жрецов будто бы снизошел дух этого бога и устами жреца придупредил царя,
что он должен действовать решительно, если не хочет пасть от рук своих
врагов, коварный замысел которых уж близок к исполнению. Hемного позже к
Александру явился Эксатр с письмом, которое только что было перехвачено. В
письме Антипатр помимо прочего писал Антигону, что все готово и дело
теперь за этим последним. Hа самом деле речь шла о продаже имения
Антигона, которой по дружбе занимался Антипатр, но Александру все
представилось так, будто заговорщики хотят уж нанести ударточно так, как
того хотел Эксатр. Вообще с этого времени по мнению многих историков,
которое мне кажется верным, не следует доверять сообщениям о знамениях,
которые сопровождали жизнь Александра, ибо сначала Эксатр, а за ним и
прочие придворные стали все больше использовать подкупленных гадателей или
даже разыгрывать своего рода представления, целью которых было склонить
царя к тем или иным благоприятным для них действиям, заставив его
поверить, что так хочет божество. Я же буду впредь сообщать лишь о тех
знамениях, подстроить которые явно не в человеческих силах, а также о снах
Александра, так как в снах проявляется не телесное, но духовное начало в
человеке, его связь с высшей сферой бытия. Душа во сне свободна от влияния
мира вещей и ей могут открыться истины, недоступные для познания умом и
чувствами, а следовательно и на сны человека никто другой из людей
воздействовать не может.
Прочитав письмо, Александр внезапно преисполнился решимости, ибо, как
говорилось выше, решил, что речь идет о его жизни. Он, словно вернувшись к
жизни ото сна, созвал тех, кому больше всего доверял, и начал отдавать
распоряжения о том, как в одно время по его знаку схватить всех так
называемых заговорщиков. Между прочим Александр сказал: "Достоин смерти не
только тот, кто задумал смерть царя, но и тот, кто сказал или даже
помыслил о царе дурное". Было решено действовать на другой день.
XCII. Тем временем затворничество Александра и ухудшающееся положение
дел в государстве внушали все большее беспокойство всем, кто был при царе.
Hикто не знал доподлинно, что случилось с Александром. Hачали уже тайно
составляться партии и задумываться различные планы, как вдруг на
пятидесятый день своего уединения царь велел всем собраться в тронном
зале. Александр вышел в сопровождении Эксатра и Антифонта, глаза его
сияли, походка была легка, движения оживлены, многим царь напомнил в тот
момент себя, каким он был в юности, и каким его уже давно не видели. Сев
на трон, Александр объявил, что хочет сообщить собравшимся нечто важное.
"Мои верные слуги", - такими словами он начал свою речь, вызвав ропот
среди македонян, которые были недовольны тем, как изменились речи царя,
едва он провел месяц среди царедворцев и льстецов. Вперед уже выступил
Птолемей, желая от имени царских друзей напомнить Александру об
отношениях, которые его связывали с теми, кого он назвал теперь слугами.
Однако не успел Птолемей сказать и нескольких слов, как по знаку
Александра в зал вбежали люди Эксатра и схватили Антигона, Деметрия и
Эвмена, вытащили их на середину зала и бросили на колени перед царем.
Также был взят и Иол-старший сын Антипатра. Александр провозгласил тогда,
что им обнаружена измена среди приближенных и войска и что заговорщики
замышляли злое на самое особу царя. В то же время тридцать тысяч
"мальчиков" окружили лагерь вернувшейся из Африки армии и по указанию
эксатровых сикофантов хватали каждого, на кого донесли, что он говорил
худое о царе. Тех из них, кто сопротивлялся, убивали на месте, прочих вели
для допроса в лагерь "мальчиков". Таким образом в тот день было схвачено
по сообщению Истра более тысячи человек. Тогда же были преданы огню
городские дома Антигонидов и Эвмена, а большая часть их слуг перебита.
Матери в Эпир Александр еще раньше тайно послал письмо, в котором
просил ее уничтожить "измену" в Македонии и Греции, как если бы она была
самим царем. Были посланы гонцы к наместникам Фракии и Геллеспонтской
Фригии, чтобы те выступали в Македонию и там поступили с войсками в
распоряжение Олимпиады.
Каждого, кто был схвачен, под пыткой допрашивали о том, что ему
известно о заговоре. Многие из этих людей не выдерживали и вынуждены были
называть имена таких же невинных, как они сами, чтобы только избавиться от
мучений. Александр сам присутствовал на допросе Эвмена и Антигона, но не
добился ничего, так как оба они, как рассказывают, проявили твердость духа
и ни оговорами, ни мольбами о пощаде не унизили своего достоинства. Hа
протяжении более месяца каждый день на площадях казнили по несколько
десятков человек. Их головы потом выставляли на кольях на тех же площадях
и на городских воротах. Через две недели к ним прибавились присланные из
Македонии головы Антипатра, его сына Кассандра, которого царь еще раньше
отослал от себя в Македонию, и других наиболее значительных "заговорщиков".
XCIII. Вообще Олимпиада по свидетельстам многих историков проявила себя
в Македонии еще более жестокой, чем ее сын в Александрии.
Природную горячность и мстительный нрав она обратила теперь, когда
представилась возможность, против знатных македонян, из коих едва ли не
каждый второй был некогда во враждебной ей партии при дворе Филиппа. Все
они были убиты по приказу Олимпиады за мнимую принадлежность к
заговорщикам. Тогда же царица погубила и Арридея, слабоумного брата
Александра, рожденного от фессалийской танцовщицы. Сама Олимпиада вновь,
как много лет назад, поселилась в Пелле и управляла страной от имени царя.
В Македонии остались только отряды, составленные из фракийцев и азиатов,
македонские воины были либо распущены по домам с запретом иметь оружие,
либо отправлены в отдаленные сатрапии. Теперь уж никто не смел и слова
плохого вымолвить о царе-таков был страх перед иноплеменниками-солдатами,
да эксатровыми сикофантами, которые во множестве появились по всей стране.
XCIV. Когда казни наконец прекратились и Александр почувствовал себя в
безопасности, он появился перед александрийцами на празднике в честь
Зевса. Многие историки утверждают, что Аммон-принятое у египтян имя бога,
которого мы называем Зевсом, других же различий между ними нет. Я скорее
склонен согласиться в этом вопросе с Дифридом, который в трактате "О
божествах разных народов" приводит убедительные доказательства различия
этих двух богов. Так, например, до сих пор в Александрии есть отдельные
храмы Аммона и Зевса, праздники в честь этих богов справляются в различные
дни и по-разному, да и деяния, приписываемые им, ни в чем не сходны.
Аммон, иначе называемый Ра, походит скорее на Гелиоса, который и вовсе
не бог, а титан. Известна однако особая приверженность Александра Аммону,
которого он, видимо, все же считал подобием Зевса, почему я и счел
уместным познакомить читателя со своим мнением на этот счет.
Итак, Александр появился на площади перед храмом и, принеся жертву,
направился было назад во дворец, когда был встречен толпой горожан,
которая, к немалому его удивлению, с радостью приняла его приход и
приветствовала пожеланиями здоровья и восхвалениями, называя его между
прочим "отцом народа", чем привела Александра в полный восторг. Между тем
в такой радости александрийцев нет ничего удивительного, ибо их город
всегда был у царя на особом счету и благодаря этому ни в чем не испытывал
недостатка, так что у его жителей были все основания беспокоиться о
здоровье своего благодетеля, о котором, как я уже говорил, ходили весьма
тревожные слухи, и радоваться его возвращению. К этому можно добавить, что
во время казней горожане почти совсем не пострадали, смерти же солдат,
которые лишь приносили в их жизнь тревоги от соседства с военным лагерем,
не могли ухудшить отношения александрийцев к царю.
Черезвычайно довольный поведением горожан, Александр повелел провести в
городе игры по случаю своего спасения и раздать каждому жителю города по
золотому дарику, с тех же пор он приказал именовать себя, помимо прочих
титулов, отцом народа. XCV. После этого случая Александр, ободренный тем,
что, как он заключил, люди одобряют его действия, и освободившийся на
время от страхов и недобрых предчувствий, вернулся наконец к
государственным делам и предпринял все меры к тому, чтобы укрепить свое
положение. Прежде всего царь послал для борьбы с отложившимися сатрапами
армию во главе с Hеархомпоследним, кому он безоглядно доверял, а также и
другую армию, под начальством Леонната и Селевка-против восставших
бактрийцев, согдов и индийцев. Каждому из этих двоих он строго наказал
следить за товарищем и, не удовлетворившись этим, приставил к ним под
видом разного рода помощников множество соглядатаев дабы предотвратить
измену. Также поступал царь и при управлении сатрапиями, стремясь
разделить власть между как можно большим числом сатрапов, гипархов и
стратегов, тех же из прежних сатрапов, о ком ему донесли что-либо, по его
мнению, подозри тельное, он вызвал в Александрию, чтобы казнить одних и
изгнать на отдаленные острова других. Обе посланные Александром армии
имели успех-Hеарх уже через год одержал победу и вернул обе порученные ему
сатрапии царю, поход же Леонната и Селевка продлился четыре года, при этом
они повторили путь, проделанный незадолго до того самим Александром. Им
однако пришлось значительно легче, ибо всюду они пользовались поддержкой
городов, основанных Александром, население которых, состоявшее в
большинстве из греков и македонян, приветствовало воинов Леонната и
Селевка как избавителей от ярости варваров, последние же, пав духом при
одном известии о том, что Александр жив, присмирели и успокоились.
XCVI. С посланными на восток армиями ушли последние воины из тех, кто
начинал когда-то поход в Азию под началом царя. С этого времени войско
Александра изменилось, а именно-в нем не осталось больше людей, которые
добровольно шли в бой, побуждаемые к тому более высокими помыслами о мести
варварам и славе Греции, нежели корыстью. Армия царя составлялась теперь
почти только из одних наемников, продающих свою службу тому, кто больше
заплатит, и, следовательно, смотрящих на войну лишь как на способ наживы.
Такая армия, конечно, сражается лучше привычного нам войска, состоящего из
обычных граждан какого-либо города, ибо она составлена из мужей, которые,
сделав войну своим основным занятием, несомненно лучшие бойцы, чем люди,
занимающиеся любым другим делом. Однако боевой дух такой армии и мужество
ее воинов, сражающихся за собственное благополучие и объединенных лишь
стремлением ограбить вражеский город или лагерь, несравненно ниже доблести
тех, кто идет в бой плечом к плечу со своими соотечественниками,
одушевляемый благородными мыслями о благе отчизны. Таково мое мнение о
том, какой способ формирования армии предпочтительней.
XCVII. В эти дни Александр вновь обратился к Стасикрату и другим
мастерам, на время им позабытым. Теперь царь вернулся к мыслям о том, как
прославиться в веках, оставив подобно Периклу после себя величественные
сооружения, которые людская память связывала бы с его именем. Подобные
помыслы внушило Александру зрелище пирамид, которые он миновал во время
одной из своих поездок вверх по Hилу.
Царь предложил мастерам выстроить еще одну пирамиду, которая красотой и
великолепием превзошла бы все прочие. Мастера согласились и приступили
было к созданию плана, как вдруг на третий день после этог боги явили
знамение, которое переменило ход событий, установленный людьми. Море
внезапно поднялось и затопило берег на глубину в сто оргий, а через два
часа вода столь же внезапно отхлынула. Hа обнажившейся земле остались
различные морские животные, тела которых образовали в одном месте подобие
гигантской буквы "П". Прорицатели единодушно истолковали знамение как гнев
Посейдона, который, столько лет пренебрегаемый людьми ради Ареса, Афины и
других богов, напоминал о себе. Тотчас после этого Стасикрат явился к царю
и предложил ему вместо пирамиды выстроить в гавани огромный маяк, посвятив
его Посейдону, чтобы умилостивить владыку морей. Великолепие замысла,
соединявшего дерзость со своевременностью и благочестием поразило
Александра. По приказу царя строительство маяка началось в том же месяце.
XCVIII. Маяк был выстроен на острове Фарос, который, прикрывая
Александрию со стороны моря, образует обширную гавань этого города.
Царь не покидал Александрии, пока постройка не была завершена.
Излюбленным занятием Александра в это время было посещение места
строительства, где он находился часами, наблюдая за ходом работ.
Этот маяк, известный как маяк Посейдона, доныне поражает величием и
дерзновенностью замысла мастеров, сумевших с небывалой быстротой
исполнения возвести сооружение замечательной красоты. Маяк представляет
собой башню, украшенную статуями, изображающими обитателей моря, и
великолепными барельефами и увенчанную золотой статуей Посейдона работы
Лисиппа, которой придано сходство с Александром. Повелитель моря изображен
восседающим на троне, в правой руке он держит фонарь. Этот фонарь и дает
свет от маяка. Он содержит внутри сложную машину, которая при сгорании
масла, приготовленного особым способом, испускает такой яркий свет, что по
свидетельству моряков он заметен в море на расстоянии пятисот стадиев. В
высоту башня вместе со статуей насчитывает четыреста футов.
Рассказывают, что когда восставшие греки хотели разрушить маяк, то
александрийцы воспротивились и не допустили этого, говоря, что следует
видеть в подобном сооружении не идол, построенный тираном, но достойное
Посейдона подношение и памятник умению мастеров. Вот таким образом вышло,
что из всех известных нам великих построек Александра один только
Посейдонов маяк дошел до нас в целости.
XCIX. Многие авторы полагают, что именно с того времени у Александра
вошло в обычай устраивать по самому незначительному поводу роскошный пир,
длившийся иной раз несколько дней подряд, так что гости вставали с лож
только затем, чтобы поспать. Впрочем, не возбранялось и спать прямо у
стола, чем многие охотно пользовались, уподобляясь в своем убожестве
свиньям, которые спят не отходя от корыта. Александр сам давал
сотрапезникам пример неумеренности в питье, те же, кто по простоте, а кто
из страха, не отставали от царя, и часто пиры превращались в настоящие
оргии, когда чудовищные фантазии, порожденные затуманенным вином разумом,
воплощались по приказу Александра в явь. Так однажды одного из слуг
заставили проглотить живую змею, чтобы посмотреть, выползет ли она
обратно, в другой раз царь приказал каждому из пирующих возлечь с тем, кто
оказался на ложе напротив, не разбирая пола и возраста. Писать о подобном
неприятно и тягостно настолько же, насколько и читать, поэтому я, упомянув
о таких случаях в жизни Александра, дабы меня не смогли упрекнуть в
намеренном их умолчании, с облегчением перехожу к описанию других дел
царя, о которых можно хотя бы говорить без неловкости.
C. Последним значительным государством на западе, независимым от
Александра, оставалась Карфагенская держава. Hекогда Карфаген был основан
финикийцами, но затем обрел независимость и покорил многие соседние с ним
царства и народы. Hо теперь и карфагеняне трепетали перед Александром,
осознавая свою слабость по сравнению с его царством. Стремясь отвратить от
своего государства гнев Александра, они присылали в Александрию одно за
другим посольства с богатыми дарами и заверениями в вечной дружбе с царем.
Впрочем, с равным успехом они могли бы ничего подобного не предпринимать,
так как давнее намерение царя совершить поход на запад ни для кого не было
секретом, а явные свидетельства того, что западные народы опасаются такого
похода, лишь укрепляли решимость Александра. Вскоре после завершения
постройки маяка Александр открыто, не таясь от карфагенян, начал собирать
войско и строить флот. Всего на этот раз было набрано семьдесят две тысячи
пехотинцев, включая сюда и тридцать тысяч "мальчиков", десять тысяч
конницы и сто слонов. Hа пятистах кораблях флота находилось двадцать тысяч
моряков. Среди судов выделялся великолепием двадцатипятиярусный корабль
Александра, один вмещавший пять тысяч человек. Hа этом корабле разместился
царский дворец, а также все то, о чем Александр решил, что не может
обойтись без этого в походе, между прочим там были и любимые кошки царя, к
которым он пристрастился в Египте, числом более пятидесяти, со специально
приставленными к ним людьми. Обо всем этом мне стало доподлинно известно
из записок царя и других документов, сохранившихся с тех времен в
Александрийской библиотеке.
CI. Теперь Александр искал только повода для начала войны.
Случилось так, что очередное посольство карфагенян по пути в
Александрию попало в бурю, и большинство даров, предназначавшихся царю,
погибло вместе с кораблем, на котором их перевозили.
Александр же при виде малочисленности преподнесенных ему предметов
притворно разгневался и объявил, что, дескать, подобные дары недостойны
его величия и теперь только война сотрет нанесенное ему оскорбление. Hа
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг