поле, - моя плоть. Твой собственный мозг и мозг любого существа, те их
пространства, которые вы не в силах использовать, однако питаете и растите.
Мозг избыточен, и я - порождение этой избыточности. Я принимаю тех, кто
отжил свой срок - неважно, отдельные создания или целые расы. На смену им
приходят другие, энергичные, юные... В вас -мое существование. Мое и тех,
кто ушел ко мне.
- Их души - здесь? И ты... ты тоже - здесь? - Дарт коснулся лба
дрожащими пальцами. Кожа его была влажной, крупные капли пота выступили на
висках.
- Повторю: здесь малая моя частица, крохотный фрагмент - тот, что
говорит с тобой. Мой разум не похож на ваш; он распределен, распараллелен,
так что я могу формировать агломераты различной мощности, рассыпать их и
строить вновь - в зависимости от решаемых задач, от сложности проблемы. Ты
ведь не думаешь, что мне потребовался весь мой разум, со всех миров
Метагалактики, чтобы общаться с тобой? - Снова тень далекого смеха. -
Прости, но это очень частная задача... и очень, очень легкая.
Дарт, потрясенный, молчал. Перед его внутренним взором маячила
внушавшая трепет картина: необозримые пространства Вселенной, бесчисленный
сонм миров, где зародилась жизнь, и мириады разумных и неразумных тварей,
не ведавших о том, что мозг их - прибежище Абсолюта, Высшего Существа,
объединяющего их и принимающего в свои незримые чертоги после смерти.
Выходит, Нерис не лгала ему... Все истина, все! И то, о чем рассказала
шира, и то, о чем говорила Констанция! Там, на Галерее Слез...
- Время истекает, и связь скоро прервется, - послышался бесплотный
голос. - Хочу одарить тебя на прощание. Ты представляешь свой мозг подобным
галактике? Что ж, верная аналогия... Но в ней, в этой галактике, я не один.
Она не только моя часть, она - хранилище. Тут есть другие... ты бы сказал -
другие души, твои соплеменники... Желаешь с ними повстречаться?
- Нет! Нет! - Дарт выкрикнул это дважды, ужаснувшись; воспоминание о
той, чью жизнь отнял палач, сдавило сердце. Кого еще он мог бы встретить
там, за стенами, охраняющими его разум? Врагов, которых он убил? Своих
солдат, что пали на его глазах в бессмысленных кровавых битвах? И тех, кто
умер здесь, на Диске, - даннитов, тьяни, рами? Не забывать о них - одно,
встречаться же - совсем другое... Он не хотел этих встреч.
- Ты знаешь, какой мне нужен дар, - его губы похолодели и едва
двигались. - Те гаснущие звезды... светила с оборванными нитями-лучами...
Сделай так, чтоб они зажглись. Все! Это возможно?
- Возможно, но я не считаю восстановление памяти даром. Память
принадлежит тебе, тебе и мне, ибо я храню ее аналог, возобновляемую раз за
разом копию. Ее мгновенное пробуждение таит опасность; ты ощутил бы сильный
шок, и потому я исцеляю твою память постепенно. От случая к случаю...
Напомнить, как и когда это было?
- Не надо, - шепнул Дарт. - Я помню, и я благодарен тебе, мой
господин. Не знаю лишь, за что я удостоился подобной милости.
- Ты - посланец. Посланец расы, которая должна уйти ко мне, ибо время
ее истекло. Ты выполнил свой долг и заслужил награду. Но память - не из тех
даров, какими награждают. Дар - это нечто такое, чего ты раньше не имел, но
пожелал бы обрести; мечта или фантазия, которую я могу исполнить. Подумай и
скажи. Или просто подумай. Дарт подумал.
- Щедрость твоя безмерна, мой господин, - ты дал мне все, за чем меня
послали. Чего же больше? Не затаи обиды и не сочти мои слова гордыней, но я
не знаю, что просить... Долгую жизнь и здоровье? То и другое я получил от
анхабских реаниматоров... Удачу? Но я и так удачлив; когда во Фландрии
проклятое ядро сломало мои кости, я чуть не отправился к тебе - но вот я
жив... Любовь? Но просят ли вина, когда кубок полон? Я бы хотел лишь одного
- вернуть своих друзей, товарищей юности... Но я понимаю, что это
невыполнимо.
- Невыполнимо даже для меня, - подтвердил голос и после паузы добавил:
- Но не печалься: вернувшись на Землю, ты возместишь утраты. Ты ведь
желаешь вернуться? Желаешь, я знаю... Однако не просишь об этом. Почему?
- По той причине, повелитель вечности, что миссия моя исполнена, и
договор с Джаннахом завершен. Я передам ему твои слова и получу свободу.
Мне дадут корабль... новый корабль, вместо погибшей Марианны... Путь к
Земле не будет долгим и не будет скучным. Думаю, я улечу не один.
- Корабль... да, корабль... и, разумеется, ты улетишь не один... -
Снова мягкая насмешка - или эхо ее лишь почудилось Дарту? - Эти корабли, не
мертвые и не живые, такая нелепость... Темные - те, кого ты называешь
Темными, - умели обходиться без кораблей. И они, и многие другие... Есть
простой способ, совсем простой... Я покажу...
Серебристая мгла редела, голос гас, замирал, таял, но внезапно обрел
прежнюю силу.
- Конец твоей дороги близок. Запомни: зона связи выходит к выемке,
такой же, как та, с которой начался твой путь. Не покидай ее, иначе
разбудишь стража... то существо под верхней камерой, полуживое устройство
Темных... оно охраняет контактную зону... Останься в нише и представь, что
поднимаешься вверх. Просто представь. Это нетрудно, совсем нетрудно... -
Ментальный шепот сделался тихим, отрывистым, но Дарт отчетливо разобрал: -
Память... твоя память... ты уже готов... последний импульс... коснись
дерева... там много деревьев... .
- Благодарю тебя, мой повелитель и господин, - произнес Дарт. -
Благодарю. Прощай.
- Не повелитель... не господин... ты и я... едины... - донеслось
угасающим эхом. - Мы встретимся... когда... придешь... ко мне...
Мгла разошлась, серебристо-серые узоры замелькали на стенах, потом
одна из стен метнулась под ноги, сделавшись полом, и Дарт ощутил, что
возвращается тяжесть.
Глава 23
Он стоял на невысоком плато, на самом краю обрыва, Внизу рокотали
морские волны, таранили i неподатливый камень утесов, сзади лежала сухая
равнина, а над головой раскинулось небо - желтое, с розоватым оттенком и
тусклым солнечным кружком, на который можно было смотреть почти не прищурив
глаза. Алый круг! Алое солнце, серые скалы и фиолетовый океан, подобный
гигантскому блюду с приподнятыми краями... Здесь, на вогнутой стороне
Диска, горизонт был шире, и Дарту казалось, что он различает
противоположный берег-ленту коричневого и серого меж аметистовым морем и
небесами цвета бледной охры.
Пейзаж был прекрасен и дик, но все его пышное великолепие существовало
вне сознания Дарта, будто отделенное зыбкой полупрозрачной стеной. Он не
замечал ни острых каменных обломков, коловших ноги, ни знобкой прохлады,
которой тянуло от моря, ни запаха нагретых солнцем скал, гниющих водорослей
и соли; не замечал ничего, хотя способность слышать, обонять и чувствовать,
потерянная в серебристом тумане, уже возвратилась к нему. Он даже не думал
в этот миг о божестве, которое удостоило его аудиенции в глубинах Диска, о
всемогущем Абсолюте, еще недавно говорившем с ним; а если и вспоминалось
сказанное, то лишь последние слова.
Представь, что поднимаешься вверх... Просто представь...
Он так и сделал, когда очутился в нише. В темной выемке за пологом,
непроницаемым для металла и камня, пластика и дерева... Наклонные стены
сходились над ним, но он их не видел в черном душном мраке; он мог лишь
ощупать ладонью их гладкую поверхность и убедиться, что они тверды,
неподатливы и монолитны. Он был упрятан в мрачный треугольный саркофаг -
крохотная мошка, погребенная в каменной толще, на неведомом расстоянии от
солнца и воздуха, от трав идеревьев, от плеска волн и шелеста листвы.
Представь, что поднимаешься вверх...
Что-то метнулось в его сознании, будто просквозило ветром из
распахнувшегося окна, и саркофаг исчез. Исчезли тьма, полированный камень
под ногами, гладкие стены и ощущение, что свод подземелья давит на плечи и
сейчас обрушится, смяв его тело в кровавый комок. Все это было реальным,
как гулкие удары сердца, - и все исчезло! Солнечный свет брызнул в глаза,
ветер коснулся кожи, взъерошил волосы... Миг перехода был краток, неуловим,
словно ткань времен и пространств раздалась перед ним, покорно скользнула
за спину и снова замерла, соединив края прорехи.
Эти корабли - такая нелепость, сказал повелитель ментальных бездн.
Темные умели обходиться без кораблей. И они, и многие другие... Есть
простой способ, совсем простой... Я покажу...
Его прощальный дар был щедрым. Щедрей не придумаешь, решил Дарт, жадно
вдыхая прохладный, насыщенный солью воздух. Галактика - и вся Вселенная в
придачу! Все - на расстоянии протянутой руки! Даже не руки, а волоска или
кончика ногтя... может быть, еще ближе... Голубой круг, где поджидает
верный Голем, хрустальные замки Анхаба, Земля и тысячи других миров... Все
- рядом! Представь, что ты поднимаешься вверх... или спускаешься вниз, или
движешься в любую сторону... или желаешь оказаться за миллионы лье, в любом
из мест, какое сумеешь измыслить... Действительно, простой способ!
Он повернулся и осмотрел плато. Кажется, владыка вечности еще упоминал
о деревьях? Где-то они безусловно растут, но только не в этом краю. Здесь -
голая почва, промоины от дождей, равнина, засыпанная щебнем, и мрачные
скалы, что обрамляют плоскогорье. Скалы - как шипы на драконьем хребте:
тонкие, остроконечные, кривые... На взгляд, в трех лье или в трех с
половиной... И нелегко преодолеть дорогу, шагая босым по камням, без пищи и
без глотка воды...
Был, правда, другой способ. Совсем простой.
Усмехнувшись, Дарт уставился на скалы. Мышцы его напряглись как перед
гигантским прыжком, но тут же послушно расслабились; их сила была ненужной,
лишней, ибо прыжок свершался в воображении. В той галактике, где обитало
его "я", где отражалось все увиденное, где помещалось все, что он способен
был представить. Одно лишь желание и движение мысли, обгоняющей свет... Ни
холода и тьмы Инферно, ни рева ускорителей, ни карт и графиков, ползущих по
экранам... Ничего! Одно движение...
Под ступнями вместо щебенки - сплошной шероховатый камень. Шум волн
отдалился, став едва слышным, и острые запахи моря сменил аромат цветущих
лугов. Скала нависала над Дартом словно хищный изогнутый клык; другие такие
же скалы виднелись по обе стороны, а вниз уходил пологий склон, заросший
оранжевой травой и кое-где рассеченный ручьями и оврагами. Эта просторная
луговина тянулась до стены деревьев, казавшихся издалека сплошным багряным
гобеленом в пурпурных узорах: оттенки киновари, пурпура, кармина переходили
друг в друга, смешивались, расплывались, как на палитре чудака-художника,
влюбленного лишь в красные цвета.
- Мон дьен!.. - пробормотал Дарт, взирая в изумлении на ширь багрового
ковра, раскатанного под желтым мутным небом. - Деревья туи!
На миг неясное видение мелькнуло перед ним, точно он, поднявшись над
Диском, обозревал его с высоты, пронзая взглядом полог леса и темную
плодородную почву: миллионы, миллиарды деревьев, затопивших мир от
срединного до кольцевого океана, переплетение ветвей и крон, мощные колонны
стволов, слитые в гигантскую паутину корни... Библиотека? Хранилище
информации? Сеть всепланетной связи? Живая сеть, ячейки которой умирают и
возрождаются вновь, помня о своем предназначении...
Какая из этих гипотез верна, Дарт сейчас не размышлял. Желание
приблизиться к деревьям, коснуться их гладкой коры, вдруг охватило его; он
знал, что должен это сделать, и тяга его была такой же естественной, как
дважды совершенный мысленный прыжок. То, чем его наградили и что он уже
испытал, являлось даром, но было еще и обещание. Память принадлежит тебе,
сказал владыка вечности; тебе и мне, ибо я храню ее аналог... Может быть,
этот аналог, эта копия, возобновляемая раз за разом, была той самой
матрицей, логосом или душой, что исторгалась в мгновения смерти? Может
быть, где-то в ментальной галактике мозга хранился второй Дарт, который
поделится с первым памятью? Может быть, контакт меж ними установлен, и
остается лишь одно последнее усилие?
Память... твоя память... ты уже готов... последний импульс... коснись
дерева... там много деревьев...
Он не заметил, как оказался на опушке леса. Поле с желтыми травами
лежало за спиной, наполняя воздух терпким медовым запахом, шелестом стеблей
и стрекотом невидимых насекомых. Шагах в двадцати от него возвышались
деревья - гигантские, мощные, впятеро выше, чем на другой стороне
планетоида, с такими толстыми стволами, что двое мужчин были бы не в силах
их обхватить. Не стволы - колонны храма, высеченные из бурого песчаника;
прямые, ровные, покрытые гладкой корой, они уходили вверх, потом внезапно
делились на горизонтальные ветви - в первом ярусе, во втором, в третьем,
четвертом... Каждый ярус - на одной и той же высоте, и кроны - как
многослойная крыша над необозримым строением, перевитая длинными узкими
листьями, багровыми у черешка и ярко-пурпурными у заостренных кончиков...
Будто сомнамбула, Дарт шагнул к ближайшему стволу и вытянул руки.
Почва под ногами была мягкой, темной, ступня уходила в нее как в песок; ему
казалось, что он ощущает незримые токи, струившиеся в земле, в переплетении
корней. Аура покоя и силы окружала лес - того покоя, какой нисходит к
человеку под беспредельным звездным небом, вечным и неизменным в сравнении
с краткостью жизни. Эти деревья тоже были почти что вечными, плывшими
сквозь время под взмахи его крыл: взмах - и отлетает мгновение, взмах - и
исчезает другое, взмах - и гаснет третье. "И так - два миллиона лет", -
мелькнуло в сознании Дарта.
Его ладони, преодолев знакомое сопротивление, прижались к гладкой
коре, и в следующий миг реальность Диска дрогнула, растаяла, исчезла. Иные
картины поплыли под его сомкнутыми веками в мелькании дней и ночей, месяцев
и лет; он будто мчался на бешеном скакуне, и каждый шаг уносил его в
прошлое, мимо каменистых круч Гаскони, мимо парижских мостов, площадей и
башен, мимо холмов в виноградной зелени, замков, таверн, церквей и
аббатств, мимо складов и причалов с судами, чертогов королевского дворца и
залов ратуши, мимо полей сражений, заваленных мертвыми телами, мимо
дымящихся пушек и батальонов бегущих в атаку гвардейцев, мимо пышных
процессий, охот, похорон, коронаций, великих посольств... Лица друзей и
недругов мелькали перед ним, а их имена, вернувшись к жизни, звучали то
грохотом набата, то ревом разбушевавшихся стихий: грраф де Ла Ферр...
баррон дю Валлон де Бррасье... аббат дЭррбле... де Трре-виль... де Варрд...
Ррошфорр... Беррнажу... Джоррдж Вильеррс...
Мужчина лет сорока, в багряных одеждах... Туфли с серебряными
пряжками, тонкие кружева вокруг запястий и шеи, шляпа, аметистовый перстень
на пальце... Лицо - худощавое, властное, с остроконечной бородкой, широким
выпуклым лбом и пронзительным взглядом темных глаз... Джаннах? Нет, Джаннах
был только его подобием! Кардинал Ришелье, герцог дю Плесси... Враг, потом
- покровитель и, наконец, повод для гордости: он, юный гвардеец, знал
человека, чье имя было символом Франции.
Суровые черты мужчины в красном изменились, расплылись, и перед Дартом
встала женщина - прекрасное лицо на фоне обтянутых штофом стен,
величественная осанка, блеск бриллиантов, пышное платье с низким вырезом.
Королева... Констанция и он служили ей... Та, первая его любовь, погибшая в
монастыре, в Бетюне...
Ночь, берег Лиса, Армантьер. Дорога, ведущая к городу, - влажная
земля, низкие коренастые дубы, словно тролли, присевшие на корточки, блеск
редких молний над горизонтом... Темные фигуры в плащах и широкополых
шляпах, женщина на том берегу реки и палач, вскинувший широкое тяжкое
лезвие...
Ветер треплет белокурые локоны женщины, её глаза закрыты, шея покорно
обнажена... Графиня де Ла Фер, убийца Констанции... леди Винтер...
Эта сцена будто подбросила дров в пылающий костер его воспоминаний.
Они наплывали одно на другое, смешивались, пересекались, иногда - четкие,
ясные, иногда - смутные, мерцающие в тумане детства и отрочества; он
находился разом в сотне мест, он видел сотни лиц, он слышал голоса и смех,
мольбу и крики, стоны, брань; то палуба корабля покачивалась под ним, то
жесткое седло, то шелестели травы под ногами, то поскрипывал паркет, то
звонко отзывались каменные плиты.
Ему снова было девятнадцать, и он въезжал в ворота Менга на дряхлом
рыжем мерине: отцовский клинок - у бедра, кошель с пятнадцатью экю - за
поясом, гасконский берет на смоляных кудрях, облезлое перо, куртка в
дорожной пыли... Он видел дом на улице Старой Голубятни, просторный двор,
широкую лестницу, сверкание шпаг и голубые плащи мушкетеров, резкий профиль
де Тревиля - сухие губы, упрямый подбородок, нос, словно клюв коршуна.
Вместо дома, двора и лестницы вдруг возникло заброшенное здание с выбитыми
стеклами - монастырь Дешо, где он сразился с де Жюссаком; затем -
королевский кабинет: красного дерева мебель, хрустальные жирандоли,
кордовская кожа, зеркала и недовольное лицо владыки...
Вся эта роскошь внезапно исчезла, сменившись другой, более скромной
обстановкой: дубовые стол и стулья, вместительные шкафы, сундук, накрытый
полосатым ковриком. Гостиная в доме Бонасье... А тот изящный силуэт у шкафа
- Констанция: темные волосы, плавный росчерк бровей, голубоглазое лицо со
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг