Гена, я никогда прежде не встречал такого невежественного юноши. Он спросил,
например, меня: где у кита располагаются жабры? Пришлось прочесть ему
маленькую лекцию о морских млекопитающих. Когда мы вышли из музея,
обнаружилось, что он приписывает честь постройки Петербурга не Петру
Великому, а Ивану Грозному. Ампир он называл готикой, каштан - липой, про
Зимний дворец сказал, что это, наверное, гостиница "Интурист".
Я провел с ним целый день и открыл ему глаза на сотни вещей, о которых
он имел совершенно неправильное представление. И лишь в одном месте юноша
посрамил меня - в музее музыкальных инструментов. Оказалось, что он великий
знаток флейт и знает всех мастеров этого инструмента, начиная от эпохи
Возрождения, которую он, конечно, называл эпохой Извержения, и до наших
дней. Тогда я рассказал ему историю моей "флейточки" и даже показал ее в
моем аппарате. Он был моим гостем, и мы расстались друзьями, правда, потом
уже не виделись: он уехал в свою провинцию.
- Как он назвался? - спросил Гена.
- Федя Говорушкин. Или Игорь Чекушкин. Что-то в этом роде.
- И вы не заметили в нем ничего странного?
- Ровно ничего странного. Обыкновенный юноша, только очень
невежественный, - сказал Юрий Игнатьевич.
- А сколько лет было этому юноше, на ваш взгляд, дружище Юрий
Игнатьевич?
- Вот! - вскричал старый авиатор, хлопая себя по лбу. - Как вы
проницательны, дружище Гена! Возраст этого юноши был очень странен. Иногда
он мне казался юношей восемнадцати лет, а иногда юношей лет сорока пяти.
- Вопросов больше нет, - сказал Геннадий, встал и медленно подошел к
верзиле блондину, который все еще сидел напротив, вытирая со лба капли
холодного пота.
- Вы плохо себя чувствуете, сэр? - вежливо спросил мальчик, внимательно
разглядывая шрам на щеке блондина, похожий на след от стрелы племени ибу.
- Пардон, пардон, мы вовсе незнакомы, молодой джентльмен, - забормотал
верзила. - Я никуда не лечу, я просто провинциал из Аахена, просто зевака и
сейчас немедленно убираюсь восвояси!
Он вскочил, выбросил в мусорную урну голубой транзитный билет, выбежал
из здания аэропорта, упал в такси и был таков.
Гена не погнушался вынуть билет из урны и прочесть там имя владельца:
"Мр Уго Ван Гуттен", и направление:
"Оук-Порт, Большие Эмпиреи". Конечно же, не имя интересовало Гену. Имя
у таких персон - а Гена вспомнил эту персону - меняется каждый месяц. Его
интересовало направление. Оук-Порт? Вот как? Надо быть настороже!
В это время объявили посадку на их самолет, и все они - Гена, мама
Элла, папа Эдуард, бабушка, сестры Вертопраховы, Валентин Брюквин, Ю. И.
Четверкин и референт общества "Альбатрос" Г. А. Помпезов - в числе прочих
пассажиров погрузились в "Каравеллу", долетели до острова Маврикий, там
погрузились в "Комету" и долетели до Мальдив, там погрузились в "Боинг" и
благополучно долетели до Зурбагана, где их ждал немалый сюрприз.
Зурбаганский аэропорт в наши дни стал похож на ярмарочную площадь.
Прошли те времена, когда из допотопных дирижаблей высаживались здесь суровые
шкиперы и штурманы, которые, дымя своими трубками, направлялись в морской
порт, к своим парусникам, к своим сугубо таинственным и важным делам.
Прославленный замечательным русским писателем Александром Грином, город стал
теперь прибежищем начинающей творческой интеллигенции всего мира, начинающих
писателей, начинающих артистов, киношников, музыкантов, а также множества
туристов и, конечно, хиппи.
Все эти люди почему-то облюбовали для своих встреч аэродром и с утра до
глубокой ночи толклись здесь, сидели за столиками импровизированных кафе,
танцевали, пели, ссорились, мирились, а то и спали прямо на бетоне,
завернувшись в непальскую кошму или марокканскую баранью шкуру.
Порой вежливое радио убедительно просило почтеннейшую публику
освободить взлетно-посадочною полосу, и тогда взлетал или садился
какой-нибудь лайнер, срывая своими струями тенты кафе и торговых палаток,
унося шарфы, шляпы, рукописи гениальных поэм и симфоний, что вызывало на
аэродроме величайшее оживление.
И вот среди этой публики наши путешественники заметили нетипичную
фигуру. Два хиппи-рикши (один из них английский лорд, другой сын
парфюмерного короля) вкатили на аэродром коляску, в которой восседал не кто
иной, как Адольфус Селестина Сиракузерс, буйвол мясной индустрии и
мультимиллионер, увезший из Ленинграда тот самый сундучок, в котором что-то
стучит, тот самый главный предмет всего нашего повествования.
Сиракузерс восседал в коляске, словно символ всего мира эксплуатации.
Он держал в толстенных пальцах великанскую сигарету, временами тыкал пяткой
в худые спины рикш и заглатывал голубые капсулы для своих внутренних
процессов.
За ним еще с десяток хиппи толкали тележки с его барахлом - с огромными
кофрами из крокодильей кожи и с медными застежками, молдингами и углами. Вся
процессия катила к самолету "ЯК-40" зурбаганской авиакомпании "Грин", к тому
самому самолету, куда должны были погрузиться и наши путешественники.
- Где я? - спросил Сиракузерс у агента компании, сухопарого господина в
треуголке с плюмажем. - Где я и куда я? Скоро Нью-Йорк?
- Сэр, в соответствии с вашим билетом вы погружаетесь в самолет
компании "Грин" для дальнейшего следования в Гель-Гью. Нью-Йорк в вашей
дистанции не значится.
- Ах, да, я лечу в Буэнос-Айрес через Панаму, - припомнил Сиракузерс.
- Отнюдь нет, сэр. Вы летите в Джакарту через Аделаиду с посадкой в
Гель-Гью.
- Зачем? - удивился мультимиллионер.
- Цель вашего путешествия, сэр, компании неизвестна.
- Плохо работаете! - рявкнул Сиракузерс, однако выгрузился из коляски и
стал подниматься по трапу.
Перед самолетным люком он протянул в сторону руки за ножницами, видимо
полагая, что сейчас перережет ленту и откроет какой-нибудь новый павильон
или филиал. Ножниц в руку ему, однако, никто не вложил.
- Нет, что-то не то, - пробурчал он и шагнул внутрь.
Между тем его сундуки стояли под самым животом самолета в ожидании
погрузки.
- Родные и друзья! - торжественно произнес Геннадий, обращаясь к
делегации наших героев. - Как подсказывает мне интуиция, сейчас наступает
кульминационный момент нашего приключения, и потому я исчезаю, если вы,
конечно, не возражаете.
Гамма разноречивых чувств прошла по лицам героев. Друг читатель, здесь
я снимаю узду с вашего воображения и предоставляю вам полную возможность
вообразить себе эту гамму во всем ее объеме. Могу сказать лишь, что
завершила всю эту гамму решительная мама Элла.
- Дружище сын, ты гораздо опытнее всех нас в международных делах, и
интуиция тебя никогда не подводила, - сказала она.
- Поторопитесь, товарищ Гена Стратофонтов - сказал Грант Аветисович, -
поторопитесь, пока я заполняю таможенные декларации и как будто бы ничего не
вижу.
..."ЯК-40" авиакомпании "Грин" стартовал с зурбаганского аэродрома,
словно прыгун в высоту: короткий разбег, взлет, и вот он уже скрылся за
цепочкой нежно-зеленых гор.
- Что это за самолет? - спросил один из хиппи у товарищей.
- Советская продукция, - ответил кто-то. - Сорок мест, реактивный
двигатель, может сесть прямо на крышу небоскреба твоего папаши.
- Надо посоветовать папе купить такую штуку, в хозяйстве не помешает, -
сказал несчастный кули и заглянул через плечо товарищу, который считал
медяки, заработанные подвозом Сиракузерса. - Сколько дал, кровосос?
- Не хватит и на кастрюлю бараньего супа, - вздохнул товарищ.
Сиракузерс очень удивился, когда увидел приставленное прямо к его рту
дуло автомата.
- Пардон, я ничего не заказывал, - пробормотал он и полез было себе под
галстук за таблеткой ориентации, но тут над его головой прогремел страшный
голос:
- Ни с места, папаша, а то наглотаешься пуль!
Мясной король поднял глаза, увидел над собой каменную челюсть,
сплющенный нос, черные очки, вспомнил молодость и понял: он в руках "ганга".
Прямо скажем, ничего особенного в самолете не происходило. По нынешним
временам довольно обычная процедура. Два бандита держали под мушками экипаж
самолета, пожилая дама в шляпе с розовыми цветочками угрожала бомбой
пассажирам, а четвертый бандит, самого устрашающего вида, адресовался лично
к мультимиллионеру Сиракузерсу. Словом, происходил вполне тривиальный
"хай-джекинг", то есть угон самолета в неизвестном направлении.
- О-хо-хо, - зевнул пожилой коммерсант, сидящий рядом с бабушкой
Стратофонтовой. - Я уже третий раз попадаю в такую историю, мадам. Когда
работа разъездная, ко всему привыкаешь, но скучно, мадам, скучно. Люди
разучились развлекаться. Реклама врет. Покупаешь чистое масло, а там на 30
процентов химии. Прошу прощения, я обычно сплю во время захвата самолетов.
Спящий, как пьяный - в него не стреляют...
Он закрыл лицо газетой "Ежедневное зеркало" и тут же захрапел.
Мария Спиридоновна не сказала своему соседу ни одного слова, да она его
и не слушала. Она трепетала от возмущения.
Всякий акт воздушного пиратства возмущал ее до глубины души в первую
очередь как летчика по профессии и не в последнюю очередь как рядового
человека. Лишь строгий взгляд Гранта Аветисовича остановил боевую женщину от
решительных, но, пожалуй, не очень продуманных действий.
- Да, Мария Спиридоновна, - посетовал товарищ Помпезов, - на фронте
всегда знаешь, что делать; за границей - не всегда.
- Коллега, - возбужденно зашептал Юрий Игнатьевич Четверкин, - это я
вам, Мария Спиридоновна. Во имя свободы мировой авиации я готов пожертвовать
собой. Созрел план. Я жертвую собой, а вы обезоруживаете мерзавцев! Недурно?
- Юрий Игнатьевич, ваш план еще не созрел, - сквозь зубы процедил папа
Эдуард. - Прошу не торопиться.
Он сидел рядом со своей женой, мамой Эллой, и в эти критические минуты
супруги были до странности похожи друг на друга: и у альпиниста, и у
парашютистки были в эти критические минуты одинаково суженные глаза, жесткий
настороженный взгляд и одинаково напряженные позы. Спортсмены, родители
Геннадия, казалось, были готовы к прыжку.
Что касается молодежной части делегации, то она по-разному реагировала
на происходящее. Валентин Брюквин, не меняя безучастного выражения лица,
внутренне ликовал. Что там говорить, Брюквин Валя немного завидовал выпавшим
на долю его друга приключениям. И вот теперь он сам, мальчик, впервые
покинувший родной город, попал в такую блистательную передрягу. Появились
великолепнейшие возможности для проявления героизма и для показа окружающим,
включая сестер Вертопраховых, своего истинного лица, скрытого под маской
непрерывного спокойствия.
Даша Вертопрахова помрачнела: новая встреча с "мафиози" напомнила ей
недавние времена и ее жеманную и страшную "мамочку" мадам
Накамура-Бранчковску в ореоле ее фальшивой красоты.
Что касается чемпионки по художественной гимнастике, то она была
совершенно спокойна. Во-первых, занятия спортом в обществе "Трудовые
резервы" приучили ее к оптимистическому взгляду на мир. Во-вторых, она была
уверена, что ее исчезновение не пройдет бесследно для цивилизованного мира,
и уже через час корреспонденты затрубят о неприбытии самолета с
ленинградской грацией в Гель-Гью, и поднимется такой шум, что бандиты
испугаются и всех отпустят. И, в-третьих, самое главное соображение она
таила в глубине души и даже сама себе почти не признавалась, что надеется в
основном на ловкость, храбрость и интуицию одноклассника - этого
"несносного" Генки, который так таинственно исчез на аэродроме Зурбагана.
Где он? Где Гена? Эта мысль тревожила и всех членов нашей делегации и
склоняла их к выжиданию.
Между тем самолет по приказу гангстеров изменил курс и летел в
бескрайней синеве, где море сливалось с небом. Несколько часов в этой синеве
не было никаких ориентиров другого цвета, за исключением отблесков солнца, и
некоторым впечатлительным персонам из числа измученных пассажиров стало уже
казаться, что они летят в пространстве какой-то иной планеты, где нет
никаких признаков человеческой цивилизации.
Вдруг самолет круто пошел вниз, и справа по борту открылся остров,
похожий очертаниями на Англию. Коммерсант, сосед Марии Спиридоновны, так и
сказал, проснувшись и сняв с лица газету:
- А-а, уже Англия... охо-хо...
Одно из двух: или этот коммерсант был малограмотным человеком, или еще
не совсем проснулся - ведь Англию целиком можно увидеть только из космоса.
Этот остров был, конечно, не Англия. Это был крошечный тропический
островок со всеми обязательными атрибутами: остроконечной горой,
густо-зелеными джунглями, широкими песчаными пляжами и бордюром
снежно-белого вечного прибоя.
Когда-то, еще в пятидесятые годы, когда ртуть холодной войны упала до
весьма опасных пределов, одна из великих держав начала здесь строить
секретный аэродром, но потом вдруг ртуть подскочила, и стройка остановилась.
В конгрессах стучали кулаками на генералов, а тропическая растительность
пробивалась сквозь бетон законсервированных взлетно-посадочных полос.
На такую полосу и нацеливался сейчас захваченный самолет, вернее, на
нее нацеливались в первую очередь "хай-джекеры", но так как их оружие было
нацелено в затылки пилотов, то они выполняли приказание и нацеливались на
полоску бетона, пробитого во многих местах мощной тропической
растительностью.
Следует отдать должное качеству самолета "ЯК-40" и мастерству пилотов
компании "Грин". Маленький реактивный лайнер погасил скорость и остановился
целый и невредимый в нескольких метрах от пучка мощных кокосовых пальм,
столкновение с которыми грозило несомненной гибелью.
Преотвратительнейший толстяк в расписных гавайских плавках, сидящий в
шезлонге под одной из этих пальм, посмотрел на часы "Роллекс" (благородное
швейцарское изделие охватывало волосатое бандитское запястье), глотнул из
горлышка черной окинавской водки и промычал удовлетворенно:
- Чистая работа. Минута в минуту.
Те из читателей, кто предварительно прочел книгу "'Мой дедушка -
памятник", без труда узнали бы в отталкивающем толстяке подонка Латтифудо.
Каким образом мерзавцу удалось избежать справедливого народного гнева? На
такие вопросы субъекты вроде Латтифудо отвечают только скверной улыбкой.
Вместе с Латтифудо под сенью пальм в шезлонгах сидело еще несколько
"джентльменов", и, кроме плавок, на этих джентльменах тоже ничего не было.
Вообще все это общество напоминало невинную пляжную компанию карточных
шулеров, о чем говорили и колоды карт, разбросанные на бетоне, и разнородные
бутылки, опорожненные полностью и частично; но лежащий рядом с каждым
шезлонгом автоматик "стенли" наводил и на другие печальные размышления.
Между тем самолет заглушил двигатели, открылся люк, и оттуда прямо на
бетон, словно неодушевленный предмет, был выброшен мультимиллионер
Сиракузерс. Он шмякнулся, распростерся и так и остался лежать на раскаленном
бетоне, кряхтя, стеная и бормоча себе под нос:
- Больше никогда, никогда, никогда не буду заказывать себе финскую
баню!..
Вслед за этим из самолета вытолкнули членов экипажа, включая двух
стюардесс, при виде которых компания под пальмами бурно захохотала.
- Наконец-то заживем, как люди!
Затем открылся люк багажного отделения и из самолета было выгружено
барахлишко Сиракузерса - семь огромных кофров из крокодильей кожи с углами и
застежками из цветных металлов.
Вслед за этим на бетон выпрыгнули "хай-джекеры", все четверо, включая
старушку в шляпе с розовыми цветочками. Последняя сразу сбросила свою
старушечью шляпу и рассыпала по плечам рыжую густую гриву. Затем она очень
ловко выскочила из старушечьего костюма и оказалась в пляжном костюме
"бикини", который не только не скрывал, но лишь подчеркивал ее выдающиеся
формы. И, наконец, бывшая старушка одним движением сорвала с лица
морщинистый грим и полностью превратилась в эстрадную "диву" с огромным
красным ртом и огромными, как бы стеклянными, кукольными глазами.
- Ура! Ура нашей Бубе! Буба Флауэр - принцесса авантюристов! -
зааплодировала компания под пальмами.
Они называли себя авантюристами, эти грязные шакалы, забывая о том, что
с авантюристами прошлого их роднит только умение владеть оружием. Конечно,
скажет вдумчивый читатель, среди авантюристов прошлого тоже были разные
люди, в том числе и грязные шакалы, но все-таки образ авантюриста прошлого
связан для нас с мечтой о чем-то неизведанном, с порывом в какой-то простор
и даже с некоторым благородством манер и поступков.
У этих же грязных шакалов была одна лишь мечта и один лишь порыв - к
деньгам, и для них, конечно, вульгарная Буба Флауэр была идеалом и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг