прикончи того, о ком говорила госпожа.
Конан с подозрением уставился на голема:
- Она говорила с тобой о стигийце? Ты знаешь, кого надо убить?
- Конечно, господин.
- Кровь Нергала! Может, сам и прирежешь эту гиену?
Идрайн покачал головой:
- Нет. Госпожа сказала, что с ним справишься только ты. У тебя кинжал
и обруч, защищающий от чар.
"Ему известно о магических талисманах, - отметил Конан. - Интересно,
о чем еще?" Прежде ему не приходило в голову расспрашивать голема о таких
вещах. Нахмурив брови, он произнес:
- Вижу, госпожа о многом поведала тебе. Я и не знал, что вы с ней
толковали про колдуна, про нож и обруч... - Сделав паузу, Конан пригляделся
к уходившим ввысь стенам и башням Кро Ганбора. Нигде ни единого человека...
Казалось, никто их не заметил - или не желал замечать.
Он перевел взгляд на Идрайна и поинтересовался:
- Ну, о чем еще говорила с тобой госпожа Дайома? Что она тебе велела?
Какие бы подозрения ни бродили на сей счет в голове у киммерийца,
Идрайн их не подтвердил и не опроверг; серое лицо его оставалось
невозмутимым. Едва шевельнув губами, он тихо произнес:
- Только защищать тебя, господин. Только это. Конан хмыкнул и
отвернулся.
- Ладно, парень! Коль справишься с воротами, не будем дожидаться
темноты. Войдем честными разбойниками, а не трусливыми ворами... - Он
усмехнулся, потом махнул рукой в сторону лестницы. - Ну, поднимайся наверх,
серая задница!
Шагая вслед голему по узким ступенькам, он думал про Эйрима, сына
Сеймура Одноглазого. Разумеется, в предстоящем сражении Идрайн был много
полезнее, но штурмовать Кро Ганбор с Высоким Шлемом было бы куда веселей.
Однако, напомнил себе Конан, он пришел сюда не веселиться, а взыскивать
долги. Его дело - стигиец; а Идрайн, проклятый истукан, пусть разбирается с
этим отребьем, слугами Гор-Небсехта. Прах и пепел! Они стоили друг друга --
бездушный голем и свора отщепенцев, рыжих псов, которых даже безжалостные
ваны считали слишком злобными. И тот и другие были нелюдью, и не стоило
сожалеть о крови, что вскоре окрасит секиру Идрайна.
Впрочем, о крови Конан никогда не сожалел, но привык выпускать ее сам,
не прячась за чужие спины. "Жаль, что Эйрим не пошел со мной, - мелькнула
мысль. - Жаль! Ночью мы влезли бы на стены, перебили ублюдков колдуна, а
потом..."
Топор Идрайна с грохотом обрушился на створку ворот. Она подалась с
неожиданной легкостью, и голем, пнув нижний брус ногой, шагнул во двор.
Конан с обнаженным мечом последовал за ним, торопливо, но внимательно
оглядывая верхушки стен и башен - ему не хотелось получить стрелу в висок.
Однако арбалетчиков нигде не было видно - ни на башенных площадках, ни на
стенах. Быть может, они прятались за парапетом, похожим на акульи зубы? Или
во дворе?
Он осмотрелся, но двор был пуст; люди, две шеренги воинов, выстроились
поперек лестницы, у самого балкона. Тускло блестели медные панцири и
кольчуги, плащи из волчьих шкур топорщились на широких плечах, рыжие
нечесанные бороды струились по доспехам, круглые щиты с бронзовой оковкой
крест-накрест прикрывали левое плечо, в прорезях глухих шлемов сверкали
глаза, чуть заметно раскачивались на ремнях мечи и секиры, наконечники копий
отливали стальной синевой. Но копейные древки, стиснутые в руках ваниров,
упирались в камень, а острия глядели вверх, в небо.
Конан пересчитал их и ухмыльнулся. Все пятьдесят тут, не надо никого
разыскивать и ловить в башнях и на стенах! Все пятьдесят тут, и с ними --
Сигворд, третий из вождей дружины Гор-Небсехта... Вот он, этот Сигворд --
перед строем, без шлема, с огненными космами, с налитыми кровью глазами...
Прах и пепел! Выглядит так, будто жизнь готов отдать за своего хозяина!
Подтолкнув Идрайна в спину, Конан двинулся вперед, к лестнице. Они
пересекли двор, но уже в обратном порядке - Конан шел впереди, а голем
следовал за ним, с тяжелой секирой на плече. Их шаги будили гулкое эхо во
дворе-колодце.
У ступеней киммериец остановился и задрал голову вверх. Ваниры
перегораживали лестницу сплошной стеной щитов, и было непонятно, то ли они
собираются драться, то ли выстроены для некой торжественной встречи, за
которой последуют переговоры. "Не струсил ли колдун?" - подумалось Конану.
"Нет, - сказал он себе, - нет; стигийские маги никогда не отличались
наивностью и трусостью, а значит, битва неизбежна. Не для нее ли колдун
собрал воинов у входа в свои чертоги? Чего же тогда они ждут?"
Он еще размышлял об этом, когда сверху раздался хриплый голос Сигворда.
- Ты - киммериец? - произнес ванир, сжимая и разжимая кулаки, словно
ему не терпелось вцепиться в горло Конана.
- Кром! Я вырежу печень всякому, кто стал бы утверждать обратное!
- Ты - киммериец, который гостил у Эйрима три дня назад? - уточнил
Сигворд.
Конан кивнул, ожидая продолжения. Ваниры, стиснув оружие, стояли
неподвижно, забрала и нащечники шлемов не позволяли разглядеть их лиц. Знают
ли они о том, что воины Торкола и Фингаста вместо плавания к южному острову
отправились на Серые Равнины? В полном составе, со своими предводителями...
Сказал ли им об этом колдун?
Слова Сигворда разрешили сомнения киммерийца.
- Ты убил Торкола и Фингаста? И их людей?
- Я разделался с Фингастом. - Взгляд Конана уперся в медленно
багровевшее лицо ванира. - С Торколом покончил Эйрим. Вырезал ему ворона и
сказал, что убийца отца и братьев недостоин иной смерти.
"Вырезание ворона" являлось особым способом ванирской казни --
побежденному врагу подсекали ребра на боках и спине, а потом разводили их в
стороны на манер птичьих крыльев. Если полученные в бою раны не были
смертельными, казнимый мог прожить довольно долго - такое время, за которое
победитель успевал выпить два кувшина вина. Эйрим, оглушив Торкола ударом по
голове, проделал всю работу тщательно и затем пил свое вино не торопясь,
разглядывая отцеубийцу, стонавшего и метавшегося на полу.
Вряд ли Сигворд был посвящен в эти подробности, но он отлично знал, что
такое "вырезать ворона", ибо на своем веку сотворил немало подобных деяний.
Лицо его потемнело.
- Хотел бы я сделать то же самое с тобой, вонючий червь! - прохрипел
ванир. - Жаль, владыка наш не дозволяет! - Он махнул воинам, и строй их
расступился, образовав проход.
- Ты не будешь сражаться? - спросил Конан. - Странно, клянусь
Кромом! Я еще не встречал ванира, который отказался бы от драки.
Тут ухо его уловило прохладное дуновение воздуха, а за ним - тихий
шепот Идрайна: "Не верь, господин! Они что-то замышляют!" Конан раздраженно
передернул плечами, он не нуждался в советах серокожего.
Сигворд, широко расставив ноги и заложив ладони за пояс, с ненавистью
глядел на киммерийца.
- Я же сказал - владыка наш не дозволяет! - рявкнул он. --
Повелитель сам расправится с тобой! А мы... Мы понадобимся, чтоб прибрать в
покоях... Дабы господин не замарал рук!
* * *
Проснувшись в Озерках, Ким покинул электричку, постоял в задумчивости и
бодрым шагом направился в ту сторону, где развевались флажки и мерцали
гирлянды лампочек, бросая отблески на темный цирковой шатер. Было уже
заполночь; дождь перестал, вечернее представление давно закончилось, толпы
зрителей побурлили и исчезли, обезлюдел базарчик с ларьками, лотками и
аттракционами, разошлись артисты, кто по квартирам, кто по своим вагончикам.
Свет в их кочевом городке угас, ворота были заперты, и стража-усача при них
не наблюдалось. Выяснив это, Ким перескочил через загородку из зеленого
штакетника, миновал затихшие вагончики, добрался до клеток и замер там,
прислушиваясь и озираясь. Тихое ворчание послышалось над его головой.
"Тигр, - произнес Трикси. - Медведи..."
- Тигра мы с собой не возьмем и медведей тоже, - отозвался Кононов.
-- Это, знаешь ли, уже слишком... Слон где?
Он осторожно двинулся вперед, обогнул десяток клеток, конюшню осликов и
вышел к загону, обнесенному железными двутавровыми балками. Рядом с этой
изгородью стояли тележки с морковью и капустой, а посередине огороженного
пространства высилась темная гора, распространявшая окрест тихие, но ясно
различимые звуки: сопение, чавканье, фырканье. На вершине горы сидела
большая летучая мышь, помахивая крыльями, и Ким не сразу сообразил, что
видит, как шевелятся слоновьи уши.
Ворота были тоже из балок и запирались на три чудовищных засова.
Вытащив стопорные болты, Ким отодвинул их и медленно, стараясь не скрипеть,
распахнул тяжеленные створки.
- Цып, цып, цып... иди сюда, хороший мой... иди, красавец...
Облом фыркнул, переступил с ноги на ногу и недоверчиво уставился на
него маленькими глазками.
- Это же я, самый близкий родственник мамочки Вари, - сообщил Ким,
протягивая слону морковку. - И я не собираюсь тебя красть, только
позаимствовать на время. Мы с тобою прогуляемся в одно приятное местечко и
наведем шорох... Согласен?
Слон неторопливо двинулся к нему, вышел из загона, взял из рук
морковку, сунул ее куда-то между бивнями. Раздался сочный хруст.
- Отличные у тебя зубки, особенно те, что вперед торчат, - похвалил
Ким. - Такими зубками да по воротам... Вот, возьми! - Он протянул Облому
пучок моркови, потом взял еще несколько штук, выложил на земле свое имя и
пояснил: - Это для мамы Вари, чтоб за тебя не беспокоилась. Пусть знает,
что ты под надежным присмотром.
"И под контролем", - добавил Трикси.
- Получилось?
"Кажется. Инклин внедрился, и он пойдет с тобой".
- Он пойдет, а я поеду, - уточнил Ким, и в тот же момент слон обнял
его хоботом и согнул переднюю ногу.
"Забирайся!" - гостеприимно предложил Трикси.
С ноги - на бивень, с бивня - на загривок... Устроившись там, Кононов
похлопал слона по выпуклой макушке и почесал за ушами. Тихонько затрубив,
Облом сделал первый шаг, второй, третий и мерной рысцой припустил к изгороди
из штакетника. Хрустнули доски, с треском повалилась целая секция, проплыли
мимо флаги на мачтах, гирлянды разноцветных лампочек, просторный купол
цирка... Слон выбрался на безлюдное шоссе и, не колеблясь, повернул на
север. Скорость, с которой он передвигался, удивила Кима: конечно, не
"Жигули", но побыстрей, чем бегущий человек.
Облом снова затрубил.
- Хочет еще морковки? - поинтересовался Кононов.
"Нет, - ответил Трикси. - Просит, чтоб ты потанцевал. У него на
спине".
Усмехнувшись, Ким погладил слоновий затылок и произнес:
- Передай ему, чтоб подождал часок-другой. Будут танцы, будут! Танцы у
нас еще впереди!
* * *
Диалог четырнадцатый
- Олег, Олежек! Проснись!
- Ммм...
- Олежка! Проснись, олух бесчувственный!
- Ммм... Ты что меня будишь, лапушка? Тебе чего-то захотелось?
Рыженькая моя, сладкая, хоро...
- Лапы убери! Не хватай меня там! И тут не хватай! Я тебя не за этим
растыркиваю... Облом трубил! Поднимайся!
- Облом? А тебе не приснилось, Барби?
- Не смей называть меня Барби! Хочешь из постели вылететь? Вставай,
ленивый дуболом! Вставай, говорю!
- Я уже... уже... Носки мои где?
- Без носков обойдешься! Штаны надень да башмаки.
- Сейчас, сейчас... Игореху будить?
- А с кем он там?
- С Лауркой-жонглершей... или с Инесской-наездницей... не разобрал я
вечером.
- Пусть спят! Сами управимся. Пошли!
Скрип двери, звук торопливых шагов, удивленное восклицание.
- Ворота открыты! А Облома нет! Господи, это что ж такое? Дашку увели,
теперь еще и слона украли! Ну, гады! Ну, стервецы! Еще и морковку по земле
рассыпали!
- Варенька, стой! Морковку-то не рассыпали, выложили что-то
морковкой... Гляди, это вроде "К", а это - "И"... КИМ получается! Ким, зять
наш любимый, ненаглядный! Писатель!
- И правда, КИМ написано... странное дело... Выходит, Ким здесь был?
- Выходит, был. Ты скажи, зачем ему слона воровать? Он, часом,
клептоманией не страдает? В особо извращенной форме?
Молчание. Потом:
- Ты, Олежек, на него не кати, он человек интеллигентный, умственный!
Одно слово - писатель! И мастер этого... как оно... бодибилта или
чжень-цзю! Он, если хочешь знать, в Тибете у шести монахов обучался!
Серьезный человек и Дашку любит страстно, без памяти...
- Это ты, Варенька, к чему?
- А к тому, что ежели взял он слона, так значит - надо. Он ведь о чем
сейчас заботится? - Пауза. - О том, что Дашутку найти и вызволить от
шмурдяка! Нашел, выходит, и поехал вызволять... С Обломом-то вызволить не
вопрос... Облом Дашутку любит и не позволит обижать!
- Варька, да ты с ума сошла! Ты подумай, что говоришь! Не ездят в
наших краях на слоне, ездят на машинах, автобусах и электричке! Быстрее так,
надежнее... И потом, откуда он знает, как со слонами управляться?
- Ты, Олег, мне на головку не намекай, не надо, я знаю, что говорю.
Машина - она и есть машина, тупая и железная, а слон - это слон! Любую
машину перевернет и в землю втопчет... Может, Киму того и надо --
переворачивать да втаптывать... А со слонами он обращаться умеет, обучился в
Тибете.
- Ну так что мы делать будем, Варенька?
- А ничего. Спать ляжем. Думаю, завтра он позвонит или Дашку привезет.
Прямо на Обломе, к утреннему представлению.
- Хмм... А мы сразу спать ляжем, или как?
- Или как. Зря я тебя, что ли, будила? Я сейчас такая возбужденная,
такая... Ну-ну, руки-то убери, еще не в постели! Еще не... Ты что меня на
тачку сажаешь, в морковь? Жестко ведь, охламон! Ты... ты... ты...
Глава 15. Освобождение феи
Довольно долго прожив на свете, я приобрел изрядный опыт, но
квинтэссенция его проста и выражается двумя словами: люди - разные. Нет
двух похожих среди нас; все мы отличаемся характером и обликом, умом и
талантами, душевным складом, целями, мечтами и стремлениями. Мы по-разному
гневаемся и торжествуем, любим и радуемся, а что касается диапазона
умственных способностей, то он гораздо шире спектра физиологических отличий.
В самом деле, есть люди смуглые и белокожие, есть лилипуты и гиганты, есть
слабосильные и силачи - но что в том удивительного? Это отличия не
качественные, а количественные, и все их можно описать, измерив в метрах,
килограммах и единицах цветовой шкалы. Но как измерить расстояние между
дебилом и гением? Больше того: как понять, где дебильность переходит в
гениальность?..
Но, несмотря на все различия, мы близки в одном - в проявлениях горя.
Горе есть горе, и я полагаю, что это самая универсальная эмоция во
Вселенной, на всех мирах, где пробудился разум. Чувство потери,
безнадежности и безысходности роднит нас с другими существами, совсем не
похожими на нас, людей; мы счастливы по-разному, но одинаково горюем.
Я знаю. Я это испытал.
Майкл Мэнсон "Мемуары.
Суждения по разным поводам".
Москва, изд-во "ЭКС-Академия", 2052 г.
К поместью Чернова на улице Советской-Щучьинской Ким прибыл в девятом
часу утра. Оказалось, слон не может все время мчаться, как марафонец-стайер
или орловский рысак, не приспособлены для этого слоны - бег они чередуют с
неторопливым шагом, а шаг - с остановками для поедания березовых веток,
травы и другого подножного корма. Само собой, можно было бы поторопить
животное через внедренный инклин, но Трикси такого не советовал, заметив,
что все должно свершаться естественным путем. Так, чтобы не утомить Облома,
чтобы он прибыл к стене и вратам свежим, отдохнувшим и мог
продемонстрировать всю мощь и силу слоновьей ярости.
Поэтому Ким не торопил слона, а, покачиваясь на могучем загривке,
наслаждался прогулкой, беседовал с Трикси на философские темы и мечтал о
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг