размазанных по камню медуз - или одну огромную медузу, которую с силой
швырнули в этот титанический котел. Швырнули, раздавили ложкой размером в
четверть лье, потом замуровали на пару миллионов лет...
- Что-то живое, капитан, -- наконец сообщил Голем, втягивая щуп. - В
данный момент - не активное, но может служить накопителем энергии и,
вероятно, высвобождать ее в определенной форме. Скорее всего
электромагнитной или в виде плазменного луча, со всеми сопутствующими
эффектами: ионизация воздуха, резкое повышение температуры и...
- Погоди-ка, - прервал его Дарт. - Ты хочешь сказать, что эта слизь -
живой аккумулятор?
-Была аккумулятором, хозяин. То, .что осталось, - фрагмент более
сложной живой структуры, некогда заполнявшей полость целиком.
Дарт окинул взглядом огромное пустое пространство и ощутил, что его
охватывает дрожь. Эта пещера была так велика! Так чудовищно велика!
Пожалуй, в ней поместились бы все хрустальные замки, парившие в анхабских
небесах, все орбитальные станции и Камелот в придачу.
- Фрагмент более сложной структуры... - задумчиво протянул он. -
Разумной?
- Нет, шевалье. Всего лишь концентратор энергии, живая протоплазма или
амеба. Такое нам не встречалось. - Ираз смолк, копаясь в своей бездонной
памяти, потом добавил: - Это может представлять интерес. Прикажешь взять
образцы для клонирования?
- Бери. - Дарт снова оглядел пещеру, пытаясь представить заполнявшее
ее создание. Живая протоплазма... Живая пушка, хранившая порох сухим на
протяжении двух миллионолетий... До той поры, пока не пришел сигнал, что
кто-то пытается взрезать гранитную кровлю... Кто-то нетерпеливый и хорошо
вооруженный... И пушка выстрелила, сразив неповинную Марианну! Выстрелила и
выжгла собственную плоть! В самом деле, неразумное существо, всего лишь
защитное сооружение... Но что оно защищало? Во всяком случае, не зерна бхо!
Дорогу? Путь, ведущий к алой половине Диска? Но где он, этот путь? Дарт
постучал по плоскому черепу Голема.
- Ты уверен, что в стенах нет никаких отверстий? Ни в стенах, ни в
потолке? Кроме той дыры, в которую мы влезли?
- Я не уверен, хозяин, я знаю. - Голос Голема был ровным, но Дарту
чудилась в нем обида. - И ты знаешь тоже. Сканировать еще раз?
- Нет... пожалуй, нет. Сколько кошку не стриги, овечьей шерсти не
получишь, - пробормотал Дарт и произнес погромче: - Поднимайся! С дырой
покончено, займемся нишей. Может, и настрижем какую-то шерсть...
Голем послушно взмыл вверх, проник а тоннель, а затем - в сферическую
камеру с канатом, свисавшим из верхнего колодца. Тело начало тяжелеть;
видимо, желтое время уже сменялось зеленым, и Дарт подумал, что должен
успокоить тех, кто ожидает наверху. Как бы не кончилось их ожидание дракой
или резней... Но если будут знать, что у маргара все в порядке, глядишь, и
вытерпят.
Он приказал помощнику подняться выше и дважды дернул за веревку.
- Ну, вот, мой мальчик, мы отметились. Теперь осмотрим нишу.
Эта впадина в вогнутой стене была достаточно Просторной, чтоб
полностью скрыть Голема. Края ее тоже оказались оплавленными, точно так же,
как поверхность стен, и Дарт уже не сомневался, что в дьявольской чаше под
ним, и здесь, в этом каменном Пузыре, бушевали в недавнее время
энергетические вихри. Шторм, который выплеснулся в небо гроздями ветвистых
молний, поймавших Марианну... Он машинально перекрестился, вспомнив речную
отмель, что стала надгробьем его кораблю.
Ираз склонился к нише, жужжа анализаторами; потом на мгновение
вспыхнуло пламя, взвился дымок, и Голем сказал:
- Ничего нового, хозяин - гранит, магматическая порода, такая же, как
в нижней полости. Три основные фазы: шпат, кварц, слюда. Слюда литиевая.
Элементный состав: водород, литий, углерод, кислород, алюминий, кремний,
калий, кальций. Сделать прецизионный анализ?
- Не трать порох, мон гар.
Дарт придвинулся к неглубокой выемке, осмотрел ее, вспоминая, что ходы
в лабиринтах Лиловых Долин были такими же, треугольными в сечении, только
поменьше. Они, вероятно, или повторяли форму тел Ушедших Во Тьму, или же
эта плоская фигура казалась строителям самым простым и оптимальным
элементом. Бугристые натеки камня на полу и боковых стенах были темны и
словно покрыты копотью, но треугольный задник казался отшлифованным только
вчера - серый, зеркально-гладкий, отсвечивающий бликами в лучах
прожекторов.
Это было поинтересней амебы из дьявольского котла! Велев Голему
отодвинуться и торопливо протиснувшись в нишу, Дарт уставился на нетленное
чудо. В гладкой поверхности камня блестели серебром чешуйки слюды, сияли
белые звездочки кварца, а кроме них он видел собственное отражение -
смутное, но все же различимое, оно плавало в глубине, будто поддразнивая:
догадайся, как уцелело это гранитное зеркало!.. Похоже, на нем не было ни
щербинки.
- Тысяча чертей! - пробормотал Дарт и спросил, повернувшись к Голему:
- Ты проверял боковую стену?
- Да, капитан. Точка анализа - здесь, - ираз бросил лучик света на
чуть заметную выбоину.
- Сделай анализ торцевой стены. Видишь, гладкая... А почему? С какой
стати не сплавилась?
- Возможно, защищена силовым полем, - откликнулся Голем, выдвигая щуп
анализатора, и тут же пояснил: - Была защищена, мой господин. Сейчас поля
нет.
Анализатор тихо загудел, белая огненная спица вонзилась в стену. Ни
вспышки пламени, ни дыма... Это было невероятно! Лазерный луч, испарявший
любую материю - всего лишь частичку, нужную для анализа, - бессильно
скользнул по гранитному зеркалу и угас.
Голем будто поперхнулся - произведенный им звук больше всего походил
на кашель гурмана, у коего в горле застряла устрица.
- Увеличить мощность, хозяин? Или попробовать дисперсором?
- Попробуй рукой, - велел Дарт. - Коснись стены. Не режь, не царапай,
просто коснись.
Он дрожал от волнения и чувствовал, как капли пота сползают с висков и
катятся по щекам. Внизу - пустота да останки сгоревшей амебы... тварь,
конечно, удивительная, но посылали не за ней, а за фералом... ферал же-в
глубине... Может, теперь повезет? Может, его и защищала эта
амеба-разрядник? Не сам ферал, разумеется, а дорогу к нему?
Щелкнул климатизатор скафандра, и струйки теплого воздуха осушили
кожу.
Ираз вытянул конечность, многопалая ладонь погладила стену над головой
Дарта, прошлась по ней вверх и вниз.
- Твердое, - басовито пророкотал Голем. - Твердое и гладкое, сагиб.
Температура окружающей среды. По виду и тактильным ощущениям - полированный
камень.
Дарт вдруг ощутил спокойствие и странную уверенность в том, что должен
коснуться этой стены. Своею собственной рукой, не облаченной в перчатку! Он
не смог бы объяснить, откуда пришла эта мысль, вызвавшая не страх, не
опасение, а предвещавший удачу трепет; то ли родилась в его голове, то ли
порхнула к нему из астральных или хтонических бездн. Он просто знал, что
должен это сделать.
Манжета скафандра сухо щелкнула, перчатка соскользнула с его руки.
Скафандр был помехой. Скафандр, шлем, оружие, одежда - все, что он нес с
собой и на себе, все мертвое, сделанное из пластика и металла. Все, что не
могло преодолеть барьер.
Не барьер, а фильтр, поправился Дарт, вытягивая руку к каменной стене.
Фильтр, разделяющий мертвое и живое... Ему казалось - он знает, что сейчас
случится. Не поворачивая головы, он произнес:
- Голем! Слышишь меня, мон гар?
- Да, капитан, разумеется.
- Что-то может произойти... что-то необычное, понимаешь? Возможно, я
не буду двигаться, но ты не тревожься. Ты ведь знаешь, что люди временами
спят?
-Да, господин. Очень странная привычка.
- Однако необходимая. Так вот, сейчас я усну. Возможно, усну... Ты
должен меня разбудить. Скажем, через... - он назвал анхабскую меру времени,
немного большую, чем земной час. - А до того не мешай, не прикасайся ко
мне. Ты все понял?
- Я понял, бвана. - Голем отодвинулся, и отблеск его прожекторов,
превращавший стену в туманное зеркало, стал слабее.
Ладонь Дарта коснулась стены, не ощутив ни холода, ни твердости камня.
Только легкое сопротивление, будто от протягивал руку к дереву туи.
Не встретив преграды, пальцы прошли насквозь, за ними исчезла тыльная
часть ладони, потом - запястье...
Мираж! - мелькнуло у Дарта в сознании. Не камень, а фантом!
Это было его последней мыслью. В следующий миг стены ниши растаяли,
свет прожекторов померк, зато в глаза ударило солнце. Яркое, теплое,
золотое! Дул ветер, гнал по небу полупрозрачные перья облаков, а вместе с
ним - и невесомое тело Дарта, скользившее в воздухе словно сухой листок или
пушинка отцветшего одуванчика. Он мчался над землей, и под ним горы
сменялись равнинами, леса - лугами, пашнями и виноградниками, среди которых
желтела и алела черепица крыш; крыши сбегались вместе, соединялись в
пестрые пятна: там, где поменьше - деревня, побольше - город за каменной
стеной, повыше, на холме или скале - замок с зубчатыми башнями или дворец,
окруженный парком. Богатые, щедрые земли, обширная страна... Родина!
Глава 20
Родина... Земля, за которую он сражался, проливал кровь и умер в
первой своей жизни... Имя ее вернулось к нему как нежданный подарок, как
вспышка пламени в ночном холодном мраке.
Франция! Родина!
Ла белле Франс, прекрасная Франция, а не Гасконь.
Впрочем, Гасконь была ее неотъемлемой частью, и стоило только подумать
о ней, как замер круговорот пространств, раскинувшихся внизу, и перед ним
замелькали иные картины. Стол под раскидистым каштаном, он - на коленях
матери, рука отца протягивает глиняную кружку; потом - винный вкус на
губах, впервые в жизни... Снова рука отца, жилистая, смуглая, но в ней не
кружка, а шпага; Дарт касается рукояти и знает, что это тоже в первый
раз... Старая смирная лошадь, потертое седло, уздечка в тонких детских
пальцах... овцы, которых гонят по пыльной дороге... на деревянном блюде -
свежий сыр с острым запахом, тающий во рту... давильня с огромными чанами и
босоногие девушки, что пляшут в них... Одну он целовал на винограднике -
тоже впервые...
Да, Гасконь была всего лишь частью Франции, но самой любимой, согретой
детскими снами, овеянной памятью юности. Были и другие домены, герцогства и
графства, названия коих трепетали на его губах, - Нормандия, Бургундия,
Прованс, Бретань, Наварра, Пуату... Были реки. Сена и Луара, Гаронна и
Дордонь, были города - Париж и Бордо, Дижон и Нант, Марсель и Тулуза, Реймс
и Лион... Древние, овеянные славой имена! Как он мог позабыть их? Сейчас
это казалось непостижимым.
Вспомнить остальное... здесь, у этой стены, которая возвращала прошлое
не скудными каплями, а бурным неудержимым потоком... Вспомнить все - лица
людей и обстоятельства разлук и встреч, годы службы, битвы и раны,
приобретения и потери, удачи и неудачи, горе и радость, страх и торжество;
вспомнить даже такое, о чем он не хотел бы вспоминать, - ту белокурую
ведьму, казненную под Армантьером... Вспомнить, кто бы ни одаривал его
минувшим и забытым - сам ли Предвечный или какой-то прибор, изобретение
Детей Элейхо, скрывшихся во тьме... Или, как обмолвился Джаннах, ушедших к
свету?
Он не додумал этой мысли; другая завладела им - желание знать свое
имя, то настоящее имя, которое дали отец и мать, которое носил он с честью
и под которым погиб. Дартом он был на Анхабе, но кем - на Земле? Как его
звали в Гаскони и в прекрасной Франции? А также в других местах, где он
побывал, сражаясь во славу отчизны и короля? Шевалье? Солдат, лейтенант,
потом - капитан, генерал и маршал? Нет, то были лишь звания и титулы,
редкие вехи жизненных троп, а между ними, всякий день и час, он оставался
самим собой, слитым с собственным "я", соединенным с именем... Каким же?
Память о нем хранилась в Гаскони. Он попытался представить ветшающий
замок, гнездо их обедневшего рода - и замок явился ему, однако не старым,
полуразрушенным, а в виде огромной скалы, Царившей над пустыней из песка,
сияющего радужными блестками. Не замок - цитадель со множеством высоких
гордых башен, с балконами и галереями, повисшими над бездной, с провалами
бойниц, окон и врат, спиралями лестниц и водопадами, сбегавшими с зубчатых
стен. Такого не было в Гаскони. Не было ни во Французском королевстве, ни в
итальянских и испанских землях, ни на Британских островах или в заморских
странах, ни на востоке, ни на западе... Такого не было на Земле.
Сказочный Камелот среди эльфийских полей...
Повинуясь руководившей им воле, он должен был попасть туда, что-то
вспомнить, что-то увидеть и услышать. Туда, а не в Гасконь...
Он летел над пустыней, но не в лодке-трокаре, а по-прежнему несомый
ветром, подгоняемый его порывами, то опускаясь к песчаным барханам, то
взлетая вверх и кружась в потоках жаркого сухого воздуха. Камелот
надвигался, пронзая небесную синь остроконечными шпилями; воды струились по
его обрывистым склонам, цветы и зелень деревьев расцвечивали бурую
поверхность камня, а на террасах голубели крохотные озерца. В них
отражались плывущие в небе облака и замки из хрусталя и серебра, висевшие
под ними. Выше облачной гряды застыло зеркало энергетического накопителя.
Дарт видел, как его поверхность внезапно затуманилась - пошел дождь, легкий
и светлый, таявший в воздухе, не достигавший земли.
Теперь он парил у галереи с деревьями, цветами и каменными изваяниями
плачущих женщин. Одна из них, похожая на птицу, простирала крылья над аркой
и широким незастекленным проемом - его овал был полон мягкого сияния и так
знаком, как может быть знакомо лишь жилище, привычное и обжитое за
десятилетия. Справа от окна-проема рос куст с мелкими, но ароматными
цветами; иногда они были желтыми, иногда - алыми или лиловыми.
Женщина-птица приблизилась, мелькнули своды невысокой арки, яркий свет
сменился золотистым сумраком, светлое дерево панелей закрыло камень. Дарт
был дома - не в Гаскони и не в Париже, а на планете Анхаб, где началась его
вторая жизнь и где она текла - между звездами и этими чертогами, что
даровал ему Джаннах. Тут было все, к чему он привык и что отчасти
напоминало Землю: упругое ложе под шелковым балдахином, менявшие форму
массивные кресла, шкафы с резными дверцами, отворяющиеся по хозяйской воле,
подсвечники, отлитые из бронзы, сиявшие огнями вечных ламп, ковры и
гобелены, превращавшие пыль в тепло и свет, столы-экраны и зеркала, тоже
бывшие экранами, посуда из небьющегося хрусталя и мраморные камины -
правда, пылавшее в них пламя питалось не дровами и не обжигало рук. Если не
считать таких накладок, покои были королевские: гостиная - как тронный зал,
вполне пригодный для посольского приема, трапезная размером с церковь
Сен-Жермен-де-Пре, бассейн, автоматическая кухня, кабинет и спальня, где
разместился бы гарем турецкого паши.
Там, в спальне, он и очутился. Он стоял у необъятного ложа,
напоминавшего привычную постель, и думал о спрятанных в нем таинственных
приборах. О балдахине, навевавшем сон, о столбиках кровати, от коих, по
желанию, тянуло запахами -моря или леса, об изголовье, игравшем тихие
мелодии, о простынях, всегда кристально чистых, то прохладных, то нагретых,
будто их держали у огня, о добром десятке других устройств, что нежили,
ласкали, покачивали, убаюкивали. Подобное было недоступно земным
императорам и королям... Но хитроумные механизмы, ни порознь, ни вместе, не
заменяли женщину. Ту, единственную, которую он желал.
Она ждала его на Галерее Слез. "Не подходящее место для последней
встречи", - подумал Дарт и вышел из опочивальни.
* * *
Констанция сидела у цоколя статуи женщины-ундины. Чем-то они походили
друг на друга - не так, как походят сестры или мать и дочь, а чем-то иным,
неуловимым и смутным, что замечается не взглядом, а душой. Темные локоны до
плеч, полуопущенные веки, гибкий стан и поворот головы, чарующий изгиб
бедра... Лицо каменной девы было печально, лицо живой тоже не светилось
радостью.
Грустит, не хочет расставаться? - мелькнула мысль. Сердце стукнуло и
замерло; Дарт боялся этому поверить. Грусть ее была бы счастьем, редким
жребием, даруемым судьбой не всякому мужчине; лишь горстку она наделяет
талантом любви и только избранных - той женщиной, что может разделить" ее,
взрастить и сохранить. Такая удача не бывает дважды! Один раз выпала, но яд
и мстительная злоба ее сгубили...
Он вспомнил ту, земную Констанцию, и сердце замерло опять - на этот
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг