Огромный телефон решит все проблемы!
Все трое мрачно посмотрели друг на друга. Ой, как Гене это не
понравилось! Год назад такая сцена между тремя закадычными друзьями была бы
просто немыслима.
- Друзья, не ссорьтесь! - сказал он им, умудрившись положить две свои
руки сразу на три плеча. - Иной раз культурные ценности бывают гораздо
важнее материальных.
Все трое посмотрели на Гену, и их взаимная неприязнь тут же рассеялась.
- Устами мальчика-героя подчас вещает Истина, - произнесли они все трое
старинную эмпирейскую народную поговорку и улыбнулись, и искорки из восьми
дружеских глаз, не разделенных даже на пары, а соединенных в одно красивое
загадочное созвездие, поднялись над ночным Оук-Портом, чтобы присоединиться
к бесчисленным звездам мироздания, и на этом наша повесть закончилось,
оставив место лишь для трех небольших эпилогов.
ЭПИЛОГ I
Каковы, однако, законы приключенческого жанра! Да и можно ли вообще
называть их законами, если мы на одной странице повести можем скакнуть с
бастиона крепости в Оук-Порте в камеру хранения Витебского вокзала, что на
Загородном проспекте Ленинграда (следующая остановка "Технологический
институт")? Из такой невероятной романтики - сразу в обыкновенную прозу, на
Витебский вокзал.
А ведь слово "Витебск", между прочим, не такая уж и проза. Великий
художник Марк Шагал, например, показал нам такой фантастический Витебск, что
ни один писатель-приключенец за ним не угонится.
Ну, впрочем, это к слову, мы и гнаться за Шагалом не собираемся. Мы
входим в зал камеры хранения вслед за сутулым старичком-дачником. Знаете,
бывают такие старички-дачники в побелевших от старости по швам прорезиненных
плащах, в обвисших шляпах из рисовой соломки, с двумя тремя саженцами в руке
и с ведерочком чернозема. Таков и наш старичок, эдакий отставной Букашкин,
приятель поэта Андрея Вознесенского.
Он направился в серые коридоры автоматических камер, смирно поставил
свое ведерочко на кафельный пол возле одной из них, засунул пальчик в
вязаной перчатке в диск и тихо набрал дату Грюнвальдской битвы - тысяча
четыреста десятый год. Дверь камеры открылась, и старичок достал оттуда
сундучок. Извините, любезный читатель, за неуместную рифму.
Тут нервы старичка малость сдали, и он, воскликнув что-то на
неизвестном языке, мягко опустился на пол, откуда и был поднят железной
рукой капитана Рикошетникова. Рядом с Рикошетниковым находился его новый
друг, участковый уполномоченный милиции Бородкин В. П.
"Вот ведь какая штука, - думал Бородкин, - передо мной обыкновенный
старичок, никакой не чудак, не фантазия. Ни малейших поползновений к
проверке не вызывает. А ведь не подошли бы, не проверили, и улетела бы
птичка".
Капитан Рикошетников между тем деликатно и осторожно снял с лица
"старичка" тончайший пластиковый грим и обнажил сатанински красивое лицо
Накамура-Бранчковской.
- Браво, мадам! Ко всем вашим прочим талантам прибавился талант
трансформации.
- Я протестую! - слабо сказала уставшая от борьбы за власть женщина. -
Протестую против насилия над пенсионером.
- Пройдемте, товарищ, - мягко сказал Бородкин. - Сорри, дорогой
товарищ, сюжет не терпит задержек.
Он увел "пенсионера" в соответствующие глубины Витебского вокзала, а
капитан Рикошетников с заветным сундучком под мышкой вышел на Загородный и
кликнул такси.
Случилось так, что я как раз ехал мимо на своем "Жигуленке" и,
пользуясь правом старого знакомства, пригласил капитана Рикошетникова в
машину.
- Вот, - сказал он, похлопывая по сундучку. - Скоро увидим, что там
такое.
- Сегодня же и увидим, - сказал я. - Вас давно уже все ждут на улице
Рубинштейна.
- Кто это все? - удивился капитан.
- Все герои нашей повести, начиная с Гены Стратофонтова.
- Позвольте, но я только несколько часов назад говорил с ним по
телефону. Он еще не мог прилететь с Больших Эмпиреев! Не говоря уже о
других, которые плывут на " Алеше Поповиче"...
- Простите, но это небольшой авторский произвол, - смущенно сказал я. -
Мы сейчас переедем с вами из Первого Эпилога во Второй. Садитесь!
ЭПИЛОГ II
Под медной лампой, сделанной из кормового корабельного фонаря, всем
нашлось место: и детям переходного возраста, и их сорокалетним родителям, и
старшему поколению. Был здесь даже вновь обретший родину и вторую часть
своей фамилии Герман Николаевич Фогель-Кукушкин, одетый во вполне приличную
серую пару из магазина "Великан ".
- Я волнуюсь, малютка, - шептал он Даше Вертопраховой.
Все немного волновались, несмотря на свои стальные нервы. Даже автор
малость суетился. Итак, Гена вынул из-за пазухи свою заветную трубочку,
сделанную из нежного отростка дерева Сульп и подул!
Раздались эти странные звуки, уже дважды описанные в повести, и
сундучок спокойно и непринужденно раскрылся. Древними, пустынными временами
дохнуло изнутри. Все смолкло.
- Гена, доставайте ценности. Это ваше право, - дрожа от волнения,
сказал автор.
Ценности оказались к_у_л_ь_т_у_р_н_ы_м_и!!! Это было письмо пона трем
его сыновьям: Мису, Маку и Тефя, - написанное на клочке древней кожи.
===========================================================
Письмо пона
О сыновья благородные, милые дети! К вам обращается пон-прародитель,
душою смущенный. Пойман был нами сегодня в капкан хитроумный Мамонт ужасный,
приплывший сюда издалека. Дети родные, мы вместе сражались с жестоким
пришельцем, Мы не дрожали пред пастью его, что дышала вулканом.
Мис-весельчак, ты всадил ему дротик под ребра! Доблестный Мак укротил его
рык преотличнейшей глыбой! Ловкий Тефя, подобравшийся сзади, пришпилил
Острым ножом его ухо к подножию Сульпа. Мне, смельчаки, вы оставили дело
пустое - Просто добить исполина любимой мотыгой. Ныне победу великую
праздновать мы собралися... Что ж я ловлю в ваших взглядах раздора летучие
тени?
Шкуру вы стали делить побежденного зверя, Ввергла вас в ссору лихую
простая дележка. Мис пожелал себе сделать из шкуры кафтаны, Чтобы гулять,
поражая вокруг всех гагар и дюгоней Мак вознамерился сделать из шкуры каноэ,
Чтобы к сиренам на Фухс добежать побыстрее. Даже милейший Тефя разгорелся
гордыней, Хочет из шкуры он всей понаделать игрушек, С ними в дубравы уйти,
своих обезьян потешая. Вижу я, Мис-весельчак, как ты ищешь глазами свой
дротик. Доблестный Мак, ты уж взялся руками за жуткую глыбу. Ловкий Тефя,
отпусти своих замыслов рой Из красивой головки на волю! Дети, не ссорьтесь,
не хмурьтесь и шкуру делите по чести! Дети, мы очень слабы перед грозной
игрою природы! Если поссоритесь вы меж собою, будете втрое слабее. Будущий
мамонт, приплыв из косматых пространств на любимый наш остров, По одному вас
пожрет без труда и за милую душу. Вот мой завет, прародителя пона. Ребята!
Вместе сражайтесь и в мире делите победную шкуру! Если же схватитесь вы меж
собою в постыднейшей склоке. Вам не видать ни сирен, ни макак, ни дюгоней
прелестных! Сами себя вы погубите в мрачных сраженьях, Радостей жизни и юных
утех не изведав.
Мир и согласье! - взывают к вам звезды. Мир и согласье! - вам волны
гремят. Мир и согласье! - это ваш воздух. Мир и согласье между тремя!
===========================================================
После ознакомления с древнейшим человеческим документом за столом
Стратофонтовых воцарилось неопределенное молчание. Мне кажется, я не
ошибусь, если скажу, что на какую-то долю минуты к этому молчанию
присоединились и вы, многоуважаемый читатель. Дружище читатель, уж не
испытали ли вы легкого разочарования? Уж не хочется ли вам вместе с сестрами
Вертопраховыми еще раз заглянуть в глубь сундучка: нет ли там чего-нибудь
кроме?
Я переглянулся с капитаном Рикошетниковым, и кандидат технических наук
встал с легкой, но умной улыбкой.
- Друзья мои, - сказал он, - мне показалось, что вы испытали сейчас
мимолетное разочарование. Друзья, не закралось ли в ваши сердца легкое
сомнение: дескать, стоило ли тонуть в океане и подвергаться смертельным
опасностям ради небольшого клочка мамонтовой шкуры? Друзья мои, как
опытнейший из вас путешественник и приключенец, я торжественно заявляю:
стоило!
Во-первых, друзья, культурную и гуманистическую ценность этого письма
из глубины веков трудно преувеличить. Никакие "атомные бриллианты", никакие
самые невероятные материальные сокровища не стоят даже двух слов призыва к
миру, а здесь перед нами целый монолог, и чей - прародителя пона, древнейший
и мудрый, несмотря на свою простоту, призыв: живите в мире, люди планеты!
Во-вторых, не показалось ли вам невероятным то, что эта темная
клинопись на мамонтовой шкуре понятна нам всем от слова до слова, что она
как бы ЗВУЧИТ внутри нас? Друзья, поверьте мне, что и материальная ценность
этого загадочного письма из глубины веков превышает стоимость десятка, а то
и сотни британских музеев.
И в третьих... - капитан Рикошетников затянулся из своей трубки,
окутался запахом гремучей смеси своих табаков, выпустил дым, похожий на
султан Ключевской сопки, и сквозь этот дым улыбнулся Гене Стратофонтову
таинственно и дружелюбно. - А в-третьих, Гена, надеюсь, вы не забыли, какие
необычайные чувства, какой странный подъем интуиции охватили вас у подножия
дерева Сульп? Вы не забыли, какая НЕВЕРОЯТНАЯ идея пришла вам тогда в
голову? А не кажется ли вам всем, друзья, что в тот миг Гена Стратофонтов, а
вместе с ним и все мы стоя ли на пороге следующего и, может быть, самого
фантастического приключения?
Спасибо, уважаемые друзья. Я кончил.
За столом, среди персонажей, воцарилось ликование. Нет, не зря тонули в
океане и подвергались смертельным опасностям - маленькому народу Больших
Эмпиреев этот сундучок явно не повредит! Нет, не зря, не зря, не зря
произошло все, что произошло. А что будет дальше? Что будет дальше?
Ликование еще более усилилось, когда узнали, что Питирим Филимонович
вместе со своим ближайшим другом, продавщицей молочного магазина Дорой
Семеновной Клобс, принесли к пиршеству целую огромную кастрюлю с первой
порцией только что синтезированной и уже облагороженной смолой "гумчванс"
универсальной еды. Все персонажи весьма оживились, а особенно животные,
среди которых был и ирландский сеттер Флайинг Ноуз, который не играл в нашей
повести никакой роли, а только лишь иногда оживлял картину. Все получили по
нескольку кругляшков, все попробовали, и всем очень понравилось. Мало того,
все нашли, что эта универсальная еда чрезвычайно напоминает какую-то вкусную
обыкновенную еду. Тут Питирим Филимонович слегка заволновался. И помрачнел.
- Скажите, а сколько будет стоить ваш продукт? - поинтересовались
некоторые из присутствующих.
- Десять копеек килограмм, Не дороже картошки. - ответил Питирим.
- Эврика! - воскликнули тут дети. - Да ведь это же печеная картошка!
Взрослые смущенно переглянулись; дети были правы - синтезированная за
сорок лет универсальная еда в точности напоминала очень вкусную, но
обыкновенную печеную картошку.
Дора Семеновна Клобс хлопотливо бросилась к Питириму Филимоновичу.
- Оставьте меня! - рявкнул тот. Он сидел неподвижно, белый как мел.
- Дружище Питирим! - обратился к нему Юрий Игнатьевич Четверкин от лица
всех присутствующих, включая автора. - Ты сделал большое дело! В конце
концов, мир только выиграет от того, что в нем будет больше печеной
картошки!
Улыбка старого авиатора была так простодушна и заразительна, что и
Питирим Филимонович невольно улыбнулся. Ликование в квартире Стратофонтовых
разгорелось с новой силой.
...Мы завершаем наш Второй Эпилог маленьким эпизодом.
В разгаре ликования наш главный герой Геннадий тихонько проследовал в
ванную комнату. Он хотел убедиться, достаточно ли надежно укрыта вафельными
полотенцами его бронзовая копия. Ведь если ее ненароком увидят сестры
Вертопраховы, особенно Наташка, не оберешься тогда издевательств.
Он тихо открыл дверь и увидел Наташу, а перед ней самого себя в
бронзовом варианте. Все полотенца были удалены и валялись на полу. Наташа
что-то сердито говорила скульптуре, как будто отчитывала его самого. Гену
Стратофонтова, предупреждала ее поднятым пальцем и даже топала ножкой, а
потом приблизилась и поцеловала ее в бронзовую щеку.
Гена неслышно прикрыл дверь, прошел по полутемному коридору, подпрыгнул
к потолку и повис, ухватившись за крылышко маленького купидона. Там уже
висел его сверстник, одноклассник и наперсник детских игр Валентин Брюквин.
- Давно висишь? - спросил его Гена.
- Минут пять, - ответил Валентин.
- Ох, ломает, ломает нас переходный возраст, - проговорил Гена.
- Ноу комментс, - заключил Брюквин.
ЭПИЛОГ III
Теперь, когда все так благополучно разрешилось, нас могут спросить: все
ли персонажи пристроены и не брошен ли нами на произвол судьбы злополучный
Сиракузерс?
Ну, акула мясного бизнеса, ну, воротила фондовой биржи, но ведь
оставили-то мы его привязанным к пальме крепкими бандитскими ремнями, а это
все-таки не совсем гуманно.
Любезный гуманный читатель, успокойтесь - воротила отвязан. На острове
Фео давно уже создан филиал фирмы "Интер-миллионер-сервис", который
приглядывает за акулой.
Акула же все забыл, ничего не помнит, никакого острова вокруг не
осознает, весь день он бродит среди своих "реликтов памяти", плачет и
смеется, вспоминая бандитскую юность и коммерческую зрелость, а вечером
просит привязать его к полюбившейся пальме, что охотно выполняют мирные
служащие ИМС Пабст и Грумло.
Словом - идиллия.
КОНЕЦ
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 04.03.2002 16:40
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг