соотношения возрастов оказался бы весьма затруднительным, ибо жизнь Ри
Варрата протекала не только на Телге и Земле, но и в других мирах, с их
собственной системой темпоральных отсчетов, разной в различных частях
Мироздания. К тому же следовало учесть, что в определенные моменты Ри
Варрат как бы не существовал - и в то же время существовал, но длил свое
физическое бытие в форме пучка высокоэнергетических квантов или
неторопливо прорастающего зародыша, своеобразной зиготы, зревшей в течение
долгих лет.
Впрочем, сам звездный странник никогда не занимался подобными подсчетами,
сознавая их бессмысленность и бесполезность. В каждом из принимаемых им
обличий он оставался самим собой, личностью цельной и монолитной,
сохраняющей весь объем памяти, всю информацию, накопленную за время жизни.
Вернее, жизней, ибо у Ри Варрата их насчитывалось четыре.
Это обстоятельство, весьма необычное даже для Телга, мира высокоразвитого
во всех отношениях, было связано с его Миссией и тем способом, коим она
осуществлялась - разумеется, в технологическом, а не функциональном плане.
Как все прочие Наблюдатели, он искал Защиту; значит, ему приходилось
посещать отдаленные области Вселенной - настолько далекие, что путешествие
в реальном обличье и в звездном корабле оказалось бы слишком долгим. Хотя
телгские космические аппараты достигли совершенства, они не могли
остановить время; время всегда работало против странников и всегда
побеждало, ибо срок их жизни был конечен, а значит, несоизмерим с
гигантскими расстояниями, которые требовалось преодолеть.
Разумеется, существовали обходные пути. Мир - если понимать под этим
словом все многообразие реального бытия - пульсировал между двумя крайними
состояниями, двумя условными Вселенными, одна из которых расширялась,
прогрессировала и расцветала, тогда как другая сжималась, двигаясь к
неизбежной смерти, к гравитационному коллапсу и последующему Великому
Взрыву. Взрыв означал возрождение и начало нового цикла; расширявшаяся
прежде Вселенная переходила в стадию сжатия, а ее антипод, превратившийся
в космическое яйцо, исторгал чудовищные раскаленные массы, из которых со
временем формировались метагалактики, галактики, звезды и все остальное,
вплоть до самых ничтожных и неисчислимых частиц, крохотных кирпичиков
Мироздания. Колебания эти были вечными, с настолько длительным периодом,
что разум не мог осмыслить такой гигантский временной интервал;
сравнительно с неспешным полетом вселенского маятника любая цивилизация
выглядела искрой, вспыхнувшей на миг в беспросветной ночи. Однако самим
носителям разума их искра мнилась огромным и жарким костром, пылавшим в
течение миллионолетий. Эта иллюзия была вполне понятной; так и только так
разумная жизнь могла объяснить и оправдать свое собственное существование.
Две Вселенные, два пространственно-временных континуума, разделялись некой
переходной областью, где не существовало ни времени, ни пространства, ни
света, ни тепла, ни звезд, ни атомов, ни разреженной плазмы. Так, во
всяком случае, гласили формулы - непогрешимые уравнения, отражавшие ход
вселенских часов. Теоретически через эту зону темпорального вакуума можно
было дотянуться к любой из мириад звезд и планет, перенестись в мгновение
ока в любой мир, преодолеть невероятные расстояния со скоростью мысли -
которая, как принято считать, не знает преград. На практике же преград
хватало; и, вероятно, лишь Древним Расам да Бесформенным, чей разум был
более гибок и универсален, удавалось их обходить.
Но телгани, обитатели системы Телгатаима, еще не раскрыли всех секретов
Мироздания - так же как те многочисленные культуры, гедонистические,
экспансионистские либо страдающие агорафобией, с которыми Телг поддерживал
связи на протяжении тысячелетий. Ни одна из этих высокоразвитых
цивилизаций еще не имела средств, способных перенести путника сквозь серую
безвременную мглу; а значит, все они вместе и каждая по отдельности
оставались пленниками времени и пространства.
Однако выход существовал. Живое существо можно было обратить в нечто почти
нематериальное, в пучок электромагнитных квантов и отправить в таком виде
в далекое странствие - в очень далекое, к самым дальним звездам, на край
Галактики. Разумеется, кодированный сигнал нес информацию о разуме, но не
о телесном облике путника - в чем, собственно говоря, необходимости не
имелось. Облик как таковой исчезал, необратимо распадался в момент
сканирования; телесное оставалось прикованным к земле, и лишь чувства,
память и душа могли воспарить к звездам на невесомом световом луче.
Гибель, за ней - возрождение... Но не сразу, не мгновенно; сперва - сон в
материнской утробе, случайном вместилище павшей с неба искры; затем в
урочный час - рождение в новом мире, в новом и соответствующем природным
условиям обличье. И снова сон; долгая дремота в теле и разуме юного
существа, избранника, еще не ведавшего ни удивительной своей судьбы, ни
целей, ни грядущих задач. Наконец память о прошлом пробуждалась, как
раскрывающийся весной бутон; медленно и постепенно избранник осознавал
свое истинное "я", обретая целостность плоти и души, затем жил, рос,
мужал, выполнял предназначенное и уходил - тоже в урочный час, который в
любом из миров назывался одинаково: смертью. Лишь испустив последний
вздох, он мог расстаться с миром, на время приютившим его; расстаться,
чтобы вновь продолжить свой путь, свой поиск, свой полет в обличье
бестелесного призрака, сотканного из световых лучей.
Джамаль - или Ри Варрат - совершал такое превращение трижды и собирался,
изведав все наслаждения и соблазны Земли, в должный час отправиться в
новое странствие. Собирался десять лет назад, и пять, и год... Земля была
прекрасным и варварским миром, однако вряд ли на ней, третьей из
посещенных им планет, он мог завершить свой поиск.
Но в последние месяцы все переменилось.
* * *
Пряча улыбку, звездный странник наблюдал за Скифом. Его соратник и
компаньон занимался ревизией имущества: расстелив на траве мешок,
аккуратно выкладывал на плотную брезентовую ткань нож, компас, зажигалку,
консервы, моток веревки, леску и рыболовные крючки, коробку с батареями,
лазер, флягу. Лазер он протер платком и подержал в руках, рассматривая
тупорылый ствол с угрожающе поблескивающим кристаллом излучателя и
вороненую ребристую рукоять. Потом взгляд Скифа переместился на лежавшие
рядом катану и длинный тяжелый меч с украшенным мелкими кроваво-красными
гранатами эфесом. Он словно бы взвешивал достоинства того и другого
оружия, и выглядело это забавным. Без сомнения, холодная красота стали
чаровала Скифа, но лучемет был гораздо надежнее; сердце его тянулось к
клинку, разум же напоминал о сокрушительном могуществе энергетического
луча.
Взирая на все эти орудия убийства, думая об их жутковатом предназначении и
посматривая на собственный меч, Джамаль - или Ри Варрат, Наблюдатель
высокоразвитой телгской цивилизации - муками совести отнюдь не терзался.
Конечно, возникающие на Телге разногласия давно уже не разрешались с
помощью таких примитивных средств, но Наблюдатели и их Миссия были особым
случаем, исключением из правил. Наблюдателям случалось попадать в миры
дикие и негостеприимные, где без оружия и дня не проживешь; ну а взявшийся
за меч или пистолет рано или поздно убивает. Убивает, чтобы сохранить свою
жизнь; убивает, чтоб защитить друга; убивает сильного и жестокого, чтобы
спасти беззащитного и слабого... А потому ни оружие, ни убийство не пугали
Ри Варрата, Наблюдателя и разведчика; они являлись как бы неприятным, но
необходимым приложением к его Миссии. Однако профессионалом или тем более
экспертом в подобных делах он не был и древних боевых искусств, почти
забытых на Телге, не изучал. Да и зачем? Все эти смертоносные приемы были
рассчитаны на прямоходящих гуманоидов, с головой, руками и ногами; но
очередная трансформация могла превратить руки странника в ласты или
щупальца, а ноги - в рыбий хвост или большую плоскую вакуумную присоску.
Джамаль снова усмехнулся, припоминая, в каких обличьях довелось ему
пребывать во время двух своих первых экспедиций. По сравнению с теми
мирами Земля, так похожая на Телг, казалась раем - уже хотя бы потому, что
руки странника были руками, ноги - ногами, и все остальные части тела тоже
находились при нем. Целых тридцать лет он не переставал удивляться
сходству Телга и Земли, подобию землян и телгани, извлекая из этого факта
не только моральное удовлетворение, но и определенный выигрыш. На Земле -
так же, как на Телге - можно было наслаждаться жизнью, тогда как в иных
местах даже самые приятные ее моменты становились удовольствием весьма
сомнительным, напоминавшим метание икры.
Скиф закончил осмотр и принялся складывать имущество в мешок. Джамаль
подмигнул ему.
- Ну, дорогой, в прибылях мы или в убытках?
- В прибылях, - ответил компаньон, приглаживая светлые волосы. - Самая
главная потеря у нас - пижама. Но все прочее на месте - плюс лошади,
оружие да твои обновки. Конечно, кожаные штаны с шелковыми не сравнить, но
в седле они удобней. Хоть мозоли на заднице не натрешь.
- Далась тебе моя пижама!.. В чем был, в том и приехал. Зато сейчас... -
Джамаль вытянул длинные ноги, хлопнул по голенищам добротных сапог,
одернул безрукавку из оленьей шкуры. Его сапоги и штаны еще недавно
принадлежали покойному Когтю, куртка - Ходде-Коршуну, а пояс с мечом -
какому-то бандиту из шайки Тха, пребывавшему сейчас на спине Одноглазого
Шаммаха. Скиф, облаченный в пятнистый комбинезон десантника, поглядывал на
компаньона с улыбкой.
- Сущий шинкас! Тамма тебя не признает.
- Признает! И в одежде признает, и без нее. - Подумав о златовласой Тамме
из Башни Стерегущих Рубежи, Джамаль мечтательно возвел глаза вверх. Эта
девушка так напоминала одну юную телгани... Но лучше не думать о ней; это
было давно, так безумно давно! В иной жизни, на другом краю Вселенной...
Скиф упаковал рюкзак, поднялся на ноги, стянул талию широким поясом с
мечами, сунул лучемет в кобуру и пронзительно свистнул, подзывая Сайри.
Юный синдорец поил лошадей в крохотном озерце у подножия ближнего холма.
Место это было тем самым, где путников несколько дней назад захватили
шинкасы, на западе простиралась покрытая короткой изумрудной травой
холмистая равнина, на востоке желтели заросли амм-хамматского бамбука,
шуршавшего под теплым ветром. Чтобы добраться сюда, трем бывшим
невольникам понадобилась всего пара конных переходов и одна ночевка. Скиф,
памятуя о своем задании, непременно желал вернуть брошенное шинкасами
добро, в первую очередь - лазер с запасными батареями, и Джамаль в том ему
не препятствовал. Теперь, когда он очутился в Амм Хаммате, миновав Землю,
будто транзитную станцию пересадки, время не имело большого значения, он
взял след и мог идти по нему месяцы или годы - столько, сколько
понадобится.
Сайри подогнал лошадей - трех верховых и трех сменных. Прочий табун они
бросили у каменной гряды, на месте позавчерашнего побоища; расседлали
скакунов и пустили их в степь. Своих погибших соплеменников Сайри сжег на
костре, бормоча молитвы Великим Безмолвным, Небесному Вихрю и прочим
местным божествам; поминая пирга, Владыку Ярости, он то и дело оглядывался
на Скифа и творил куум, священный знак, - тянул к нему руку с тремя
растопыренными пальцами. Глаза его горели благоговением и опасливым
восторгом.
Трупы шинкасов, валявшиеся у костра, были оставлены на поживу огромным
полосатым гиенам, пронырливым хиссапам и голошеим крючконосым
стервятникам, напоминавшим земных кондоров. Но Тха, предводителя банды,
ожидала иная участь, более страшная, чем смерть в битве или в пасти
хищника. Скиф, прикрывая рот клочком Джамалевой пижамы и обвязавшись
веревкой, оттащил его к плоским металлическим плитам, сверкавшим метрах в
пятидесяти от лесной опушки. Джамаль, тоже с тряпицей наготове, страховал;
они не знали, сколь быстро подействует запах, и не хотели рисковать. Но
оказалось, что у камней можно продержаться минут семь или восемь - ровно
столько, сколько требуется, чтобы прикрутить пленника к массивным кольцам
в углах жертвенного алтаря.
Там Гиена и остался - охрипший от воплей, дрожащий, с искаженным от ужаса
лицом. Крики его раздавались примерно полчаса, затем стали затихать,
сменившись невнятным бормотанием; наконец все смолкло - лишь древесные
кроны шелестели на ветру да потрескивал, стреляя искрами, погребальный
костер. Скиф сплюнул, пожелал Тха самых дурных снов и велел седлать коней.
Теперь, поглядывая на компаньона, деловито вьючившего лошадь, Джамаль
размышлял о противоречивости его нрава, временами
восторженно-романтического, временами упрямого и жесткого, если не сказать
жестокого. Последнее, несомненно, являлось армейским отпечатком, клеймом
насилия, что в том или ином виде нес каждый из землян - ибо хоть мир их
был щедрым и прекрасным, сами они, по телгским понятиям, находились где-то
посередине между варварством и первыми проблесками истинной культуры. Все
они были эгоистичны, упрямы, не склонны к разумному сотрудничеству; все
они больше полагались на силу, на мощь оружия, на магию приказа начальника
или вождя, чем на собственный здравый смысл. Это преклонение перед силой
делало их опасными и непредсказуемыми, но в то же время странным образом
объединяло - не на основе взаимоуважения и взаимопонимания, но подобно
тому, как чувство стаи объединяет волков. И с недоверчивостью пуганых
волков они предпочитали загрызть любого, чей запах и вид внушали им хоть
малейшие подозрения.
"Неприятное, но полезное качество, - думал Ри Варрат, звездный странник, -
полезное в данном конкретном случае. Быть может, Бесформенные наконец-то
столкнулись с расой, которая зальется кровью, но даст им отпор - такой,
что ужаснул бы цивилизованных телгани..." Ри Варрат не отвергал
вероятности подобного исхода; хоть новая его родина была миром варваров,
но варваров изобретательных и весьма талантливых. Среди них встречались
уникальные личности - например, те мудрецы, что додумались создать
Систему, или несгибаемые типы вроде Сарагосы, наконец, такие искусники,
как Доктор. На Телге - увы! - не имелось ничего подобного. Не потому ли,
что Телг был слишком цивилизован и предпочитал наблюдать, а не
действовать, защищаться, а не нападать?
- Ну, ты готов?
Ри Варрат очнулся, услышав голос компаньона. Собственно, уже не Ри Варрат,
звездный странник, а человек, откликавшийся на имя Джамаль.
Он поднял меч в тяжелых ножнах, опоясался, застегнул кованную из бронзы
пряжку и вскочил в седло. Вороной жеребец, наследие Клыка, свирепый, как
бывший его хозяин, протяжно заржал, потянулся, оскалив зубы, к крупу
Скифова Талега с явным намерением куснуть. Джамаль огрел его плетью,
всадил пятки под ребра. Сайри, которому достался конь Гиены, натянул
ремень - к нему были привязаны уздечки трех заводных лошадей, навьюченных
припасами. Маленький отряд тронулся в путь.
Минут десять они в молчании ехали вдоль зарослей, бесконечно тянувшихся с
севера на юг, вспугивая робких длинноухих кафалов и маленьких антилоп с
саблевидными рожками и длинными задними ногами. Кафалы исчезали в норах, а
антилопы, называемые хиршами, бросались врассыпную, высоко подпрыгивая,
словно стайка странных рогатых кенгуру.
Скиф покрутил головой, взглянул, прищурившись, на солнце и произнес:
- До заката еще часа три. То ли мы объедем этот поганый бамбук, то ли
нет...
Беспокоится парень, промелькнуло в голове у Джамаля. С чего бы? Вроде и
лазер при нем, и меч, и лук со стрелами... Но тут он вспомнил, как их
накрыли сетью и повязали шесть дней назад, и тоже принялся тревожно
оглядываться. Однако степь, если не считать мелких и безобидных тварей,
была пустынной.
- Не хочется мне больше ночевать у высокой травы, - буркнул Скиф. -
Выберем место на холме, с холма далеко видно... Разложим костер за
камнями, поспим в покое и тишине, а Сайри посторожит. Верно, парень?
- Как скажешь, господин. - Сайри покорно склонил черноволосую голову.
- Только холмик надо нам подыскать по ту сторону зарослей, на юго-востоке,
- продолжал размышлять Скиф. - Такое бы место найти, чтоб никто
нежданным-негаданным не подобрался... Что скажешь, компаньон?
- Хочешь пересечь засветло высокую траву? - Джамаль кивнул в сторону
зарослей.
- Не помешало бы. Но кто знает, успеем ли? Вроде бы помню, что бамбук
здесь растет полосой, длинной, но узкой... - Он пожал плечами и добавил: -
В тот раз, когда нас вела Сийя, я как-то не глядел по сторонам.
"На траву не глядел, это точно, - подумал Джамаль. - Тогда ты, дорогой,
глаз с девушки не спускал да таял от восторга, как масло на сковороде..."
Усмехнувшись, он пощипал отрастающую бородку и повернулся к Сайри.
- Скажи-ка, генацвале, эта желтая травка далеко ль тянется? Сможем до
заката выехать на другую сторону?
- То ведают одни Безмолвные, друг господина. - Юный синдорец сокрушенно
развел руками. - А я здесь словно кафал в ловчей сети - все кругом вижу, а
как выбраться, не знаю. Мои родные места далеко, там. - Он махнул на
восток. - Много дней надо идти...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг