синяков, царапин и ссадин.
Лес начал редеть, солнце принялось палить сильнее, на висках Дика
выступила испарина, тяжелый нож в костяных ножнах больно колотил по бедру.
Рев водопадов впереди становился все отчетливей, пока шум и грохот не
заполнили весь мир, не ударили в уши кузнечными молотами. Теперь под ноги
ему легла каменистая осыпь с острой щебенкой, коловшей босые ступни. Тем не
менее он помчался быстрей; эта часть дороги была самой неприятной - во
всяком случае, для него. Каа одолевал ее с легкостью, хоть полз на брюхе. А
может, и не на брюхе - по словам отца, у изумрудных питонов имелись
рудиментарные конечности, почти невидные под кожей, но позволявшие где надо
приподняться и не порвать чешую об острый камень или сухую ветвь. Так ли,
иначе, но Каа ползал с потрясающей быстротой, а чутьем не уступал гепардам,
и скрыться от него удавалось не всякий раз. Собственно, звали его не Каа,
однако Дик, три года назад начитавшийся Киплинга, дал питону это имя.
Почему бы и нет? Разве сам он - не Маугли в диких джунглях? И разве
Учитель Чочинга не похож на медведя Балу?.. А его жены - на заботливых
матерей-волчиц?.. Вот лишь Багира здесь отсутствовала. Конечно, Чия могла б
сыграть эту роль, ибо волосы и глаза у нее были черными, а движения -
гибкими, как у пантеры. Но характером она совсем не походила на грозную
царицу джунглей - плакала, когда Дик дрался с Цором, Цохани и другими
мальчишками, сердилась и не разговаривала с ним по нескольку дней. Отец
объяснял это по-своему, утверждая, что доминантой поведения тайятских
женщин являются мир, неизменность и покой, - а было б иначе, так мужчины
перерезали бы друг друга еще в незапамятные времена.
Дик вытер со лба испарину, сунул нож - чтоб не болтался - под широкий
поясной ремень и полез по камням к водопаду. Согласно условиям игры, он не
имел права спускаться лес, но ему дозволялось сколь угодно блуждать по
западным склонам Тисуйю и лезть вверх хоть до самых снегов и плоскогорья.
Последний маршрут казался ему более привлекательным, так как за альпийскими
лугами шло нагромождение скал и огромных камней. Спрятавшись меж валунов,
он мог следить за Каа, переползавшим луговину, и вовремя забиться в
какую-нибудь щель. Правда, эта тактика выручала не всякий раз: во-первых,
изумрудного змея было трудно разглядеть среди зеленой травы, а во-вторых,
Каа лазал поскалам не хуже самого Дика.
Вблизи ревущих яростных вод тело мальчика охватила приятная прохлада.
Зрелище казалось ему изумительным: за спиной, на широком уступе, лежал
поселок, а впереди грохотал тысячеструйный водопад, прыгал с утеса на утес,
рычал и бесновался, порождая мириады дрожащих призрачных радуг. Пожалуй, в
ширину он был не меньше, чем Днепр у Развилки, и всякий человек,
потрясенный его гигантской мощью, счел бы поток неодолимым. Всякий, только
не Дик и не мальчишки из Чимары; уж им-то хорошо были известны все тропки,
ведущие на другую сторону и скрытые от чужих глаз туманной завесой воды.
Эта дорога была весьма опасной, так как приходилось пробираться по
скользким камням, но Дик одолевал ее не впервые и не испытывал тревоги.
Вступив на знакомую тропу, он вскоре скрылся под грохочущей водной
завесой. Теперь справа от него шла мокрая черная скала, слева и сверху
выгибался широкой стеклянистой аркой водопад; солнце, просвечивающее сквозь
воду, казалось расплывчатым розовым диском. Здесь было не жарко - водопад,
рожденный ледником, нес с собой знобящий холод горной вершины. Снег на
высоких пиках Тисуйю не таял, ибо уходили они к самым небесам, а отчетливой
смены сезонов на Тайяхате не наблюдалось - планетарная ось была почти
перпендикулярна экватору.
Половину лиги меж каменной и водной стенами Дик одолел минут за
тридцать. Дальше начиналась луговина с короткой густой травой, сменявшейся
кое-где завалами гранитных глыб. Округлые торчали будто щиты, гигантских,
черепах, плоские тянулись серыми языками-потоками, а ребристые напоминали
спинные гребни неведомых чудищ, задремавших на солнце, но готовых в любой
момент вскочить и разинуть клыкастые жаркие пасти. Среди камней торчал
багровый колючий кустарник, каким обсаживали в Чимаре загоны для скакунов,
но здесь, неухоженный и дикий, он служил убежищем для змей и клыкастых
крыс. Крыс, тварей наглых и неприятных, Дик не боялся, но змеи, особенно
ядовитые, внушали ему почтение. И потому он устремился вверх, к скалам,
стараясь держаться подальше от темно-красных узловатых кустов.
Ему удалось преодолеть луговину, когда за спиной, едва различимые за
ревом воды, послышались тявканье и азартное рычание. Дик проскользнул в
извилистую трещину меж двух валунов, пал на землю, отдышался и осторожно
приподнял голову. Вдалеке, среди зеленой травы, подпрыгивали два
желто-багряных шарика, а за ними струилась изумрудная полоска, точно
подгоняя их или пытаясь настичь.
Удача! Редкостная удача! Гепарды Учителя, озорные Шу и Ши, увязались
за питоном, и можно было прозакладывать оба уха и все десять пальцев, что
они от Каа не отстанут. А значит, хитрый старый змей не подкрадется
невидимым, не свалится вдруг со скалы, не промелькнет изумрудной молнией
среди трав, не врежется носом в ребра... Ох уж этот нос! Один его удар - и
схватку можно считать проигранной! Если дело дойдет до схватки... Лучше бы
перехитрить Каа и спрятаться понадежней... Как полагается Тени Ветра,
невидимой, неслышной и неощутимой...
Почесывая пальцами левой ноги икру правой, Дик в который раз стал
размышлять об изумрудном Каа и прочих шестиногих и шестилапых обитателях
Чимары. Все они - и скакуны с ветвистыми рогами, и быстрые гепарды, и
охотничьи либо посыльные орлы, и питоны, и алые певуны с золотистой
грудкой, и медоносные птицы, - все они проходили по разряду
животных-друзей, соединенных с человеком Ритуалом Кровной Связи. Это
значило, что на них нельзя охотиться и что они имеют законное право жить в
поселке либо окрест него, на деревьях, в загонах или прямо в хижинах. Но
они не считались человеческими слугами и помощниками, как гепарды
Правобережья, в городах и на фермах землян; для народа тайят они были
равноправными партнерами, столь же Разумными - на свой, разумеется, манер,
- как и сами люди, животные стерегли и охраняли, несли послания или груз,
делились целебным медом, яйцами и шерстью, а человеку полагалось любить их
и защищать, лелеять и холить. Отец, называвший эти отношения эквивалентным
симбиозом, говорил, что тайят не отделяют себя от природы и животного мира
и не числят людей владыками мироздания. Для них все живые существа были
равны; иное дело, что одних считали друзьями, а других - врагами. Враги,
медведи и кайманы, крысы и жабы, грифоны и двадцать видов хищных всеядных
кабанов, являлись законной добычей, с которой можно было содрать шкуру и
снять мясо с костей. Или отрезать уши, если речь шла о человеке из
враждебного клана.
Внезапно Дик привстал и выглянул из своего убежища, напряженно
всматриваясь в траву. Шу и Ши, вынюхивая его след, метались посередине
луговины, от одних колючих зарослей к другим, а изумрудная полоска в
точности повторяла их движения. Как привязанная! А такого быть не могло!
Каа, обладавший тонким нюхом, скорее полз бы впереди... Да и двигался он
побыстрей гепардов... Он был великим бойцом, этот Каа, умудренным годами,
хитрым и многоопытным, совсем не похожим на легкомысленных Шу и Ши. К тому
же его опыт и хитрость складывались с хитростью и опытом Учителя, что
приводило к самым невероятным результатам. И сейчас Дик уверился, что за
хвостами Шу и Ши волочится сухая змеиная кожа, наверняка привязанная
Чочингой, а сам Каа - пять метров стальных мышц, два зорких глаза плюс
нос-кувалда - затаился где-то поблизости. Быть может, за его спиной!
Если так, прятаться не имело смысла. Сообразив это, Дик привстал,
задумчиво поскреб коленку и огляделся, составляя в уме диспозицию грядущей
схватки. Пожалуй, стоит дать бой во-он у тех камней, поросших багряными
колючками... Кусты прикроют спину, так что Каа придется танцевать перед
ним, а не вокруг... И солнце будет светить в затылок, а не в глаза... К
тому же можно отступить в кустики и передохнуть, если пляски Каа
затянутся...
Он поднялся, отцепил тонкий метровый ремешок, привязанный к ножнам, и
размотал его. Эта плетка была единственным оружием, какое допускалось в
предстоящем поединке. Собственно, даже и не оружием, а чем-то вроде
кисточки с краской - кончик ремня покрывал липкий белый порошок,
оставлявший на змеиной чешуе заметные отметины. Для этого, конечно,
приходилось хлестать со всей силы.
Раскрутив ремень над головой. Дик с боевым воплем выскочил из
расщелины и устремился к заветным кустам. Еще на бегу он заметил, что
верхушки колючек подрагивают, будто в зарослях возится стая клыкастых крыс,
но это его не смутило. Крысами займутся Шу и Ши; да и вряд ли хоть одна
высунет хвост из кустов, пока гепарды рядом.
Он занял боевую позицию спиной к камням и солнцу и вновь завопил -
громко, вызывающе. Гепарды, золотисто-желтые, в багровых разводах,
устремились к нему, волоча за собой сухую змеиную шкурку, а в стороне,
метрах в тридцати, возникла над травами широкая морда Каа. Убедившись, что
хитрость уже ни к чему, он перестал прятаться, выгнул туловище двумя
высокими горбами и словно перетек, перелился по земле. Секунда - и
блестящие змеиные кольца уже свиваются и развиваются в шести шагах от Дика,
а воздух полон негромким шелестящим гулом. В отличие от земных питонов, Каа
в такие моменты не шипел и не свистел, а как бы рокотал, испуская звук,
подобный шуму летящего вертолета.
Примчавшиеся вслед за ним гепарды сели, вывалив розовые языки, и
приготовились наслаждаться зрелищем. Ши, с алой маской вокруг глаз,
изогнулся и лязгнул зубами, содрав с хвоста травяную бечевку; Шу избавился
от привязи, наступив на нее лапой. Сидя, звери напоминали земных кенгуру:
четыре пары задних ног скрылись в траве, а передние были аккуратно сложены
вдоль оранжевого брюшка.
Каа, не обращая на них внимания, танцевал; его крохотные зоркие глазки
были прикованы к Дику. Огромное туловище питона то вздымалось под углом
вверх подобно нацеленному в небо копью, то выписывало восьмерки, изящные
эллипсы и параболы, то изгибалось волнами, острыми или покатыми,
походившими на горные пики или морские валы под легким ветром. Эта пляска и
сопровождавший ее тихий рокочущий гул завораживали; движения, временами
плавные, временами - стремительные и угрожающие, не позволяли предвидеть,
откуда и как будет нанесен удар. А их в арсенале Каа насчитывалось немало!
Коронным являлся выпад головой, сокрушительный хук, способный проломить
ребра; но были и боковые удары, и обвивы, и подсечки спиной либо хвостом, а
также хитрые подножки, сопровождаемые столь могучими толчками, что Дик
прямо-таки взмывал в воздух. Словом, в схватке Каа стоил дюжины Цоров и
Цохани взятых вместе, поэтому пару-другую отметин на его боках уже
полагалось считать победой.
Мерный рокот сменился более высоким и резким звуком.
То был явный вызов, и Дик, как положено воину-тай, в свой черед
приступил к Ритуалу Оскорблений. Губы его растянулись в пренебрежительной
усмешке, пальцы левой руки зашевелились, в правой свистнула плеть. Еще в
этот момент полагалось хлопнуть себя ладонями по ягодицам или показать
из-под колена кулак, но на подобные обидные жесты рук у Дика уже не
хватало. И потому он перешел к словесным оскорблениям.
- Ты, травяной червяк! Я отсеку твои уши и брошу их крысам! А пальцы
твои будут гнить в выгребной яме!
Конечно, у Каа не имелось ни пальцев, ни ушей - во всяком случае,
таких, какие можно было бы отрезать и швырнуть в крысиную нору. Однако
Ритуал требовал непременного упоминания о пальцах и ушах, так что Дику
приходилось следовать общепринятым канонам. За четыре года жизни в Чимаре
он постиг, что сей обычай, как и другие традиции тайят, отнюдь не являлся
пустой прихотью. Местные аборигены были сугубыми рационалистами, не
обожествляли ни ветров, ни гор, ни звезд, ни солнца, не приносили жертв и
не имели понятий о молитвах, загробном мире и отпущении грехов - как и о
всемогущих существах вроде злого дьявола и доброго бога. Религия заменялась
у них Ритуалами, определявшими правила Почитания Предков, Представлений и
Приветствий, Празднеств, Поединков и Битв - и, разумеется, Оскорблений. Во
всем этом, однако, не было ничего мистического, трансцендентного или
колдовского. Предков почитали оттого, что всякому живому человеку приятно
сознавать, что о нем вспомнят после смерти; Песни Представления, Прощальные
Дары и Шнур Доблести служили напоминанием о родословной и свершенных воином
подвигах; Ритуал Цамни определял правила игр и всевозможных искусств вроде
плетения циновок и кузнечного ремесла; своим Ритуалам подчинялись сражения
и схватки, празднества и оплакивание погибших, семейная жизнь и тонкие
связи, объединявшие человека и животных-друзей. Оскорбительным
телодвижениям и словам отводилось важное место в этом неписаном кодексе -
таким путем противника лишали уверенности либо приводили в ярость. Кроме
того, реакция на обиду и угрозу могла многое поведать о темпераменте воина,
о его характере, выдержке и упорстве. Впрочем, все это относилось к людям,
а не к питонам пятиметровой длины.
Дик, однако, продолжал изощряться в оскорблениях.
- Зеленая падаль! Скоро твой позвоночник повиснет на моем Шнуре
Доблести! Я сокрушу твои ребра, пробью череп, выдеру зубы, набью шкуру
гнилой травой! Чтоб сдох ты в кровавый закат! Чтоб ты лишился всех пальцев!
Пусть высохнет кровь на твоих клыках! Пусть...
Каа сделал стремительный выпад, Дик отскочил, его ремень впустую
свистнул в воздухе, гепарды в волнении взвыли. Новая атака! Дик опять
промазал, тогда как жесткая змеиная чешуя прочертила алый след над его
коленом. Ши заскулил - судя по всему, он являлся болельщиком Дика; Шу,
торжествующе встопорщив усы, поскреб задней лапой живот. Огромный питон
поднял верхнюю часть тулова над травой, согнул шею, уподобившись знаку
интеграла, и уставился на противника холодным завораживающим взглядом.
Удар! Дик подпрыгнул, живая зеленая колонна мелькнула под ногами,
кончик хвоста задел щиколотку.
- Чтоб не дожить тебе до дневного имени. Мокрица! - выругался он.
Но Каа оставался бесстрастен; такие проклятия его, само собой, не
задевали. Если же говорить о людях, а не о змеях, то утреннее имя человек
обретал в возрасте пяти-шести лет, и давали его старшие родичи, а до того
малыш звался просто одним из первых или вторых сыновей. Дневное имя
подросток получал от Учителя - к примеру, Дик был назван Две Руки и с
именем этим мог прожить до старости, если будет сопутствовать ему боевая
удача. Достигнув же преклонных лет, он удостоится права избрать вечернее
имя, с коим всякий воин-тай отправлялся в Погребальные Пещеры, оставив
родичам Прощальные Дары. Каа, друживший еще с дедом Чочинги, мог бы
похвастать целым набором вечерних имен, ибо век его был долог, как тени
высочайших вершин Тисуйю-Амата. А посему он не обиделся на глупого
человечьего детеныша, но лишь свернул тело упругой восьмеркой, приоткрыл
пасть с внушительными клыками и ринулся в новую атаку.
На сей раз удача Дика не обошла - питон промазал, зато ремешок оставил
четкую белую отметину на его хребтине, в полутора метрах от головы. Ши и Шу
разом взвыли: один - горестно, другой - с явным торжеством. Но в следующую
секунду их вопли перекрыло хриплое грозное рычание, и Дик, обернувшись, с
ужасом увидел, как из колючих багровых зарослей вылезает саблезуб.
Вероятно, он охотился там на крыс - его морда, похожая на кабанью,
была перемазана алым, а с клыков, длиной в ладонь и загнутых книзу, тоже
срывались красные капли. Жесткая щетина за ушами стояла дыбом, крохотные
глазки злобно сверкали, и под нижней челюстью, уродливой, точно
проржавевшая крышка сундука, свисали сосульки вязкой желтоватой слюны. Хоть
Дик и не встречался прежде с подобными тварями, но эти угрожающие симптомы
были вполне понятны: голодный и злой кабан мог впасть в яростное
неистовство, когда нет различий меж понятиями "пища" и "враг". Пожалуй, и в
таком состоянии его удалось бы отпугнуть "вопилкой", но кто же берет с
собой "вопилку", отправляясь к водопадам? Только не Дик Саймон, Тень Ветра!
Впрочем, здесь, почти у самого селения, не было никаких опасных тварей...
Однако саблезуб на мираж никак не походил, и не было сомнений, что за
пару минут он стопчет и самого Дика, и обоих гепардов. От такого чудища не
убежишь! На вид кабан отличался массивностью и грузностью, но мог
потягаться в проворстве с шестиногими скакунами - само собой, на ровном
месте, поскольку в зарослях скакун ему и вовсе не соперник. Так что вся
надежда была на Каа, хоть в сравнении с саблезубом он принадлежал другой
весовой категории - тянул килограммов на сто пятьдесят, а кабан - на добрых
шесть центнеров. И выглядел несокрушимым, словно танк.
Все эти мысли молниеносно промелькнули в голове Дика, а в следующее
мгновение он уже стоял в боевой позиции, согнув спину и напружинив ноги.
Нож, его единственное оружие, был плохой защитой от саблезуба и никак не
мог заменить ни большого копья цухидо, ни тяжкой секиры томо, коими
полагалось сражаться с таким чудовищем. С другой стороны, битва могла
вестись без правил, ибо саблезуба не охранял закон Кровной Связи. Если
навалиться всей компанией...
Они навалились. Не успел кабан выскочить из зарослей, как Шу и Ши
повисли у него на задних ногах, а Каа, прекративший свои танцы, нанес
сильный удар в бок, покачнувший саблезуба. Нож Дика прочертил кровавую
полосу по жесткой шкуре, но атака была такой стремительной, что всадить
клинок поглубже ему не удалось.
Дик отскочил. Гепарды тоже прыгнули в разные стороны. Зрачки их
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг