голос. "Я же дверь не закрыл!" - мелькнуло в голове у Кима. Он повернулся и
вздохнул, не то со страхом, не то с облегчением: стоя на пороге спальни,
насмешливо прищурившись, Дарья разглядывала голую Альгамбру Тэсс.
- Слишком ты тощая, подружка, чтоб парня у меня отбить. Такие в
партере плохо работают, - сказала Даша, сделала пару шагов и, ухватив
Альгамбру за плечи, легонько встряхнула. - Кто-то у нас тут лишний, и,
думаю, это не я. Одевайся!
Ким перевел дух. Меж его лопаток стекал пот, глаза молили: спаси и
защити!
- Катись ты... - воинственно начала Альгамбра, но вдруг с ней что-то
произошло: рот недоуменно округлился, румянец залил щеки, она ойкнула,
ахнула, ринулась к платью, схватила его, выронила, уткнулась лицом в сжатые
кулачки и зарыдала. Темные ручейки туши потекли от глаз, запрыгали по плечам
платиновые пряди; в следующий миг она повалилась в кровать, стараясь
сжаться, спрятаться от посторонних взглядов.
- Ой-ей-ей! - промолвила Дарья. - Первый раз вижу такое
чистосердечное раскаяние... - Она посмотрела на Кима. - Ты ведь ей ничего
не сделал, дорогой? Не кусал и не пытался выпить?
Кононов уже пришел в себя - достаточно, чтоб отмести такие инсинуации.
- Никакого повода! - вскричал он, ударив себя кулаком в грудь. - Ни
повода, ни взгляда, ни намека! Сидел, писал, трудился... Вдруг она врывается
и...
Даша одарила его царственной улыбкой. Так улыбается женщина, которая
знает все про своего мужчину и не имеет сомнений в том, что лишь она одна,
одна-единственная в целом свете, способна его напоить, накормить и
осчастливить. "Слова и оправдания излишни", - понял Ким.
Потеребив свой рыжий локон, Дарья кивнула на дверь.
- Вот что, милый, нечего тебе тут делать. Иди, поработай, а я сама с
ней разберусь. Вчера нормальная была, а нынче что-то с девушкой не так...
Может, бандитов перепугалась и от испуга не отошла? Стресс, я слышала,
располагает к сексу.
- Располагает, - подтвердил Ким, проскальзывая в дверь. - А лучшее
средство от стресса - прогулки на свежем воздухе.
- Верно. Вот мы и сходим в лес, прогуляемся и потолкуем.
Кононов вернулся к компьютеру, сел у открытого окна и, по собственному
совету, стал интенсивно дышать, обогащая кислородом кровь и успокаивая
чувства. Отдышавшись, он спросил:
"Ну? В чем дело, Трикси?"
"В инклине. Тот самый случай, когда носитель испытывает возбуждение и
беспокойство и сублимирует их в фантазиях".
"Какие фантазии, друг дорогой! Она чуть меня не трахнула!"
"Я понимаю под фантазией болезненную тягу к объекту страсти, желание
спариться с ним. Это характерно для земных аборигенов с комплексом
неполноценности и неустойчивой психикой".
"Да, психика у нее того, гуляет, - согласился Ким, услышав, как
хлопнули двери. - И что теперь?"
"Инклин изъят, и через час-другой наступит стабилизация, - утешил
пришелец. - Ты и твоя женщина выбрали хороший способ, чтобы ускорить данный
процесс: влияние планетарной фауны и флоры. В общем, пройдется по лесу и
возвратится здоровой"
- Если возвратится, - пробормотал Ким, соображая, что может при
случае Даша сотворить с Альгамброй. Подвесит к елке или утопит в дренажной
канаве... Другие нынче времена, не хайборийские, и снежной деве не тягаться
с девушкой из цирка!
"А это уже твои фантазии, - вмешался в его размышления Трикси. Тебе
что было сказано? Иди, работай!.. Вот и трудись. Что там у нас на очереди?"
- Гибель Зийны.
"Пиши! Но не забудь, что девушки любят умирать красиво".
* * *
Зийне было страшно - так страшно, как никогда за всю ее недолгую
жизнь. Страшней, чем в пылающей отцовской усадьбе, страшней, чем в хищных
лапах рабирийских разбойников, страшнее, чем на ложе Гирдеро, дворянина из
Зингары...
Милый ее сидел с окаменевшим лицом, а за черными угольями костра
кружилась и журчала смехом нагая девушка, средоточие злой силы, от которой
Зийна не могла защититься. И не могла защитить возлюбленного, чьи руки были
холодны, как лед...
"Где же Митра?" - проносилось у нее в голове. Почему светлый бог не
поможет ей? Чем она его прогневила?
Снежная дева с торжествующим хохотом плясала перед ней - невесомый
белый призрак в белой пустыне. Ветер прекратился, огромные снежные
вихри-драконы, так пугавшие Зийну, исчезли; только мягкие хлопья продолжали
падать на землю, сверкая и искрясь. Луч солнца пробился сквозь тучи, и мир
сразу стал из мутно-белесого серебряным и сияющим. Мощь пурги иссякала, но
мороз был еще силен - достаточно силен, чтобы сковать вечным сном
возлюбленного Зийны. Он и так казался почти мертвым, и лишь изо рта
вырывалось едва заметное дыхание.
Ступни снежной девы взметнули серое облачко - она была уже рядом,
танцевала посередине угасшего костра, В отличие от снега пепел и остывшие
черные угли проседали под ее ногами, и Зийна видела, как в сером прахе
появляются маленькие аккуратные следы.
"Митра, что же делать?" - подумала она, дрожа от ужаса и цепляясь за
ледяную руку Конана.
Но потом Зийна напомнила себе, что она - пуантенка, дочь рыцаря, а
значит, не должна поддаваться постыдному страху. И еще она подумала о том,
сколько страхов уже пришлось ей превозмочь. Их было много, не пересчитать --
и гибель отца со всеми его оруженосцами, и смерть матери в пылающем доме, и
жадные руки рабирийского бандита, шарившие по ее телу, и позор рабского
рынка в Кордаве, и первая ночь с Гирдеро, и все остальные ночи на его
постылом ложе... Чем еще могла устрашить ее снежная дева? Смертью? Но смерти
Зийна не боялась. Она лишь хотела спасти возлюбленного.
Страх ушел, и тогда Митра коснулся ее души.
- Что должна я делать, всеблагой бог? - шепнули губы Зийны.
- Отогнать зло, - ответил Податель Жизни.
- Но нет у меня молний твоих, чтобы поразить того...
- У тебя есть любовь. Она сильнее молний.
- Любовь не метнешь, подобно огненному копью...
- У тебя есть память. Вспомни!
- Вспомнить? О чем?
- О последних словах твоего киммерийца.
Зийна вздрогнула. Пальцы ее легли на рукоять кинжала, торчавшего за
поясом возлюбленного, холодные самоцветы впились в ладонь. Он говорил, что
клинок зачарован... Не в нем ли последняя надежда? Не об этом ли напомнил ей
бог?
Чтобы придать себе храбрости, Зийна представила высокие горы Пуантена,
сияющее над ними синее небо, луга, покрытые алыми маками, зелень
виноградников и дубовых рощ. Губы ее шевельнулись; она пела - пела песню,
которой девушки в ее краях встречали любимых.
Вот скачет мой милый по горному склону,
Летит алый плащ за плечами его,
Сияет кольчуга, как воды Хорота,
И блещет в руке золотое копье...
- Творишь заклятья, ничтожная? - Дочь Имира склонилась над ней.
Сейчас ее черты, искаженные гримасой торжества, уже не выглядели
прекрасными; скорее они напоминали лик смерти.
- Это песня... только песня... - прошептала Зийна, стискивая рукоять.
Клинок медленно выползал из ножен.
- Уйди! - Ладони снежной девы, сотканные из тумана и снега, метнулись
перед лицом. - Уйди! Он - мой!
- Возьми нас обоих, если хочешь, - сказала Зийна. Плечи девушки
прижимались к груди киммерийца, тело живым щитом прикрывало его. Кинжал
словно прирос к ладони.
- Ты не нужна мне, грязь! Дочери Имира предпочитают мужчин - таких,
как этот!
Лицо снежной девы надвигалось, ореол серебряных волос окружал его,
груди, две совершенные чаши, трепетали, словно в предчувствии наслаждения.
Туда! Под левый сосок!
С отчаянным вскриком Зийна послала нож в призрачное тело. Один удар,
только один! Сталь их рассудит!
Попасть ей не удалось - снежная дева отпрянула быстрее мысли. Лицо
дочери Имира исказил ужас, глаза не отрывались от холодно сверкавшего
лезвия. Клинок не задел ее кожи, не коснулся плоти, и все же она испугалась.
Испугалась! Как всякое существо, едва избежавшее смерти. Хуже, чем смерти,
-- развоплощения! Когда умирал человек, оставалась его душа, но после гибели
демона не было ничего - лишь пустота и мрак вечного забвения.
- Ты... ты посмела... - Слова хриплым клекотом срывались с прекрасных
губ. - Ты посмела угрожать мне! Мне!
- Я не угрожаю, - сказала Зийна. - Я убью тебя, если ты подойдешь
ближе.
Дочь Имира стояла за выжженной проплешиной костра, вытянув вперед руки;
растопыренные пальцы ее были нацелены в грудь Зийне, словно десять ледяных
стрел.
- Я не могу зачаровать тебя своими танцами, как зачаровываю мужчин, --
медленно произнесла снежная дева, - не могу заключить в объятия, растворив
твое тепло в снегах тундры и морских льдах. И все же в моих силах послать
тебе гибель! Сегодня мне дозволено насладиться смертью - того, кого ты
хочешь защитить, или твоей. Выбирай!
- Мне не надо выбирать, - кинжал в руке Зийны не дрогнул. На остром
его кончике светился, играл солнечный блик.
- Ну! Его жизнь - или твоя!
Зийна молчала. Ей казалось, что грудь Конана уже не так холодна; она
согревала его своим телом, своей любовью. Конечно, великий Митра прав:
любовь сильнее огненных молний. Губы девушки шевельнулись. "Вот скачет мой
милый по горному склону..." - беззвучно прошептала она.
- Ты умрешь, - сказала дочь Имира. - Я не получу его, но и ты не
получишь тоже. Ты будешь бесплотной тенью скитаться по Серым Равнинам и
вспоминать, вспоминать... Память о нем станет твоим проклятием. Вечным
проклятием!
- Разве память о любви может превратиться в проклятие? - Зийна
улыбнулась и закрыла глаза. Страх больше не терзал ее; девушка знала, что
дочь Имира не приблизится к возлюбленному. Слишком она боялась зачарованной
стали!
Под веками пуантенки проплыло видение горного склона, одетого зеленью,
спускавшегося к берегу Алиманы. Среди зеленых трав мчался всадник на гнедом
коне; глаза его были сини, как небо на закате, за плечами струился алый
плащ, кольчуга сияла, как светлые воды Хорота, а в руке рыцаря блестело
золотое копье...
Десять ледяных стрел вырвались из пальцев снежной девы и ударили в тело
Зийны. Снег перестал падать, тучи неторопливо потянулись к востоку, к
далеким горам, обители мрачного Имира, и вместе с ними исчезла его дочь.
* * *
Даша вернулась, когда над Президентским бульваром и парком стали
сгущаться летние полупрозрачные сумерки. В квартиру не вошла, а,
приблизившись к распахнутому окну, окликнула Кима и сказала:
- Все в порядке, милый, она успокоилась. Я проводила ее до метро.
Кононов перегнулся через подоконник. Дашины волосы и кожа пахли лесной
свежестью, в рыжих локонах, за ухом, белела ромашка.
- О чем вы говорили?
- О мужчинах. - Даша прижалась щекой к его ладони. - Она такая
странная... ищет, ищет, а чего - сама не знает... По-моему, очень
несчастная... Мне ее жалко.
- Ты не ее жалей, а меня, - буркнул Ким и стал целовать Дашин
затылок.
- А вот не пожалею!
- А почему?
Даша рассмеялась, пропела негромко:
- Все мы, бабы, стервы, милый, бог с тобой. Каждый, кто не первый, тот
у нас второй... - Голос ее внезапно дрогнул, улыбка исчезла. - Вру я все,
не верь, не верь, - зашептала она. - Первый ты мой, первый и
единственный...
Ким схватил ее под мышки, поднял, посадил на подоконник. Лицо Даши
казалось усталым и словно потускневшим; видно, успокоительные процедуры
обошлись недешево.
"Что твой инклин? Уснул?" - поинтересовался он у Трикси.
"Вмешиваться нет необходимости. Она быстро восстанавливает
эмоциональный тонус. Стабильная психика, крепкий организм... Ты выбрал
хорошую женщину, Ким!"
"Я знаю".
- Ты из этого окна выпрыгивал меня спасать? - спросила Даша.
- Из этого, солнышко.
- Замечательно!
- Что?
- Что окна у тебя на улицу. Спаси меня еще раз, а? Покорми хоть
чем-нибудь.
* * *
Диалог десятый
Звуки поцелуев.
- Ким...
- Ммм?
- Я ему звонила... вчера звонила... Он согласился на развод.
- И мы сможем...
- Сможем, сможем! Вот здесь поцелуй... и здесь... Я не знала, что это
так приятно... - Глубокий вздох. - Он обещал, что проволочек не будет.
Надо в загс подъехать и заявление подписать. Потом... Куда ты меня целуешь,
бессовестный? В это место - только после свадьбы!
- Ну, так, для первой разведки... Скажи, родная, ты не слыхала - он к
экстрасенсам обращался?
- К экстрасенсам? Павел? А зачем? Он сам экстрасенс! Колдун! Он, когда
глядит...
- Да?
- Не хочу об этом вспоминать! Не заставляй меня, милый!
- Прости, Дашенька... не плачь, не надо... дай я тебя поцелую...
Знаешь, я ведь тоже тебя заколдовал... так заколдовал, что никто тебе не
страшен... никто и ничто...
- Правда? Ты умеешь?
- Само собой. Чтобы писать о Конане, нужно разбираться в колдовстве. В
черной магии, белой, зеленой и синей в крапинку... Еще полезно духа завести,
личного демона, хранителя и консультанта.
- И он у тебя есть?..
- Разумеется! Я ведь не только писатель, но мастер бусидо фэншуй, умею
парить в астральных сферах, где обитают инопланетные духи. Там мы с ним и
познакомились.
- Возьмешь меня как-нибудь с собой? В эти астральные сферы?
- А где мы, мое солнышко, сейчас?
Звуки поцелуев.
Глава 11. На Президентском все спокойно
От того, что мы сменили бубен шамана на компьютер, наши прогнозы
грядущего не сделались точнее Что нам известно о нем? Да в сущности ничего!
Может быть, через столетие миром будут править демократы, диабетики или
мусульманские фанатики. Может быть, не будет ни тех, ни других, ни третьих.
Тайна сия непостижима!
Майкл Мэнсон "Мемуары.
Суждения по разным поводам".
Москва, изд-во "ЭКС-Академия", 2052 г.
Ночь - день, ночь - день... Вернее, утро. Ким сидит у компьютера,
слева - чашка кофе, справа - сигареты и пепельница. Его стол - анклав
постоянства в переменившемся бытии, а перемены говорят, что появился некто с
собственными вкусами, привычками и взглядами на жизнь. Полосатый плед на
старом кожаном кресле, вазочка с цветами - ромашки, собранные в лесу, горка
яблок в фаянсовой миске, над книжными полками - фотография: женщина на
трапеции, и к ней, распластав руки, летит по воздуху юная девушка в алом
облегающем трико. Были и другие перемены: чисто подметенный пол, отглаженные
занавески, прибранные книги, а в холодильнике - не пирожки и пиво, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг