такие дела заваливали! Он хмыкнул, ощущая за голенищем плотные кругляки
яблочных сухарей.
Солнце уверенно воцарилось в зените и во всю силу прижаривало плечи и
макушки. Ворон, лоснясь взмокшей шкурой, упрямо сек подковами пушистые
ковыли. По груди Извека то и дело пробегали щекотливые ручейки. Лицо же не
успевало заблестеть бисером: упругий встречный ветер высушивал пот,
покрывая кожу мельчайшим налетом соли. Только из под волос, иногда
скатывались крупные мутные капли. Степнякам тоже было не сладко. Все чаще,
то один, то другой, снимали тяжелые мохнатые шапки и скакали без них,
остужая мокрые головы. Оскаленные пасти некоторых лошадей запенились.
Клочья еще не срывались со сверкающих удил, но чувствовалось, что еще
немного и, по ветру полетят первые пташки лошадиного измора.
Посланные на перехват преодолели почти половину расстояния, но видя, что
беглец уходит по прямой, успокоились. Скакунов уже не гнали, однако,
ослушаться приказа не осмеливались и, все больше удаляясь от основного
войска, продолжали править к лесу.
- Ну, что, травоед, покажем как надо ногами шевелить! - крикнул Сотник,
пригибаясь к шее Ворона.
Конь с готовностью прибавил прыти, переходя на свой неповторимый ход,
вызывающий зависть всей дружины. Сухие метелки ковыля смазались в размытые
полосы, ветер выпрямил трепещущую гриву, хвост едва дрожал сдавленный
уплотнившимся воздухом. Извек почувствовал, как сила встречного потока
привычно перекрыла горло, борясь с удушьем, задышал сквозь сжатые зубы.
Оглянувшись зарычал от злорадства: степняцкий табун безнадежно отставал.
Под копыта лошадей полетели крупные желтоватые хлопья. Конь предводителя и
с тремя десятками жеребцов еще держались, но скорость, как и у прочих,
оставляла желать лучшего.
Отделившийся отряд, уже сливался с темной полоской леса и Извек прикидывал
расстояния между группами. Оглянувшись еще раз, решил, что самое время, и
направил Ворона по пологой дуге к лесу. Свистящий в ушах воздух не дал
услышать летящий следом вой бессильной ярости. Степняки поняли, что
недооценили кованного по-киевски коня, и теперь всадник быстро удалялся к
спасительной линии леса. Радман видел, что уже не угнаться, но губы
тронула злая улыбка. Там, впереди, уже ждут семь десятков всадников,
которым приказано взять кровного врага живым. Ну, в крайнем случае,
полуживым, чтобы тот мог видеть глаза хана, слышать перед смертью его
слова.
Улыбка стала еще шире, когда разглядел, как его войны растягиваются у леса
полумесяцем и беглец движется в самую западню. Радман знал, что опытные
батыры уже сжали в руках жесткие арканы, видел, как далекие точки
собираются в плотный полукруг, в центре которого сейчас тот самый лучник,
на черном, как душа Иблиса, коне.
Хан уже не спешил. Зверь сам шел в ловушку, и стоило поберечь хороших
коней. Он поднял руку, всадники перешли на шаг. То, что случилось после
этого, заставило Радмана оторопеть и вновь бросить коня в сумасшедший
галоп...
...Сотник пожирал глазами летящих на встречу степняков. Чувствовал как в
душе, сметая остатки тоски, занимается ярость. Как, подобно лесному
пожару, она стремительно растет и как его собственное тело срастается
воедино с телом рвущегося в бой коня. Заметив в руках кочевников арканы,
захохотал и вытянул на свет заскучавший без дела меч. Расстояние
стремительно таяло. Ловцы в середине придержали коней, всадники по краям
дернулись вперед, чтобы замкнуть кольцо, и... в этот миг Извек впервые
услышал боевой рев Ворона.
Утробный звук надавил на уши, прошел по телу, заставляя жилы звенеть, как
перетянутые струны. Меч в руке стал невесомым. Все вокруг потеряло яркость
цветов, но стало отчетливей и резче. Сотник мог рассмотреть каждый волос
на взметнувшихся арканах, каждую щербину на степняцких клинках. В
следующий миг Ворон неуловимо ушел от брошенных петель и протаранил двух
всадников стоявших на пути. Лошади опрокинулись, давя неудачливых седоков,
а черный жеребец уже метнулся к следующим. Извек заработал мечем. На
крутящемся коне держался только благодаря силе ног. Пользуясь
растерянностью, старался порубить как можно больше, пока кочевники не
опомнились. В воздухе повисли рубиновые брызги, вопли ярости, досады и
боли. Ржание коней, попавших под копыто или зубы черного жеребца, резало
уши. Большая часть степняцких лошадок оробела перед оскаленным зверем и,
на какой-то миг, вокруг дружинника образовалось пустое пространство. Можно
было вырваться к близкому лесу, но Ворон пошел по второму кругу. Извек
улучил момент, выхватил у падающего степняка саблю и стал разить обеими
руками. Мельком заметил, как самые хитрые вскидывали луки. Стреляли
торопливо, целясь в одичавшего скакуна, но тот все время был в гуще боя и
большая часть стрел била степняцких лошадей и подвернувшихся седоков.
Несколько поспешных выстрелов все же достигли цели, Сотник видел древки,
торчащие в смоляной шкуре коня. Засевшую в своем бедре, заметил лишь когда
сшибся с кем-то бок о бок. В пылу брани обломил мешающийся черен и не
почувствовал боли.
Он уже вошел в то пьянящее состояние когда бой становится сутью
настоящего, слышал рев боевых рогов и дикий клич Синего Волка, чувствовал
за с собой души предков, видел мечущуюся рядом тень Рагдая и парящий в
небе знак Рода. Неистовствовал смертоносным коловоротом, изводя поредевший
отряд. Бурлящий в жилах огонь выпарил боль от попаданий степняцких сабель.
Замечая несущуюся в отдалении главную стаю, знал, что скоро почувствует на
челе длань Перуна и прикосновение мягких губ Апии...
Внезапно протрезвел, будто окатили ледяной водой. Яркой вспышкой перед
глазами встало испуганное личико Лельки, в огромных глазах стояли слезы.
Вырвавшийся из груд крик сорвал с губ клочья пены. Сдавил ногами конские
бока, заставив Ворона попятиться. Тут же одна из стрел чиркнула выше
наруча. Хрипящий жеребец рвался продолжить, но рывок узды развернул голову
к лесу, а удар шпор сорвал с места. Степняки не преследовали. Пораженные
дикостью одиночки, беспомощно озирались на приближающегося Хана,
оглядывали взрытую копытами, почерневшую от крови землю, на которой
корчились раненые и громоздились трупы.
Радман осадил коня на краю побоища. По бокам остановились телохранители,
позади подтягивались две сотни отставших. Грудь хана вздымалась, горящие
глаза жгли деревья, за которыми скрылся беглец. С трудом оторвав взгляд от
леса, оглядел остатки отряда. Взмахом руки приказал подручным успокоить
покалеченных, сам медленно двинулся к опушке. Уже стоя у промятых кустов,
слышал за спиной конские хрипы и вскрики раненых.
Стона Радмана не слышал никто...
Глава 32
Страх существует для того,
чтобы предупреждать нас об опасности,
а не для того, чтобы заставлять нас бояться...
Витим - Большая Чаша.
...Тесный подлесок хрустел ломанными ветвями и норовил выхлестать глаза.
Ворон щурился, спасаясь от веток и острых сучков, ломился почти вслепую.
Вспомнив про зажатый в кулаке меч, Сотник выставил клинок перед собой.
Другой рукой управлялся с поводом, не давая Ворону налететь на деревья,
валежины и коряги.
Остановились нескоро, когда густая поросль молодняка кончилась, и стволы
пошли пореже. Извек оглянулся. Некоторое время прислушивался к лесу, но
слышал лишь грохочущее в ушах сердце. Убедившись, что погони нет, бросил
меч острием в землю, потянул ноги из стремян.
Ворон дрожал, роняя ошметки вязкой липкой пены. Часто моргал слезящимися
глазами. Прерывисто вздохнул, когда хозяин тяжело сполз с седла, чтобы
осмотреть его раны. Постанывая терпел, пока Сотник осторожно извлекал
ножом застрявшие в теле стрелы. С одной, засевшей в груди, пришлось
повозиться. Тростниковый черенок, расшатанный скачкой по кустам, отвалился
и Извек едва успел уцепить ногтями тонкую железную ость. Покончив со
стрелами, отыскал несколько ростков чистотела. Почти не чувствуя жгучей
горечи, дробил зубами толстые четырехгранные стебли. Полученной рыжей
кашицей замазывал кровоточащие раны и, только закончив с последней,
перевел дух. Привалившись к ближайшему стволу, оглядел себя. Наручи и
пластины доспеха помялись, приняв на себя большую часть ударов. Кольчужные
участки уберегли от резанных ран, но тело под ними ломило от ушибов. В
остальном, не считая ссадин на голове и руках, был цел. Всего две стрелы
нашли незащищенные места. Скользнувшая возле локтя, лишь продырявила рукав
и рассекла кожу, но засевшая в бедре, все торчала обломанным древком.
Штаны вокруг раны набухли и прилипли к ноге. Чувствуя, что горячка боя
проходит, и боль все явственней заявляет о себе, поспешил поскорей
закончить с лечением. Вспоров штанину, повел лезвием ножа вдоль древка,
почувствовал, что край наконечника едва скрылся под кожей. Облегченно
вздохнул и, зажав у самой ноги, дернул. Отодрав подол рубахи, распустил
полотно надвое и примотал огрызки чистотела к обеим ранам.
Больше всего на свете хотелось лечь полежать, но чутье воина толкало
двигаться дальше, тем более, что впереди лес светлел и можно было узнать,
сильно ли отклонился от нужного направления. Вынув меч из земли, повозил
лезвием по дерну, но, так и не оттерев дочиста, сунул в ножны. Поймал
узду, потащил остывающего Ворона за собой. Скоро приблизился к просвету
между деревьями и с досадой понял, что впереди не поляна, а
противоположная опушка длинной лесной полосы. Настоящий же лес начинался
дальше, у холмов, поросших частым кустарником. Однако, оказалось, что
двигался правильно. Где-то с той стороны холмов лежала дорожка в родные
земли. Уже недалече. В родных местах и земля помогает, достало бы сил
добраться.
Ворон покачивался от усталости, хлопал сухими губами, жалобно смотрел на
хозяина. Сотник отвел глаза, виновато пробормотал:
- Держись, родной, не до водопоя сейчас. Вот уберемся подальше, поищем где
напиться. А пока придется пождать.
К холмам, двинулся пешком, ведя измученного конягу в поводу. Чувствовал
себя разбитым, но видел, что Ворону еще хуже. Раны от стрел еще сочились,
приманивая мух запахом свежей крови. Благо жилы уцелели, а мясо пробито
неглубоко. Бешеные прыжки не давали степнякам ни прицелиться, ни придать
стрелам полную силу...
От самого леса что-то мешало идти. Долго пытался понять, что в измотанном
теле не так, пока не вспомнил про упрятанные в сапоге кругляши. Они-то и
мяли ногу при каждом шаге.
- А яблочки-то съесть забыли. - пробормотал Сотник и полез дрожащей рукой
за голенище. Случайно взгляд упал на опушку. Сердце ударило в ребра и
затихло. Из леса выезжали степняки.
Повинуясь неслышному на таком расстоянии окрику, войско рассыпалось вдоль
опушки и замерло. Из-под сени деревьев выехал предводитель. Остановив
коня, застыл в седле каменным истуканом. Извек едва мог различить пятно
лица, но чувствовал, как его буравит исполненный ярости взгляд хана.
Сотник вытянул из-за голенища яблоки, выпрямился и, с деланной
непринужденностью расправил плечи. В голове приглушенно, будто удары
далекого била, зазвучали слова Селидора:
... Буде противник силен и грозен, лицедействуй и дури. Коли чуешь в себе
сил с избытком, яви себя уставшим и слабым. Поединщик пойдет в бой
бесшабашно и не таясь, что ошибкой его будет. Ежели же устал и слаб,
держись бодро и удало, дабы враг был осторожен и не рвался завершить
расправу буйно и коротко. Тогда успеешь собраться для удара...
Извек глянул на израненного Ворона. Тот все еще тяжело дышал, на хозяина
поглядывал вопросительно.
- Взбодрись, ушастый, - сипло проговорил Сотник. - пусть думают, что нам
все нипочем. Дыши, пока они там кумекают. Вдогон им, небось, не больно
охота. Ведают, что по прямой нас и стрелой не догнать... было.
Извек вздохнул, оглядывая раны от стрел. Сам чувствовал, как слева, чуть
ниже ключицы, начинает проклевываться тупая боль. Провел рукой по груди.
Нащупав странное, бросил быстрый взгляд, присвистнул. Несколько пластин,
будто осенние листья, вывернули края и сияли глубокой бороздой,
оставленной концом степняцкой сабли. Подвигав плечами, сморщился: толи
ребра треснули, толи мясо на ребрах расплющило.
- Оказывается и мне досталось, - пробормотал он, не спуская глаз с
кочевников. - Ниче, друже, еще маленько передохнем, а там куснем по
яблочку и двинем, пока сил хватит. Глядишь, может и уйдем.
Ворон шумно втянул воздух, выдохнул со стоном, подвигал верхней губой.
Извек раскрыл ладонь, подкинул на руке сморщенные комочки и, застыл,
заметив на опушке движение. Степняки спешно покидали седла. Не выпуская
уздечек из рук, следили за вожаком, что медленно тронулся от леса. Отъехав
на сотню шагов, хан привстал в стременах, лениво поднял руки и, не
опуская, двинулся дальше. Сотник почувствовал, как сердце натужно погнало
кровь по ноющему телу.
- О, как... - пробормотал он и осекся.
Мягкие теплые губы в одно мгновение смели с ладони оба яблока. В ответ на
удивленный возглас дружинника, Ворон попятился и прижал уши. Глаза
виновато лупали на хозяина, а зубы торопливо перемалывали легкую добычу.
- Нечто льзя так! - укоризненно посетовал Сотник. - Бесстыжий! Слопал все
в одну харю и огрызка не оставил. А ведь с такой закуской свадьбу сыграть
можно.
Ворон отступил еще на шаг, но Извек вновь направил взор к лесу. Не
оглядываясь, еле слышно добавил:
- А может тебе и нужней. Глядишь, улепетывать помогут.
Хан, тем временем, преодолел две трети пути. Стали различимы дубленые
чешуи кожаного доспеха, богатая сбруя и мокрые пятна на груди его скакуна.
Видя, что дружинник и не думает убегать, степняк опустил руки на бедра и
продолжал путь, горделиво выпятив грудь. Не доезжая броска копья,
остановился, медленно огладил черную бородку. Непроницаемое лицо застыло
деревянной маской, но брызжущие ненавистью глаза змеей скользнули по
русичу и его коню. На тонких губах промелькнул призрак улыбки, когда
заметил гнутые пластины, перетянутые раны Извека и потеки крови на Вороне.
Извек тоже покосился на жеребца. Тому вроде легчало, ноги дрожали меньше,
глаза смотрели живей. Поникшие уши встрепенулись, от голоса степняка:
- Узнаешь ли ты меня, несчастный, чей последний день двинулся к закату?
Сотник двинул бровями, переваривая чудное звучание родной речи в устах
иноземца. Улыбнувшись, почесал макушку.
- А должен?
- Должен. - процедил степняк. - Наши дороги пересеклись второй раз.
Последний.
Извек кашлянул, почувствовал, как грудь слева резануло болью. Едва сдержав
страдальческую гримасу, ответил с простецким лицом.
- Может и видал. Мало ли вас по дорогам мотается, всех не упомнишь.
Кочевник посерел лицом, но все еще держал себя в руках. Извеку показалось,
что уже видел эту сдерживаемую ярость в узких щелочках глаз, эти бугры
желваков на широкой нижней челюсти, эти вздувающиеся, как у коня, ноздри.
Когда догадка почти проломила скорлупу памяти, губы всадника вновь
разомкнулись.
- Посмотри в глаза твоей смерти, ибо я - Радман. Сын великого Кури!
Радман, брата которого убили твои стрелы! Радман - хан, чей отпрыск скоро
вытопчет ваши земли и сложит курган из ваших черепов! Который...
- О, Светлые Боги! - протянул Извек с радостной улыбкой. - Да неужто тот
самый, что с брательником в яме сидел? А потом как-то выскребся, да утек
через Калинов Мост? Ну точно, как же я сразу не узнал!
Сотник потешно всплеснул руками, тут же почувствовал еще несколько
просыпающихся ушибов, но оттягивая время для Ворона, продолжал
заговаривать Радману зубы.
- А, кстати, кто вам тогда пособил? Трое улизнули, пятерых стрелами
забили, да только их течением унесло, так и не разглядели, чьего
роду-племени...
- Это не нам пособили, - презрительно ощерился хан. - Это вас продали.
- И кто же нас продал?
- Ваши же киевские иудеи. Они скоро всю Русь с потрохами продадут.
Половина княжей челяди уже с их рук ест. Быть вам всем и купленными, и
проданными, и под ярмом степи согнутыми.
- Эт мы еще посмотрим, а как увидим, там и поглядим. - тихо молвил Извек
оглядываясь на Ворона.
Радман расценил взгляд по-своему. Легко спрыгнул с коня, выдернул из-за
пояса камчу и, что есть силы стегнул своего скакуна по крупу. Жеребец
завизжал от боли и рванул прочь. Хан проводил его долгим взглядом и
обратил к дружиннику торжествующее лицо.
- Плачь, собачий сын, пора умирать!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг