любопытный серадди, исследователь невероятного и невозможного... Но вряд
ли он занят теперь чем-нибудь серьезным, решил Скиф; скорей всего
ухлестывает за дионной Ксарин, рыжей гадюкой, таскается с ней по лавкам да
пьет жгучий бьортери с Островов Теплого Течения...
Он заглянул в лицо Джамалю и сказал:
- Что ж думают наши крестьяне из Синдора? И что собираются делать? Вроде
бы они не жалуются на судьбу. Идут куда ведено, прямиком к демонам в
пасть, так? Люди они или бараны?
- Вах, дорогой! Стоит ли их порицать? Они люди, однако не воины и меч в
руках не держали. Раньше шли с покорностью, а теперь ждут, что мы их
освободим... ты освободишь, генацвале. После вчерашнего ты для них - бог и
господин, Паир-Са, Владыка Ярости.
- Это кто ж таков? - спросил Скиф.
- Пирг, я полагаю. Великий Небесный Пирг. - Джамаль пожал плечами. -
Китока, их старший, все расспрашивал вчера, откуда мы взялись - то ли с
багровой луны прилетели, то ли прямиком с солнца?
- Откуда б ни прилетели, а без этих синдорцев нам не обойтись. - Скиф
оглядел согбенные спины пленников. - Как думаешь, станут они драться?
- Почему же нет? Жизнь всякому дорога, генацвале... Наступила пауза. Скиф
размышлял о том, что прошло три дня, наступил четвертый, а он ни на шаг не
приблизился к цели. Правда, время не потеряно: одни откровения Джамаля
стоили дороже дорогого. Но главной проблемы - как отделаться от шинкасов -
звездный странник разрешить не мог. Впрочем, бодрости он не терял, будто
плен, в который они угодили, являлся всего лишь зряшной помехой,
недостойной серьезного беспокойства.
Приподнявшись в стременах, Скиф оглядел степь. Слева уходили к солнечному
восходу пологие холмы, кое-где заросшие деревьями и кустарником, справа
травянистая равнина тянулась до самого горизонта, впереди розовели вершины
горного хребта. Большой отряд распугал всю живность, но, если
приглядеться, можно было заметить то длинноухих кафалов, дежуривших у
норок, то небольшое стадо антилоп с рогами в форме лиры, то странное
животное с длинной шеей, напоминавшее жирафа-недоростка, - задрав голову,
это создание ощипывало листья в одной из рощ. Иногда в траве мелькали
полосатые спины огромных гиен-тха или неслышной тенью проскальзывал
зловонный хиссап, но хищники держались в отдалении от людей. Скиф по
прежнему опыту полагал, что местные твари умны и различают пешего от
конного. Пеший был беззащитен и являлся законной добычей; всадник на
быстром скакуне мог догнать, ударить вблизи клинком, издалека - стрелой.
Правда, водились тут звери, не боявшиеся ни клинка, ни стрелы... Позвать
бы их! Да как?
- Что высматриваешь, дорогой? - спросил Джамаль. Скиф напряг память.
Внезапно степной простор заслонило лицо Сийи; он увидел, как сходит она с
коня в своих блистающих доспехах, как направляется к огромным белым
зверям, ожидающим в траве. Движения ее были грациозны, точно у лесной
лани; плащ птичьим крылом струился по пятам. Она заговорила, и голос
девушки зазвучал в ушах Скифа перезвоном хрустальных колоколов.
Не глядя на Джамаля, он начал медленно повторять:
Белый Родич, защитник и друг,
Владыка трав, повелитель гнева,
Вспомни о крови, соединившей нас.
Вспомни и говори со мной!
- Значит, белых высматриваешь? - Джамаль усмехнулся. - Зря, генацвале!
Теперь ты сам - Пирг, Владыка Ярости и Повелитель Гнева! Вот и действуй
как положено, не жди белых котов Мы их тут не увидим. Ни их, ни наших
девушек.
- Это почему? - спросил Скиф.
- Да потому, что идем к югу всего километрах в тридцати от моря и от
Проклятого Берега. А в прошлый раз где мы их встретили? Там, далеко в
степи! - Джамаль вытянул руку на восток. - Так что у побережья они не
гуляют. Жаль, вах!
- Жаль, - согласился Скиф, думая, что слова князя верны и на чью-либо
помощь в разборках с шинкасами рассчитывать не приходится. - Выходит,
нужно этого Китоку с его командой воодушевить... так воодушевить, чтоб они
в наших степных молодцов, хиссапов вонючих, зубами вцепились! Сможешь? -
Он испытующе посмотрел на князя.
- Попробую, генацвале. С Гиеной-то ведь вышло... вышло все-таки. - Джамаль
наморщил лоб. - Загадывал я иное, но все же...
Скиф, поперхнувшись от неожиданности, откашлялся, склонился к компаньону с
седла, поймал взгляд темных зрачков князя. В них, словно в ночном
амм-хамматском небе, мерцали серебристые искорки - ни дать ни взять два
Млечных Пути из мириад звезд.
- Что вышло? - невольно понизив голос, спросил он. - Что ты имеешь в виду?
- Ну, например, это. - Джамаль повертел свободными от пут руками. - И
это... и это тоже... - Потрепав по холке жеребца, он кивнул на огромную
секиру, что раскачивалась у седла Скифа.
- Хмм... Свобода, конь и оружие... Я правильно понял?
- Правильно, дорогой. Свобода, разумеется, относительная, но большего я
добиться не сумел. Вах! Наш князек на редкость тупоголовый! Плохо
поддается внушению. Ну, хоть голову твою не снял после вчерашнего, воином
сделал... И то хорошо.
Не воином, а подневольным убийцей, отметил Скиф. Ассасином, который
расчистит повелителю дорогу к власти... И препятствий на этой дороге не
так уж много - Большеногий из Клана Коня, Длинный Волос, Змей-Кига да
Четыре Рога из Клана Быков! Мелочь, собственно говоря! Он с охотой
прирезал бы всех четверых, но первым - самого Гиену, жирного смрадного
хиссапа!
Князек, покинув свое место во главе колонны, объезжал строй пленников,
инспектировал прочность цепей и ремней. Эта проверка являлась для Гиены
лишь поводом помахать плетью; удары сыпались на спины несчастных пленников
вперемешку с обещаниями содрать с них кожу живьем, утопить в нужнике
Хадара, скормить вонючим ксихам. Скорей всего Тха так бы и поступил, если
б синдорцы не представляли определенной ценности. Тела их, правда, были
никому не нужны, но души... Души можно было обменять на сладкую траву.
Скиф, скрипнув зубами, принялся наматывать уздечку на кулак. Руки заняты,
и то хорошо - зудят меньше... Он испытывал страстное желание придушить
Гиену, но понимал, что не всякая страсть разумна.
Мысли его вновь обратились к Джамалю. "Молодец, однако, князь, -
промелькнуло в голове, - справился! Наколдовал! Без его незримой помощи
дела могли обернуться куда хуже..." Представив толпу шинкасов, окруживших
его у вечернего костра, Скиф нахмурился и постарался изгнать неприятное
видение. Чем любоваться на Гиену с плетью в руке да вспоминать вчерашнее,
лучше поразмышлять о гипнотических способностях звездного странника,
проявлявшихся уже не в первый раз. Сам Джамаль утверждал, что ни в коей
мере не является телепатом - чтению мыслей и внушению оных не обучен. Но
какие-то паранормальные таланты у него, без сомнения, имелись: не
телепатия, но эмпатия, способность убеждать - речами, жестами либо
безмолвной передачей ощущений, чувств, эмоционального настроя.
Со слов Сарагосы Скиф знал, что подобным даром, пусть неосознанным и
используемым интуитивно, обладают многие. Есть люди, объяснял Пал Нилыч, к
которым испытываешь необоримое влечение - в том случае, когда ты им
приглянулся; есть великие ораторы, политики и вожди, способные убедить
любого, что луна сияет под ногами, а джунгли растут в небесах; есть,
наконец, певцы и актеры, коим дарована странная власть над чувствами
людскими, умение пробуждать радость и горе, исторгать слезы или смех... Но
Джамаль в отличие от прочих эмпатов пользовался своим даром вполне
сознательно и с немалой выгодой для себя. Правда, всесильным он не был;
человеку благожелательному он мог внушить доверие и дружелюбные чувства,
мог стремительно очаровать женщину, переубедить в споре, добиться
выгодного решения, утешить, развеселить, ободрить... Но влияние его на
характер тупой и злобный, натуру тщеславную и исполненную непрошибаемого
самодовольства было ограниченным; ему удавалось лишь сыграть на одних
слабостях мерзавца в пику другим.
"И на том спасибо, - подумал Скиф. - Если уж князь сумел распалить в
мелкой душонке Тха наполеоновские мечты, то справится и с другой задачей -
вселит в синдорских крестьян капельку героизма, искорку отваги, песчинку
ненависти. И тогда..."
Он погладил рукоять секиры и с мрачным видом принялся пересчитывать
раскачивавшихся в седлах врагов.
* * *
К вечеру путники добрались до обширной морены - гряды валунов, уходившей к
югу, насколько видел глаз. Камни тут были разные: одни - величиной с
баранью голову, другие - с целого барана, а третьи - со слона или с пару
слонов. Эти последние глубоко утопали в мягкой почве и поросли мхом с
длинными бурыми прожилками; пожалуй, они походили больше не на слонов, а
на стадо мохнатых мамонтов, что прилегли в траве да так и застыли навеки,
скованные необоримой дремотой.
Справа от каменистой гряды, за ровным полем, тянулся кедровник. В одном
месте его изумрудная лента была разорвана полукруглым строем золотых
деревьев; их раскидистые кроны с огромными листьями и гроздьями ягод чуть
слышно шелестели на степном ветру, одним своим видом навевая сон. У опушки
рощи, тоже полукругом, темнело с десяток плит, сперва показавшихся Скифу
вырубленными из камня. Потом он уловил металлический блеск, игру солнечных
лучей на отшлифованной поверхности, и догадался, что эти монолиты не имеют
отношения к лежавшей на востоке морене.
Вероятно, роща и металлические плиты при ней являлись целью их
путешествия. Подумав об этом, Скиф склонился с седла и шепнул князю в ухо:
- Сегодня, Джамаль. Сегодня ночью... Ты уж постарайся, поговори с нашими
синдорцами. Другого случая не будет.
Звездный странник молча кивнул. На лице его, озаренном последними лучами
солнца, промелькнуло озабоченное выражение; потом он сунул руку под
куртку, нащупывая рукоять спрятанного за поясом ножа.
Шинкасы тем временем спешились, расседлали лошадей и начали разбивать
лагерь - в безопасном удалении от дурманных деревьев, почти у самых
валунов. Заметив здесь следы прежних кострищ, Скиф решил, что место это
посещалось не один раз: на камнях виднелся налет копоти, трава была
вытоптана, а вытекавший из-под большой глыбы ручеек перекопан и углублен;
на его илистом берегу сохранились отпечатки конских копыт.
Воины принялись раскладывать костры - не два, как обычно, а три; этот
последний разводили в каменном кольце, сложенном из потемневшего гранита.
Скиф вместе с пятью шинкасами и Джамалем рубил и таскал хворост - толстые
и сухие стволы кустарника, пробивавшегося среди камней. Еще четверо
степняков свежевали тушу жирафоподобного хошава, подбитого стрелами ближе
к вечеру. Закончив с хворостом, Скиф внимательно осмотрел зверя. У хошава
были длинные ноги с раздвоенными копытцами, мясистая полутораметровая шея,
плоский горб жира на спине у самой холки, лошадиная пасть со сточенными
пожелтевшими зубами. Небрежно содрав шкуру, шинкасы обрубили зверю ноги и
принялись его потрошить, выкладывая внутренности рядом на траве. Руководил
этой кровавой работой долговязый и плечистый Ходда-Коршун.
Когда он принялся вытягивать из распоротого брюха кишки, похожие на сизых
змей, лицо Джамаля перекосилось от отвращения. Заметив это, Ходда оскалил
огромные зубы.
- Пожива Хадар! - буркнул он. - Шаммах кушать чистое, Хадар жрать
нечистое; оба довольны, оба любить шинкас, оба дарить удачу, защищать от
арунтан!
- Жертва? - спросил Джамаль.
- Жертва, - подтвердил Ходда. - Шаммах и Хадар помогать, арунтан давать
много сладкий трава. Столько за каждого! - Он широко развел руки, потом
ткнул окровавленным лезвием ножа в сторону синдорцев. - Завтра этот кал
ксиха стать сену! Полежать на камень, понюхать запах, все забыть! Хочешь?
- с хищной усмешкой Коршун уставился на Джамаля.
Князь насупил брови.
- Ты, дорогой, потроши свою зверюшку! Там поглядим, кто на камешек ляжет!
Он собирался добавить еще что-то, но Скиф предостерегающе потянул его за
рукав пижамы, пробормотав:
- Молчаливому воздается вдвойне. Займись-ка лучше делом, компаньон.
Когда Джамаль, все еще хмурясь, отошел к пленникам, Скиф повернулся к
долговязому шинкасу.
- Камни там? - спросил он, махнув рукой в сторону рощи.
- Там, - подтвердил Ходда-Коршун.
- Люди дышать сладкий запах, стать сену, да?
- Не люди, мешок с дерьмом Хадар. - Тонкие губы Коршуна растянулись в
усмешке.
- Шинкас тоже нюхать запах, стать сену, так?
- Не так. Утром шинкас взять ткань, закрыть рот, вести падаль, привязывать
на камень - быстро, быстро! Убегать! Потом ждать... Ждать, пока Глаз
Шаммах подниматься, ждать, пока Глаз Шаммах опускаться, ждать, пока Глаз
Шаммах нет совсем. Отвязывать! Брать сену, брать сладкий трава. Нюхать
трава! Хорошо!
- Нюхать трава - тоже стать сену? Ходд-Коршун тряхнул черными сальными
лохмами и рявкнул:
- Твой глупый кафал! Твой свалиться с коня, ударить голову, так? Твой весь
нечистый, сверху и снизу! - Он презрительно сплюнул. - Трава - слабый
запах, хорошо! Где камень - сильный запах, плохо! Понимать, дурной башка?
- Понимать, - ответил Скиф, размышляя; чем бы еще поживиться в этом
источнике ценнейшей информации. Глаз Шаммаха у шинкасов обозначал солнце,
и со слов Коршуна выходило, что пленников выдерживают у камней примерно
сутки. Видимо, из-за того, что к самим дурманным деревьям, где запах был
по-настоящему силен и разил наповал, шинкасы не рисковали приближаться.
Мудрая предосторожность!
Скиф, привычным жестом коснувшись виска, спросил:
- Арунтан делать сену, так? Потом выходить из рощи, приносить много
сладкий трава?
- Ходда говорить - твой кафал! Зюла мутноглазая! - буркнул долговязый
шинкас, с опаской поглядывая в сторону дурманных деревьев. - Арунтан не
выходить. Арунтан никто не видеть. Никто, никогда! Глаз Шаммах подниматься
и опускаться, трава уже лежать. Вот так, бледная плесень!
Речь степняков, хоть и понятная Скифу, была отрывистой и резкой.
Соплеменницы Сийи, амазонки из Города Двадцати Башен, растягивали слова; в
их устах название таинственных амм-хамматских демонов звучало как
ару-интан, с отчетливым долгим "и" в середине. Несомненно, они являлись
более культурным и высокоразвитым племенем, чем грабители-шинкасы - и,
безусловно, более приятным на вид. От них пахло свежим степным ветром и
ароматом луговых трав; их голоса звенели, как взметнувшиеся в воздух струи
водопада, а песни и заклятья будили у Скифа воспоминания о гомеровском
эпосе. От шинкасов же разило потом и брагой, и вряд ли они могли сложить
хоть пару стихотворных строк. Песен, похоже, у них не имелось вообще, а
главным видом искусства были вечерние пляски под рокот барабана и звон
клинков.
Скиф, однако, надеялся выжать из Ходды-Коршуна еще что-нибудь интересное -
о сену, ару-интанах и прочих загадочных материях, в которых ему полагалось
разобраться. К примеру, кто, когда и как повелел шинкасам ловить
пленников, обращая их в безмозглых тварей? Если подозрения Джамаля были
справедливы, то степнякам отводилась в Амм Хаммате та же роль, что Рваному
с приспешниками на Земле. Действовали они, разумеется, попроще и погрубее,
без разрядников и гравитационных метателей, без тайных убежищ и прочей
конспирации, но суть от этого не менялась: шинкасы, так же, как банда
Рваного, поставляли товар. Но, как бы ни хотелось Скифу взглянуть на
заказчика, торопиться он не собирался - по крайней мере до тех пор, пока
не вернет утерянное снаряжение. Самой ценной его частью был лазер с
запасными батареями, который Скиф надеялся отыскать. Клинок, топор и
стальная проволока годились против банды Тха, но для их хозяев нужно было
обзавестись чем-то посерьезней.
Он снова принялся расспрашивать Коршуна, но выяснил немногое - лишь то,
что ару-интаны появились в Амм Хаммате в незапамятные времена и вступили с
шинкасами в сделку. Вернее, даже не с шинкасами, а с грозным Шаммахом и
нечистым Хадаром, ибо демонам полагалось общаться не с людьми, а с такими
же могущественными существами божественного происхождения. Боги объявили
степнякам свою волю - как положено, через шаманов и вождей; затем началась
охота, длящаяся до сей поры. Шинкасы и прежде считались разбойным
племенем, падким на чужое и предпочитавшим нож да секиру мирному посоху
пастуха, однако невольников они не держали - невольники для кочевого
народа были бы лишней обузой. Но теперь невидимые демоны, по милости
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг