Тха в раздумье помял отвислую щеку.
- Коготь - топор, твой - нож, - наконец распорядился он. - Так интересно.
Топор - тяжелый, медленный, нож - легкий, быстрый. Твой, длинноносый
крыса, быстро бегать, мой воины стеречь, чтоб не убежать совсем. - Он
махнул рукой Клыку, и тот поднял свой лук и колчан.
- Пусть он оставит нож себе, - сказал Скиф, плюнув Когтю под ноги.
- Твой драться голой рукой? Мой говорить - нельзя! Шаммах не велеть!
Шаммах тоже хотеть повеселиться! Долго повеселиться!
Шаммах, бог Чистого, почитаемый в облике огромного степного кондора, был
кровожаден и неуступчив, так что спорить тут не приходилось. Рванув зубами
комбинезонную лямку, Скиф вытащил заточенный обрезок проволоки,
продемонстрировал его Гиене и пояснил:
- Я биться этим. Вместо ножа.
Неожиданно вождь шинкасов согласился. На его жирной физиономии расплылась
ухмылка, глаза превратились в две крохотные щелочки, ладонь легла на
барабан, пальцы дрогнули, выбивая короткую дробь.
- Не спешить, - сказал он, взглянув на Когтя. - Не спешить, безногий
ящерица, или мой закопать твой в землю. Дать бледный вошь побегать.
Побегать, хо-хо!
Барабан отрывисто грохнул, и бойцы начали сходиться.
Озирая рослую фигуру Когтя, Скиф перебирал в уме все способы, которыми мог
прикончить этого дикаря. Их, изобретенных на Земле за пару тысячелетий,
насчитывался не один десяток; одни годились в групповой схватке, когда
предстояло сражаться с несколькими противниками, другие шли в ход против
воина в броне, против всадника или человека с огнестрельным оружием,
третьи - когда противостоял равный по силе враг, мастер рукопашного боя.
Коготь, разумеется, таким мастером не был; полагаясь на свой топор и тупую
мощь мускулов, он двигался с небрежностью дворняги, собиравшейся запустить
клыки в цыплячье горло.
Но массивная секира шинкаса, и длинный нож, и свисавший с пояса кистень не
значили сейчас ничего. Как говорил Кван Чон, сингапурский наставник Скифа,
неуклюжий меч только щекочет воздух. И еще он говорил, что смертоносным
оружием может стать любой предмет - карандаш или остро заточенная палочка,
шнурок, игла, свернутый особым образом бумажный лист, шелковая нить... Но
самым грозным и страшным орудием убийства являлся сам человек. В то же
время он был уязвим в сотне мест; его глаза, ноздри, рот, уши; виски,
нервные центры и кровеносные сосуды позволяли закончить бой одним ударом
или превратить врага в инвалида на веки вечные. Древнее искусство ходу
коросу, умение убивать обнаженной рукой, ценилось Кван Чоном превыше
всего; он поучал, что ладонь надежней стального клинка, а быстрота и
ловкость важнее защитной брони.
Живот Когтя, поднявшего топор над головой, был открыт. Одним стремительным
выпадом Скиф мог проколоть шинкасу печень, пробить сквозь брюшину
позвоночник, быть может, достать до сердца... Но Тха - Полосатая Гиена и
Шаммах - Кондор Войны желали насладиться редким зрелищем, и потому Скиф
подпрыгнул, перевернулся в воздухе и отпечатал подошву башмака чуть ниже
ребер Когтя, угодив врагу в солнечное сплетение. Он не стал бить носком,
такой удар мог отправить Когтя к Хадару раньше времени.
Шинкас покачнулся, но устоял на ногах; из-под маски донеслось гневное
рычание, потом огромный топор обрушился на Скифа. Но там, где сверкнуло
стальное лезвие, была лишь одна пустота.
- Торопишься, хиссап! Так мы побегать не успеем, - заметил Скиф,
перемещаясь к границе светового круга. Теперь багровый диск встававшей на
востоке Миа был у него за спиной, а шинкас находился перед самым костром.
Пламя немного слепило Скифа, но имелись в этой позиции и кое-какие
преимущества. В конце концов разделаться с Когтем - не главная задача;
важней удивить толстую жабу, восседавшую на трех седлах с чашей пеки в
руках. Удивить, а еще лучше - напугать!
Скиф пал на землю, перекатился, поджал ноги к груди, ударил ступнями
шинкаса по коленям. Тот рухнул на спину в двух шагах от пылающего огня.
Маска задралась на лоб, приоткрыв распяленный в вопле рот, топор отлетел в
сторону, и какую-то долю секунды Скифу пришлось бороться с искушением -
подхватить секиру да и обрушить ее на башку Тха и грязные шеи его
воинства. Но их было много, слишком много - даже для бойца, владевшего
искусством рукопашной схватки. О луках тоже не стоило забывать:
пользоваться ими шинкасы умели.
Под их выкрики и волчий вой Скиф поднялся и отступил к краю светового
круга. Тха, покинув свое высокое сиденье, потрясал кулаками; глотка его
извергала брань, щеки налились кровью.
- Моча хиссапа, блюющий кафал, гнилая плесень! Твой перепить пеки, а? Твой
не стоять на ногах, вонючий ксих? Твой не держать топор? Твой спотыкаться,
как жеребая кобыла? Недоумок, мокрица, падаль, отродье зюлы! Забрать твой
Хадар! Забрать в Великую Паутину, пожрать сердце и печень, выколоть глаза,
набить брюхо дерьмом!
- Подожди ругаться, толстозадый, - сказал Скиф, - может, твой ублюдок еще
меня прикончит. Луна ведь только поднимается. Мы...
Он собирался сказать, что у них с Когтем еще хватит времени для танцев, но
противник прервал его. С утробным воем вскочив на ноги, он ринулся к
Скифу, и следующие четверть часа тот уворачивался, как змея, прыгал то в
сторону, то вверх, падал в сухую траву, ударами башмака о топорище изменял
смертельный полет секиры, успевая ткнуть шинкаса отточенной проволокой в
руку или в плечо. Кровь, мешаясь с потом, струйками текла по груди Когтя,
воздух клокотал в его глотке, тяжелый топор вздымался уже не с прежней
резвостью, однако натиска шинкас не ослаблял Его соплеменники улюлюкали и
рычали, Тха то стучал в барабан, поощряя своего бойца, то прикладывался к
чаше, то бил себя по толстым коленям. Невольники по другую сторону костра
оживились и, как показалось Скифу, о чем-то расспрашивали Джамаля. Но
Наблюдатель и звездный странник внимания на них не обращал. На его
небритой пыльной физиономии застыло выражение тревожной сосредоточенности,
пальцы терзали ошейник, будто князь хотел оторвать его вместе с головой.
Судя по всему, он не был уверен в том, кто окажется победителем, и мучился
от бессилия.
Пора кончать, решил Скиф. Руки его вдруг распростерлись наподобие птичьих
крыльев; правая, с зажатой в кулаке проволокой, пошла вниз, коснулась
земли, подбросила вместе с ногами-пружинами тело в воздух; левая, с плотно
сложенными пальцами, метнулась вперед, ударила, словно острие клинка,
нацеленного в горло. Прием сей назывался поэтично, с присущей Востоку
изысканностью: "южный ветер летит, окуная в воду одно крыло". Вот
другим-то он и врезал Когтю - под самую челюсть!
Шинкас захрипел, опустил секиру и, шатаясь, сделал несколько шагов назад.
Сейчас он находился спиной к костру, и желтые языки пламени как бы
обтекали высокую темную фигуру; искры огненным фонтанчиком вихрились над
головой, улетая вверх, в ночное небо. Миа, багровая луна, стояла уже
высоко, над горизонтом показался краешек диска серебристого Зилура, звезды
горели многоцветьем сказочного фейерверка. Но за ними, за космическим
мраком, чудилась Скифу иная тьма - черный полог Безвременья, о котором
говорил Джамаль. Темпоральный вакуум, тропинка к иным мирам, к Фрир
Шардису, к Ронтару, Альбе, Земле... к Амм Хаммату...
Коготь, прикрываясь топором, пытался увернуться от града ударов, но Скиф
безжалостно загонял его в костер. Удары не были смертельными, но шинкас,
хрипя и булькая поврежденным горлом, не мог ступить и шагу; сапоги его
начали тлеть, потом занялись кожаные штаны, и Коготь испустил хриплый
тоскливый вопль - точно волк, почуявший свою погибель. Он уже стоял в
начале вечной тропы - не той, что вела сквозь пустоту Безвременья к иным
равнинам и небесам, но убегавшей прямиком в пасть Хадара. К смерти и
забвению!
В руке Скифа блеснула проволочка, метнулась к левой глазнице дикаря, вошла
под череп, жалящей змейкой проникла в мозг...
Хрип и вой смолкли, секира выпала из рук Когтя. Он начал оседать на
подгибающихся ногах, опрокидываться в костер, но победитель, ухватив
мертвеца за волосы, выдернул тело из огня. Запах паленой кожи и обгоревшей
плоти ударил по ноздрям; сморщившись, Скиф поднял топор, отступил, волоча
труп по траве, швырнул его на землю перед Гиеной, замершим в остолбенении,
и сказал:
- Ну, хорошо повеселились вы с Шамахом? Прекратим пляски или продолжим?
Продолжение было ему на руку: если прикончить Клыка и Ходду-Коршуна, отряд
останется без главарей. Лучше всего вызвать на поединок Тха, Полосатую
Гиену, но об этом Скиф и не мечтал; вождь шинкасов слишком ценил свою
шкуру, чтобы сражаться с мутноглазой длинноносой зюлой, уложившей лучшего
его бойца.
Тха пришел в себя, спустил штаны и помочился на труп Когтя - высшая мера
презрения среди шинкасов.
- Хадар любить соленое мясо, - выдавил он и кивнул воинам. Они обступили
Скифа редкой толпой, настороженные, с топориками и луками в руках; десятки
щелочек-глаз уставились на него, пасти приоткрылись, смрадное дыханье стаи
хищников отравило воздух. Сейчас бросятся, решил Скиф и вскинул топор к
плечу.
Но Тха, не подавая сигнала к нападению, деловито подтянул штаны и сказал:
- Мой веселиться, хорошо веселиться, и Шамах, Всевидящий Глаз, тоже.
Хей-хо! Мой не видеть, чтоб голой рукой убить воина с топором. Никогда не
видеть! А? - Он обвел взглядом своих людей, молчаливых, словно гранитные
изваяния, потом ткнул Скифа кулаком в грудь. - Чудо! Такой чудо жаль
отдать арунтан! Жаль делать сену! Такой, - он ткнул Скифа под ребро, -
драться, с кем велю! Убивать! Убивать Большеногий из Клана Коня, убивать
Длинный Волос, убивать Змей-Кигу, убивать самый главный - Четыре Рога из
Быков! И тогда мой - главный! Клык - вождь левого стремени, Ходд -
правого, Копыто, Дырявый и Ноздря - с тысячей воинов позади! Хорошо, а?
Мой бить в барабан, все пускать стрелы, бить топором, хватать падаль,
делать сену! Моча хиссапа! Идти к горам, жечь город с ведьмами! Идти в лес
с синим мхом, брать трусливых ксихов, тащить к арунтан! Идти к Петляющей
реке, брать поганых зюл Синдора, тоже тащить к арунтан! Много воинов -
много добычи!
"Ах ты, Чингисхан вонючий! Город с ведьмами тебе подавай!" - подумал Скиф.
Вслух же он произнес:
- Мой тебя веселить, отправить Когтя к Хадар, твой обещать: отпустить
меня, отпустить моего друга. Так?
Про меч он даже не упомянул; это было бы не слишком дипломатично.
- Мой сказать: посмотреть, - возразил Гиена. - Теперь думать так: мой
снимать с тебя ошейник, твой брать топор Когтя, брать нож, брать ожерелье,
брать коня и служить! Убивать, кого мой говорить.
- Не хочу я никого убивать, - сказал Скиф, уже не ломая язык. - Разве что
Клыка с Ходдом да Копыто с Дырявым! Их - хоть сейчас!
Но Тха лишь хитро улыбнулся и молвил:
- Твой, бледная вошь, хотеть к арунтан? Твой приятель, хиссап вонючий,
тоже хотеть к арунтан? Стать сену, а? Забыть про девок, про коней, про
пеку? Все забыть, только сидеть на цепь и работать! Хотеть? - Он выдержал
паузу, но Скиф с угрюмым видом молчал, - Мой видеть - не хотеть! -
торжествующе заключил Гиена. - Тогда слушать, что ведено, и жить. Твой
жить, приятель, жить! За то - мой приказать, твой убивать! Так! Убивать
Большеногий, убивать Длинный Волос, убивать Змей-Кигу, убивать Четыре Рога!
- А если они драться не станут? - поинтересовался Скиф.
- Твой не понимать, а? Твой - недоумок, ксих, сын ксиха, зюла длинноносая!
Шинкас всегда драться, ясно? Танцевать на закате для Шаммаха, бога
Чистого, просить победу, просить богатство, просить власть! Воин
танцевать, вождь танцевать, махать нож и топор. Твой видеть, да? Твой тоже
будет танцевать - в стойбище, в большом кругу! Танцевать и колоть кого
велю! Незаметно! Этим. - Тха покосился на окровавленную проволоку, зажатую
у Скифа в кулаке.
"Колоть кого велю... Тебя первого, жирная гадюка! - подумал Скиф. - Не
доживешь ты до стойбища, до своего большого круга! Не помашешь ножом да
топором!"
Клык и Дырявый подошли к нему, заставили вытянуться на земле и принялись
сбивать ошейник.
* * *
Утром над равниной пронеслась гроза - первая, какую Скиф наблюдал в
амм-хамматских степях. Была она стремительной и внезапной; тучи наползли с
юга, со стороны гор, примерно час-полтора сверкали молнии, грохотал гром,
теплые водяные струи впивались в землю, секли кустарник и травы, молотили
по конским спинам, по плечам людей. Затем все прекратилось. Темные тучи
разошлись, обратились в белые полупрозрачные облачка, оранжевое солнце
вспыхнуло в бирюзовом небе, дождь отшумел, почва впитала влагу. Пожалуй,
единственным напоминанием о скоротечной непогоде были капли росы в траве
да запах, исходивший от шинкасов. Поменьше вони, побольше свежести... Но
пекой от них несло по-прежнему. Костер утром из-за дождя не раскладывали,
и воины, съев несколько горстей сушеного мяса, запили его хмельным, по
четверти бурдюка на брата. Скиф от своей порции отказался; пека казалась
ему еще более мерзкой, чем пахнувшее жженой резиной зелье в кабаке папаши
Дейка, у красноглазых альбийцев.
Положение его переменилось к лучшему. Теперь он не брел связанным в
цепочке невольников, а ехал на мощном караковом жеребце по кличке Талег,
еще вчера принадлежавшем Когтю. Вместе с конем ему достались серебряная
цепь, мешок и все оружие побежденного шинкаса - огромная секира для
конного боя, небольшой топорик с треугольным лезвием, напоминающий
томагавк, длинный кинжал, засапожный нож, лук со стрелами, сеть и связка
кожаных ремней. Штаны и сапоги Когтя, как следует промытые дождем, он
отдал Джамалю, и теперь князь, шагавший у стремени Талега, являл собой
прелюбопытное зрелище: ниже пояса - сущий шинкас, выше - Гарун аль-Рашид,
облаченный в роскошную пижамную куртку. Ввиду теплой погоды особой
необходимости в ней не было, но под курткой был спрятан клинок -
засапожный нож, который Скиф тайком передал князю. Руки и ноги Джамалю
развязали, но обруч оставался на шее, и цепь надежно соединяла пленника с
седлом Талега. Выходило, что Скиф присматривает за своим приятелем, а за
ними обоими глядел Копыто, кряжистый шинкас с огромными ступнями. Правда,
ни Скифу, ни Джамалю он не докучал, а больше интересовался содержимым
своего бурдюка и к полудню был, что называется, готов.
Теперь компаньоны могли беседовать беспрепятственно. Двигались они в самом
арьергарде, и перед ними маячили спины семерых невольников да крупы
семерых жеребцов, на коих восседали стражи-шинкасы, основная же часть
отряда во главе с Гиеной следовала впереди. Скиф вначале был удивлен таким
доверием, если не сказать легкомыслием, но после зрелого обдумывания
решил, что Гиена, жирный ксих, не так глуп, как кажется. Вероятно,
невзирая на косноязычие и скудость мысли, он разбирался-таки в
человеческой природе и справедливо полагал, что Скиф приятеля не бросит и
в одиночку не сбежит. Ну а вдвоем на одной лошади, пусть даже выносливой и
крепкой, компаньоны далеко бы не ускакали.
- Третий день идем на юг, - произнес Джамаль. - Замечаешь, дорогой?
- Замечаю, - буркнул Скиф, покачиваясь в седле. - Странное дело! Я-то
думал, что они нас потащат к самой ближней роще - к той, откуда ты меня
выволок.
- Не потащили, однако. Значит, есть у них свои расчеты и планы.
- Хорошо бы разузнать заранее. Этим бедолагам ничего не известно? - Скиф
кивнул на цепочку пленников.
- Ничего, - ответил Джамаль, оглаживая заросшие черной щетиной щеки.
- Вроде ты с ними вчера толковал? Пока я занимался Когтем...
- Толковал. Это крестьяне, генацвале, мирные крестьяне из Синдора, с
Петляющей реки - есть такая на востоке. Об этих местах они знают не больше
нас с тобой. Тха схватил их пару недель назад, погнал к побережью, и
ведомо им лишь одно: все превратятся в сену.
- В атарактов, - мрачно уточнил Скиф.
- Ну, в атарактов... думаю, здесь те же поганцы угнездились, что у нас на
Земле.
"У нас, - отметил Скиф. - Выходит, Джамаль считал себя землянином - в той
же мере, как разведчиком с планеты Телг. Что ж, неудивительно; на Земле он
прожил сорок пять лет, но лишь тридцать из них занимался тем, для чего его
послали. Правда, он помнил о прежних своих странствиях и прежних обличьях,
иногда непохожих на человеческие, но сейчас он был человеком - таким же,
как сам Скиф, как обитатели Земли, Амм Хаммата или, скажем, Фрир
Шардиса..."
Вспомнив о Шардисе, Скиф на миг прижмурил глаза, представляя гигантскую
гроздь разноцветных пузырей Куу-Каппы, возвышавшихся над зеленовато-синей
морской гладью. Там крутились сейчас Девять Сфер, даруя избранным удачу,
там властвовал переменчивый бог судьбы, там оставался друг Чакара,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг