обсуждаем учителей. Ну, говорим о них разные разности. Ты что, в обычной
школе никогда не учился? Разумеется, нам не хочется, чтобы они об этом
знали. Так очень просто можно и вылететь отсюда. Учителя тоже люди и
способны обижаться. А потом всю жизнь будешь каяться. Семь человек на весь
Союз!.. Так что не ломай себе голову.
Он встал. На этот раз с твердым решением не задерживаться. Но в дверях
все же остановился и сказал:
- Сам ход твоих рассуждений порочен. Уж если они... - он кивнул в
сторону голубого домика, - если они знают, о чем мы думаем...
- О чем Я думаю, - перебил я его. - И Рита.
- Ну да, о чем вы думаете. Так вот, если это для них не секрет, то с
чего ты взял, что я могу успокоить тебя так, чтобы они этого не заметили?
Да и сейчас, по твоей логике, они должны слышать каждое наше слово. Не так
ли?
Я кивнул.
- Возможно, они и слышат. Но это не имеет никакого значения.
Единственная их цель - научить нас всему, что мы можем усвоить. Впрочем,
Дроздов тебе об этом уже говорил. Кроме того, успокоить тебя они могут
куда лучше, чем я. И быстрее. Могут, но не хотят. Волнуйся сколько влезет.
Всего хорошего.
14
Олег ушел в сильной позиции, но убедить меня он не убедил. Глаза его
выдавали, что что-то здесь не так. Скорее всего, он явился проверить,
помню я о чем-то случайно мне сказанном или нет. И, убедившись, что не
помню, спокойно ушел. Проговориться могла только Соня, недаром она так
встревожилась возле учительской. И "птичий базар" здесь ни при чем. Соня
меня обманула. Заставила скрывать то, что всем давным-давно известно, а о
чем-то другом - позабыть. Но о чем? Сколько я ни ломал голову, я не мог
вспомнить. Виктор Васильевич прав: в голове у меня была сплошная окрошка.
Ну, что ж, пусть "птичий базар" знает, что у меня душа не на месте.
Посмотрим, как они на это прореагируют. Но мама - мама ни в коем случае
не должна об этом знать.
Я сел за стол и начал писать письмо в Москву.
"Дорогая мама. Сообщаю тебе, что доехал я благополучно и уже начались
занятия. Ребята здесь подобрались хорошие, очень способные. Питание
регулярное, на высшем уровне, все бесплатно. У меня в общежитии отдельная
комната с телевизором и собственной ванной. Так что ты за меня не волнуйся.
Места здесь очень красивые..."
Я посмотрел за окно - купол был молочно-белый, непрозрачный, покрытый
то ли снегом, то ли изморосью.
"Осень здесь стоит пока теплая, но наступающая зима нас тоже не
беспокоит.
Здесь все под крышей..."
Вычеркнул: не поверит. Подумав, вычеркнул и отдельную комнату с
телевизором и собственной ванной.
"По всем помещениям школы я хожу в одной куртке: комнатная
температура..."
Ну, это уже вопиющий просчет. Надо знать мою маму: она там с ума сойдет
от страха за мои бронхи.
"Одеждой (в том числе и форменной) обеспечен полностью, так что ничего
не надо посылать. Мой адрес ты найдешь на конверте. Целую тебя, жду
письма, беспокоюсь о твоем здоровье, твой сын Андрей. Отцу при случае
скажи, что учусь в математической спецшколе. Если спросит".
Конвертов в столе был огромный запас, все одинаковые, с фирменной
маркой (на синем фоне золотистый шар), такая же марка с подпечаткой "Для
ответного письма" лежала внутри каждого конверта. Я переписал письмо,
хотел было сбегать к Олегу, спросить, как правильно писать обратный адрес,
но передумал. Все равно опускать где-нибудь на улице. Скорее всего, возле
лифта. Точно не помню, но в глазах стоит синий почтовый ящик на стене:
где-то я его здесь видел.
Я вышел из общежития. Дул искусственный теплый ветер. Не встретив
никого, я дошел до центрального столба.
Возле лифта стоял Дроздов. Он дружелюбно на меня посмотрел:
- Тихий час не соблюдаешь?
Я покачал головой, стараясь спрятать письмо за спину. Но Дроздов
заметил.
- Маме? Хорошее дело. Пиши адрес... - Он подвел меня к столику. -
Тюменская область, Чулпан, ЭШОП, Андрею Гольцову. Обратную марочку не
вытряхнул? Без нашей марки ответ не придет. Опускай вот сюда.
Он нажал кнопку, двери лифта раздвинулись, на стене висел синий
почтовый ящик. Вот, оказывается, где я его усмотрел. Ну что ж, все
продумано до мелочей.
Пока я засовывал письмо в щель, лифт закрылся, и Дроздов оказался
снаружи.
Недолго думая, я нажал кнопку "подъем", и лифт помчался наверх, к
вертолетной площадке.
"Посмотрим, - думал я, еле сдерживая волнение, - посмотрим! "
Легкий толчок - лифт остановился, дверцы разъехались, и повеяло таким
резким холодом, что я испугался.
Я стоял на круглой лифтовой площадке под самым куполом и сквозь голубые
пластиковые шторки видел далеко внизу дорожку, по которой в сторону
учительского домика спокойно шел Дроздов. Экое дело, мальчик решил
покататься на лифте...
Постояв в нерешительности, я пошел по широкой каменной лестнице наверх,
на вертолетный круг. Но на полдороге сверху на меня посыпалась мелкая
снежная пыль.
- Ай, к черту! - сказал я вслух и вернулся к лифту.
15
Целый месяц после этого я наслаждался жизнью вовсю. Учился с
удовольствием, купался, ел за троих, ходил в гости к Черепашке, вечерами
читал в постели.
Телевизор смотрел редко: как-то времени не хватало, голова была другим
занята, да и помехи досаждали. И в один прекрасный вечер я без всякого
огорчения заметил, что он у меня вовсе сломался.
Черепашка оказалась веселой девчонкой, она готова была хохотать по
любому поводу. И характер у нее стал ровнее: она перестала обижаться по
пустякам.
Пару раз она довольно ловко ответила на Славкины замечания, и Славка
прекратил ее задевать. Вечерами мы играли с Черепашкой в прятки (если
можно так назвать эту игру): она исчезала, а я ее искал.
Соня почему-то меня избегала: должно быть, она еще сердилась, что
получила из-за меня нагоняй. Бориса и Славку я невзлюбил с самого начала,
а Леночка Кныш была слишком красивая, я ее просто боялся. Олег со мной был
вежлив, как английский лорд, он все время ко мне присматривался, но первый
не подходил.
Вообще Олег был в школе звездою первой величины: он быстрее всех прошел
программу десятилетки и занимался по особому расписанию, под наблюдением
самого Дроздова. Целые дни Олег просиживал в учебном корпусе и что-то там
считал. Борька и Соня учились в одной группе, а Славка, Лена и Рита - в
другой. У меня, значит, как и у Олега, была своя особая группа, только
отстающая. Ну что ж, я не обижался, в этом была своя логика.
Игорь Степанович радовался моим успехам. Мы уже покончили с пробелами
по арифметике и шпарили алгебру и геометрию так, как будто бы нас
подгоняли.
Физику и химию Скворцов не спешил начинать.
- Математика, - повторял он, - это основа основ.
Своего мнения по этому вопросу у меня не было.
Историю, географию и литературу мы совершенно не трогали. Впрочем, я
много читал и тоски по этим предметам не испытывал. Удивительно было то,
что мы совсем не занимались русским языком, но писать письма мне
становилось все легче. Должно быть, это было связано с тем, что я научился
"организованно мыслить". Об иностранном языке Скворцов даже не вспоминал.
Как-то раз я намекнул ему, что хотел бы выучить испанский.
- А зачем это тебе? - поинтересовался Скворцов.
- Так, красиво... - пробормотал я.
- Ну, пожалуйста, - равнодушно сказал Скворцов. - Учебник ты найдешь у
себя в шкафу, на досуге и займешься. Недели две тебе, пожалуй, хватит...
Но имей в виду: не в ущерб нашей программе.
Учебник я нашел, но открыть его не рискнул: как-то не верилось мне, что
язык можно выучить за две недели. Больше мы к этой теме не возвращались.
Спецкурс меня немного расстраивал: по моему мнению, мы просто топтались
на месте. Автогенка мне надоела: я уже научился сосредоточиваться, держать
мысль, убрал запретительную перебивку, свободно снимал напряжение, -
словом, делал все то, что Воробьев показал мне на первых уроках. Правда, к
этому прибавились мнемоника и эвристика, но все это было совсем не то.
Мнемоника мне сначала понравилась: с памятью у меня были всегда нелады. Я
добросовестно учился сортировать, группировать и запоминать информацию,
выделять общие признаки, разработал свой собственный код запоминания
исторических дат (Воробьев меня очень хвалил, хотя сам он в хронологии
путался). Эвристика (искусство находить неожиданные решения) шла более
туго, но кое-какие успехи тоже были. И все-таки я до сих пор не умел ни
прослушивать, ни блокироваться, ни исчезать. Иными словами, никаких
особенных способностей я в себе не обнаруживал, а Воробьева это как будто
не заботило вовсе.
Зато однокашники мои делали всё новые успехи. Борис Махонин у меня на
глазах согнул взглядом железную вышку трамплина и тут же, победоносно на
меня посмотрев, выпрямил ее, как надо. Олег и Соня целые часы проводили на
корте, играя в теннис без ракеток: они стояли на своих площадках,
пристально глядя на мяч, который по направлению их взглядов носился над
сеткой, выписывая немыслимые кривые. А потом оба, бледные, с покрасневшими
глазами, бежали купаться.
Да что там говорить: даже Черепашка моя начала понемногу летать.
Точнее, не летать, а вспархивать, как куропатка, и это было ужасно смешно.
- Ой, упаду! - пищала она. - Ой, сил моих нету!
Славик и Лена посмеивались над ее попытками, поэтому она все чаще
исчезала и летала тайком от всех, хотя Виктор Васильевич ей категорически
запрещал.
Рита была добрая девочка и хорошо ко мне относилась. Она пыталась мне
объяснить, как это делается, но я не способен был уловить даже принцип:
при словах "гравитация" и "поле" я просто терялся.
Черепашка и была первая, кого я "услышал". Однажды, играя с ней в
прятки, я остановился посреди комнаты в недоумении: последнее время она
все чаще взлетала под потолок, где я не мог ее найти, и это меня обижало.
Вдруг я услышал какой-то гул, словно кровь стучала в ушах, и слабый
хрипловатый голосок, совсем не похожий на Ритин, зашептал:
- Ищи, ищи, голубчик... Андрюшенька, миленький, какой же ты смешной!..
- Что ты сказала? - переспросил я от неожиданности.
- Ничего, - растерянно отозвалась Рита.
Она потеряла над собой контроль и возникла там, где от меня спряталась:
в углу за платяным шкафом.
- А разве я что-нибудь сказала? - спросила она.
- Нет, нет, мне показалось! - поспешил я ответить.
- Ты врешь! - вдруг тихо сказала Рита. - А ну вас всех!
Она вскочила и выбежала из комнаты.
А я был настолько счастлив, что чуть не пустился плясать.
- Я слышу, черт возьми! Я тоже слышу! Не такая уж я бездарность!
16
Теперь у меня была одна задача: по возможности скрыть это от Виктора
Васильевича. Передо мной открывались блестящие перспективы: не зная о том,
что я слышу, Воробьев не станет передо мной закрываться, и я его прослушаю.
Первый из всех! Посмотрим, что скажет на это Борька Махонин.
Блокироваться наглухо я еще не умел, но стоп-контроль освоил довольно
прилично. Задачка "не думать о белом медведе" была мне вполне по плечу.
Вся трудность сводилась к тому, как скрыть прослушанные уже мысли. Раз я
их принял и понял, значит, и Воробьев их тоже поймет. Собственно, никаких
секретов я узнавать не собирался, мне даже не приходило в голову, что
желание мое некрасивое. Для меня это была просто трудная техническая
задача:
прослушать Воробьева так, чтобы он этого не заметил. О своих
подозрениях и страхах я уже давным-давно позабыл.
На следующей автогенке я сидел весь как наэлектризованный.
- Что-то ты напрягаешься сегодня, - сказал мне Виктор Васильевич. - И
слишком часто щелкаешь выключателем. Так недолго и поломаться. Ну-ка,
расслабимся. Установка: "У меня теплое, спокойное, неподвижное лицо".
Начинай. "У меня теплое, спокойное, неподвижное лицо. Я уверен в себе,
мне ничто не грозит, я способен за себя постоять, и мне нечего
тревожиться." Ну вот, опять защелкал! Что с тобой, Андрюша?
А я смотрел на него с ужасом: Воробьев говорил мне все это, не шевеля
губами. Значит, он уже знает?
- Прекрати щелкать немедленно! - рассердился Виктор Васильевич. - Или я
уйду из класса. Что такое, на самом деле! Ну разумеется, мы с тобой давно
уже не разговариваем вслух. Ровно две недели. Что в этом странного?
От растерянности я позабыл о перебивке и сидел с раскрытым ртом.
- Ай-яй-яй! - засмеялся Виктор Васильевич. - И ты, Врут, решил меня
подслушать. А ведь подслушивать нехорошо! Разве мама тебе этого не
говорила?
"Вы-то подслушиваете", - подумал я.
- С твоего ведома, милый мальчик. Это в корне меняет дело. Ты был
честно предупрежден. Ну что ж, если тебя это до сих пор тревожит, давай
займемся блокировкой. А то ты все выключатели поломаешь в своей бедной
головке.
Помнишь, две недели назад мы учились думать - о двух, о трех вещах
сразу и тебе это показалось неинтересным? А между тем суть абсолютной
блокировки связана именно с этим. Представь себе...
Господи, до чего это было просто! А я-то так мучился! Честное слово,
чуть не заплакал от досады. Берется основная мысль и берется фоновая,
любая. Ну, например, "Я африканский жираф". Затем фоновая "опускается", и
между нами - глухая стена.
- "Я африканский жираф" - очень мило, - сказал Виктор Васильевич (я
продолжаю для простоты говорить "сказал", на самом деле он ничего мне не
говорил вслух, мы сидели друг напротив друга совершенно молча), - но тут,
Андрюша, вот какая сложность. Ведь я-то этот ключ знаю. А раз уж знаю, все
расшифровывается элементарно... Нет, нет, не трудись подбирать ключик в
моем присутствии. Уж если тебе так не терпится от меня отгородиться,
займись этим дома, на досуге. И помни: фоновая мысль "забывается" только
понарошку...
помнишь, я тебе объяснял. Забыть ее по-настоящему ты не имеешь права.
Кстати, это стоит труда, и немалого. Ну, раз уж надо... В этом желании
ты, к сожалению, не одинок. Такие виртуозы, как Борис Махонин, меняют
ключик каждые пятнадцать минут. А Олег Рыжов... но это уже высший класс...
так он вообще не опускает фоновую мысль для верности, а продолжает ее
развивать, думая при этом о другом. О чем, не знаю. Наверное, о чем-то
более существенном. Но вот какой казус иногда получается: развитие фоновой
мысли дает иногда блестящие, совершенно неожиданные выводы... а основная
так и чахнет в полуподвале.
Виктор Васильевич говорил еще что-то, но я его уже не слушал.
Боже мой, какое же я почувствовал облегчение, когда сразу после урока
поднялся на лифте под купол и там, чувствуя себя в одиночестве, придумал
себе прекрасную блокировку: "Печальный демон, дух изгнанья..."
В столовой я гордо прошел мимо столика Дмитриенки, чувствуя себя
закованным в сталь и бетон. Ну-ка, подступитесь ко мне! Славка был
настолько изумлен, что не успел вовремя зачехлиться, и я прослушал его
сбивчивый шепоток:
"А наш-то, наш-то... дым из ушей валит!" - "Оставь ты его, что он тебе
дался?" - ответила ему Лена.
А Черепашка в этот день не спустилась к обеду, и я сидел в гордом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг