо, а счастье
лучше", в то время как в своих основных расчетах допустил ряд
арифметических ошибок, - ну, и так далее, в том же духе.
Совершенно ясно было, что в институте сидит какой-то телепат, прекрасно
осведомленный, и регулярно посылает мысленные донесения о разного рода
непорядках в счетной работе. Куда посылает, зачем - неизвестно. Во всяком
случае, донесения эти составлены до неприличия тенденциозно. Картина
складывается такая, что в институте неблагополучно все, а что благополучно
- то представляет собой тщательно скрываемое безобразие. Естественно,
руководство института было обеспокоено. Уже после первой телепатемы
директор ИКСа тов. Хачаврюжин недвусмысленно заявил: "Найду негодяя -
уволю".
Институт парапсихологии (ИПП) находился неподалеку, за буераком.
Сотрудники института сами телепатировать не умели, но аппаратура им
продана была импортная, чувствительная, и потому они очень обижались на
соседей из ИКСа: "Или вы нам раскройте секрет, или прекратите хулиганить".
Вся беда в том, что в ИКСе тоже никто не умел телепатировать, а если кто и
умел, то в графе навыков и способностей не указывал. Кроме того, мощность
перехваченных телепатем значительно (примерно в пятьдесят тысяч раз)
превышала человеческие возможности. Динамики в ИПП прямо-таки ревели,
разглашая служебные тайны дружественного института. Тем не менее, природа
сигналов была явно биологическая, то есть исходили они не от машины, а с
поверхности живого мозга. На этом товарищи из ИПП особенно настаивали и
даже сердились. Для них это было вопросом престижа: два раза в год ИПП
получал колоссальный разнос за безысходность поиска. А тут пожалуйста:
передача со стороны, притом сверхчеловеческой мощности.
Поскольку энергии обычного человеческого мозга едва хватает для
обслуживания карманного фонарика, проблема этих левых телепатем из
внутриведомственной переросла в общенаучную, а может быть, и в глобальную.
По институту конкретного счета поползли тревожные слухи.
Секретарь-машинистка Линочка из отдела общего счета уверяла, что она
своими глазами видела в коридоре девятого этажа таинственное существо.
Существо это, в скафандре, увешанное щупальцами, якобы двигалось на нее и
глухо мычало. Слово "пришелец" еще не было произнесено, но директор
института тов. Хачаврюжин был вынужден издать приказ "О
нераспространении". На лекцию "Теория контакта", организованную для
институтских электриков, собралась такая масса народу, что конференц-зал
чуть не провалился в гардероб, и главный инженер, составивший
двусмысленное об'явление, получил строгий выговор "За усугубление
обстановки". Линочку убедили, что она столкнулась не с телепатом, а с
газосварщиком, который шел на крышу приваривать трамплин, вдобавок был
нетрезв, почему и издавал глухое мычание. Но этих мер оказалось
недостаточно, и слухи продолжали распространяться.
Свою отрицательную роль сыграл и алый полиэтилен, которым были застланы
полы в коридорах. От трения ног на поверхности пола скопился значительный
электрический заряд, и при малейшем рукопожатии даже между рядовыми
сотрудниками проскакивала яркая искра, сопровождавшаяся оглушительным
треском и резкими болевыми ощущениями. Люди стали сторониться друг друга,
обмениваясь при встрече лишь беглыми улыбками, которые искры не вызывали.
Вот почему психологически сотрудники группы пересчета были уже готовы к
выводу, который напрашивался давно. Вкратце вывод этот сводился к
следующему: 1. Институт конкретного счета (ИКС), являясь средоточием
информации и статистики, может в принципе быть удобным местом для
помещения наблюдателя извне.
2. Не исключено, что в стенах института действительно функционирует
чуждое существо, которое, внешне ничем не отличаясь от рядового
сотрудника, является всего лишь хитроумной человеческой моделью и держит
своих изготовителей в курсе институтских дел.
3. Если такое наблюдение имеет место, оно, в соответствии с целым рядом
общих философских положений, должно служить благородным и универсальным
целям, а потому не следует поддаваться панике, напротив надо относиться к
этой возможности терпеливо, доброжелательно и спокойно.
4. Однако, не следует забывать, что, находясь под наблюдением извне,
каждый отдел института должен всемерно повышать эффективность и
слаженность работы, чтобы не предстать перед чуждым взором организацией
рыхлой, морально несобранной и лишенной определяющей цели.
- ... Итак, друзья мои, добросовестность, сдержанность, бдительность, -
сказал в заключение Мгасапетов - А главное - человеческий такт. Мне
представляеся, что сам наблюдатель... Ну, как бы поточнее это
сформулировать... Ну, не подозревает о своих функциях. Не осознает себя
таковым...
- А кем же он себя осознает? - Ехидно спросил Путукнуктин.
- Обыкновенной личностью, - смутившись, пояснил Гамлет Варапетович. -
Научным работником, со своей темой, со своим прошлым, со своими планами на
будущее. Иначе ему... Как бы это сказать... Трудно было бы функционировать
незаметно. Вот нас здесь четверо, на глазах друг друга...
- Что ты хочешь этим сказать? - Быстро спросил Ахябьев.
- Нет, нет, Робик, что ты! - Мгасапетов замахал руками. - Я просто к
примеру!
- А-а, к примеру... - Разочарованно протянул Роберт Аркадьевич. А я уж
было подумал...
Роберт Ахябьев имел в виду то щекотливое обстоятельство, что телепат, на
кого бы он ни работал, упомянул в своем последнем донесении персонально о
нем. Надо признать, что такой чести (быть замеченным извне) в институте
покаместь сподобились очень немногие, и Роберт Аркадьевич был, безусловно,
польщен. Что же касается оргвыводов, которые руководство могло и имело
право сделать (злополучный трюизм "Правда хорошо, а счастье лучше" шел по
разряду некорректных, и пересчет его, да еще в рабочее время, был тяжким
служебным проступком), то Ахябьева эти оргвыводы нисколько не волновали:
он был несомненно талантлив, отлично знал об этом, и руководство тоже об
этом знало. Пересчет внепланового трюизма был далеко не первой шалостью
Роберта Аркадьевича. Арифметические же ошибки Ахябьев умел делать такие,
что на каждой из них можно было строить докторскую диссертацию. Что,
кстати, и сделал начальник отдела пересчета тов. Никодимов прошлый год по
весне.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг