было и сходство: подчинение вышестоящим, отсутствие нижестоящих и вечное
безденежье. Даже в армии я никем не командовал, а подвизался в качестве
лейтенант-программиста при чуде отечественной техники компьютере "Пурга".
Этот компьютер, по задумке, должен был заменить в бою пятерых генералов,
но в мирную эпоху его - и меня вместе с ним - рассматривали как чистый
нонсенс. В лучшем случае как нонсенс, а в худшем - как опасную диверсию
империалистической шлюхи-кибернетики. Оно и понятно: генералам вовсе не
улыбалось, чтоб их заменили компьютеры.
Но теперь, впервые за много лет, моя позиция стала иной. Теперь я был
крысоловом, человеком свободной профессии, уважаемым в определенных
кругах; я обладал репутацией почти непогрешимого пророка, я не имел
конкурентов, зато имел заказчиков и даже кое-какие деньги.
Собственно, я математик и занимаюсь теорией игр. Играю, разумеется, не в
шашки и не расписываю пульку на четверых, зато могу промоделировать третью
мировую войну или какой-нибудь политический катаклизм: что, например,
случится, если Дума заломает президента или наоборот. Само собой, эти
прогнозы носят гипотетический характер, однако они гораздо более
определенны, чем смутные догадки политиканов, финансистов или дельцов
теневого бизнеса. Прежде я трудился над такими проблемами, как оптимизация
зон поражения при обстреле потенциального врага со спутников, а теперь
больше рассчитываю вероятности выигрыша во всевозможных "пирамидках" и
лотереях. И не жалею об этом. Как-то, в бытность мою в Промате, пришлось
нам моделировать последствия аварии на ЛАЭС - иными словами, играли
дяди-математики в Чернобыль, но только под Петербургом. Поверьте,
выглядело это страшно, даже в компьютерном исполнении.
Так что я ничуть не сожалею, что переквалифицировался в крысолова. Надо
отметить, что данный термин несет троякий смысл - прямой, жаргонный и
переносный. Прямой очевиден: крысолов - это борец с вредоносными
грызунами, искусник по части капканов, ловушек и ядов. Жаргонный
обозначает одну из категорий квартирных воришек, которые (о польза чтения
словарей!) подразделяются на "обходчиков", "наводчиков", "хвостовщиков",
"балконшиков", "форточников", "сычей", "ходящих по соннику" и
"крысоловов". Но переносный смысл этого термина не столь очевиден и весьма
глубок. Происходит он, разумеется, от крысы, только не серой, а
финансовой, каких в условиях демократических свобод расплодилось
видимо-невидимо; ну а где крысы, там и крысолов.
Если угодно, считайте меня сыщиком, аналитиком или специалистом в области
прогнозов, но я определяю свою профессию иначе: охотник на крыс. Случается
мне оказывать и другие услуги, в смежных и сопредельных областях - так что
если вам нужен деловой совет, если вы стонете под гнетом налогов, если вас
интересует рейтинг определенных фирм, если вы нуждаетесь в кредитах или в
финансовой "крыше", если вы подыскиваете партнеров или намерены утопить
конкурента - словом, если при минимуме затрат вы хотите добиться
максимальной пользы, навестите меня. Вместе мы пересечем океан коррупции,
инфляции и девальвации, минуем отмели монетаризма и рифы налогообложения,
уцелеем в мафиозных штормах, переживем обвальные лавины и окажемся на
благодатных островах, густо заросших "черным налом". В конце концов,
экономика должна быть экономной, и я продемонстрирую вам это на практике -
но, разумеется, не бесплатно. Еще я объясню вам законы нынешнего
российского рынка, согласно которым социалистическая экономика плавно
переросла в криминальную.
Промелькнули Орехово, Сосново, Лосево, затем электричка прогрохотала по
мосту над Вуоксой. Внизу ревел, ярился и стонал широкий поток; волны хищно
облизывали скалы, две отважные байдарки мчались по самому стрежню с
маниакальным упорством самоубийц. В течение следующих сорока минут поезд
приближался к Приозерску, вагон постепенно пустел, а пейзаж за окном
становился все более девственным, суровым и диковатым. Местность тут,
говоря языком топографов, сильно пересеченная: овраги и буераки, холмы и
скалы, ручьи и речушки, а также болота, озера и лужи. Все это - за
исключением водных пространств - поросло соснами да елями, осинами да
березами, все обильно увлажнено, украшено папоротником, мхами и зарослями
дикой малины. Поселки тут небольшие, однако, по давней финской традиции,
просторные - от дома до дома не докричишься. Отличное местечко, чтоб
спрятаться, когда отоваришь пару-другую поддельных авизо.
Я вышел на станции Морозное, в одном перегоне от Приозерска. Отсюда до
моей фазенды полчаса пешком: сначала по шоссе, потом по грунтовке, ведущей
к совхозу "Три Сосны", потом мимо озера за холм к детскому лагерю
"Солнышко", а от него - по колдобистой дорожке через лес, потом снова
через лес, но уже без дорог и тропинок. Дорожка сворачивала к хутору
Петровича, служившего пожарником в "Трех Соснах"; Петрович, основательный
мужик в годах, его супруга Клава, их дочь, зять и малолетние внуки были
самыми близкими из моих соседей. Не в смысле духовной близости, а чисто
территориально.
Одолев дорогу в бодром темпе, я подошел к калитке, остановился и осмотрел
свои владения поверх штакетника. Дом - небольшой бревенчатый сруб с
трубой, под крашенной охрой железной крышей; слева - веранда с крыльцом и
дверью, справа - дровяной навес на четырех столбах и кубометра четыре
неколотых дров. Еще имелись деревянный столик со скамьей, будка - отхожее
место, колодец, большая ель, десяток сосен, кусты одичавшей смородины, а
также трава - в буйном и непобедимом изобилии.
Дверь на веранду была притворена, трава не примята, дым из трубы не вился,
на кустах смородины алели грозди ягод, еще не оприходованных дроздами.
Безлюдье, тишина, покой... Только с дровами случилось что-то непонятное -
они были раскиданы, словно под навесом порезвился средних размеров
носорог. Но старые, заляпанные краской лабораторные халаты, в которых я
красил крышу, по-прежнему висели на вбитом в столб гвозде. Халатов было
два: один - синий, другой - коричневый, и в кармане коричневого хранились
запасные ключи от веранды и от двери в дом. Сергей, разумеется, знал про
этот тайник.
Я окликнул его и, не получив ответа, направился к крыльцу, сшибая по
дороге желтые головки одуванчиков. Тягостное чувство вдруг охватило меня;
внезапно подумалось, что если звонок Сергея действительно связан с визитом
кавказских родичей, то ему положено находиться тут, на моей фазенде,
вместе с дочкой. А Маша была весьма непоседливым существом, достаточно
шустрым и активным, чтобы крыльцо и стол, трава и каждый смородинный куст
носили явный отпечаток ее присутствия. Правда, Сергей не говорил, что
собирается сюда с Машуткой... Ее могли отправить в Лодейное Поле или к
какой-нибудь Жанниной подружке...
"Или на Крит", - мелькнула дурацкая мысль, когда моя ладонь коснулась
двери.
Она была не заперта, и ключи торчали в замке.
Веранду - почти пустую, если не считать колченогого столика с газовой
плитой, двух табуретов и полки с разбросанными по ней кастрюлями,
тарелками и сковородками - щедро заливал полуденный солнечный свет. Тени
оконных переплетов рисовались на желтом дощатом полу четкими
прямоугольниками, и в самом большом из них, скорчившись на боку, нелепо
вывернув шею и выбросив правую руку за голову, лежал мой бывший сосед
Сергей Арнатов. Мертвый, с черной дырой в виске, уткнувшись носом в черное
пятно засохшей крови.
Лежал он здесь давно, и смрадный дух накатил на меня, заставив
остановиться на пороге.
Шока, однако, не было. Я привычен к виду трупов. Нервы у меня крепкие,
ростом и силой бог не обидел, и потому в скудные студенческие времена мне
доводилось прирабатывать, в морге Третьей Городской. Не каждый день, но
уж, во всяком случае, не реже, чем на Ленинградской товарной. На станции
обычно разгружали лес, а в морге приходилось ворочать покойников, обмывать
их, перекладывать с каталок на столы, где их обряжали либо вскрывали -
словом, подсобничать прозектору "от и до". Не самая лучшая, но и не самая
худшая из работ, какими мне приходилось заниматься; вдобавок она изгоняет
мистические надежды на бессмертие, на опыте подтверждая, что из праха мы
вышли и, несомненно, обратимся в прах.
Правда, в Третьей Городской я имел дело с чужими трупами, а этот,
вытянувший руку будто в мольбе или для защиты, был мне хорошо знаком.
Был... Это слово, отнесенное к человеку, который помнился мне здоровым и
живым, резануло внезапной болью. Затем я подумал о Машутке, огляделся в
поисках детских вещей, не обнаружил ничего и, осторожно обогнув Сергея,
направился в дом.
Единственная комната была перерыта, но-к облегчению и счастью! - ни
игрушек, ни Машиных платьев тут не наблюдалось. В шкафу и на самодельном
книжном стеллаже явно что-то искали, как на веранде в разгромленной
кухонной полке. Постельное белье и книги выброшены на пол, шкаф отодвинут,
одеяло содрано с тахты и вместе с подушкой, матрасом и одеждой Сергея
валяется в углу, пакля в бревенчатых стенах кое-где повыдергана, стол
перевернут, а стулья разбиты в щепки; перед печкой-голландкой - груда
золы: значит, шарили в печке и дымоходе. "Возможно, - подумал я, - искали
похищенный миллион?.. Или сколько там слямзил Сергей в своем банке?..
Может, остроносый меня не обманывал?.. Насчет авизо, цветных металлов и
оптических стекол?.."
Все, что я наблюдал сейчас, напоминало работу суровых подельщиков, весьма
недовольных своим партнером. Компаньонов, которых надули, от коих скрылись
в карельские чащи, стиснув в клювике заветный миллион. Но они, эти
подельщики, шустрые парни, произвели оперативный розыск, добрались до
партнера и клювика и свернули его набок вместе с шеей... А потом принялись
искать
Вот тут-то и получалась неувязка! Зачем искать, если партнер-обманщик
вычислен и изловлен? Не проще ли спросить? Само собой, с пристрастием, с
битьем по ребрам, резекцией ушей и поджиганием конечностей. Спросить,
выпытать, забрать свое законное, а уж потом...
Я вернулся на веранду и осмотрел Сергея, не прикасаясь к нему даже
кончиком пальца. Одет он был в домашнее - в тапки на босу ногу, в потертые
джинсы и ковбойку. Уши целы, пятки - тоже... Никакого криминала, кроме
отверстия в виске...
Конечно, я не сыщик, а крысолов, но, чтоб восстановить картину
произошедшего, не требовалось состязаться ни с Шерлоком Холмсом, ни с
Эркюлем Пуаро. Сержа, видимо, застали врасплох: дверь распахнулась, он
обернулся и вытянул руку, стремясь защититься - возможно, что-то в ней
находилось, пистолет или нож, но сейчас его ладонь была пустой и как бы
повернутой к себе, словно в последний миг он изучал свою линию жизни.
Наверное, его движение испугало вошедшего - тот выстрелил с порога и
угодил в висок. С одной стороны, такая скорая расправа попахивала
дилетантизмом, с другой - как мне, во всяком случае, казалось, - стрелял
профессионал, стрелял быстро, четко и метко. И вряд ли он был один - в
одиночку за миллионом не едут. Значит, целая команда: приехали, обложили
дом, пристрелили Сержа и принялись за розыски...
Странная история!
Я размышлял об этом, уже шагая к лагерю, где был ближайший форпост
цивилизации - иными словами, телефон. Зрительная память у меня отличная,
и, прокручивая в голове печальный пейзаж смерти и хаоса, я вдруг подумал,
что все это напоминает вендетту. Не добрались ли до Сержа джигиты с
кавказских гор, родичи Жанны-Джаннат? Вот эти бы точно сперва пристрелили,
а после начали разбираться - кровь южная, горячая... Но первая часть
спектакля под названием "Месть гяуру" не стыковалась со второй, с поисками
на веранде, в доме, в дровяной пристройке и, быть может, во дворе. Что им
было надо, этим гипотетическим джигитам? Охальника они прикончили, чего ж
искать? Скорей спалили бы они мою фазенду, и делу конец...
Добравшись до лагеря, я с боем проник в кабинет тощей и склочной
директрисы, объяснил, что не шучу, что я не телефонный хулиган и что ей,
директрисе, будет, если она рискнет чинить помехи правосудию. Затем,
отыскав в справочнике номер Приозерского УВД, позвонил и описал ситуацию:
мол, явился в выходной на дачу отдохнуть, открыл дверь, сунулся на
веранду, а там - труп недельной свежести с дырой в виске. Директриса не
спускала с меня бдительных глаз, но вроде бы успокоилась, заметив, что
после звонка я не собираюсь убегать. Чувствуя, как спину сверлят стальным
сверлом, я снова склонился над телефоном и - чудо из чудес! - смог
дозвониться в Питер, остроносому майору Скуратову.
Новости его не порадовали, но разбираться со мной и с ними на расстоянии
он не пожелал. Буркнул: "Едем. Ждите!" - потом спросил, кто еще в курсе, и
очень неодобрительно засопел, узнав, что приозерские коллеги тоже будут.
"Скажите им, чтоб ничего не трогали и не топтались возле дома", -
распорядился он и повесил трубку.
Под конвоем директрисы я направился к воротам лагеря, украшенным фанерным
солнышком с широкой лукавой улыбкой. Минут через двадцать подкатил
"газик", а в нем - молодой лейтенант УГРО, шофер, фотограф и два сержанта.
Лейтенант оказался парнем распорядительным: одного подчиненного оставил у
лагеря, дабы сопровождать высокое питерское начальство; другой был
отправлен в обход по ближним и дальним соседям - не слышал ли кто пальбы,
не видел ли подозрительных рож под стрижкой бобриком; ну а все остальные,
включая меня, погрузились в "газик" и отправились к фазенде.
Пока протоколировался мой отчет в расширенной версии (приехал, открыл,
вошел, а там...), пока фотограф, резво подпрыгивая и приседая, щелкал
снимки с крыльца и через окно, пока сержант, вернувшийся с обхода,
докладывал о скромных результатах (не знаю, не видел, не слышал) - словом,
пока крутилась вся эти кутерьма, миновала пара часов. Лейтенант отправил
водителя в лагерь, справедливо решив, что питерским гостям не одолеть
колдобистой лесной дорожки на "Жигулях"; "газик" взревел и вскоре вернулся
с новой командой сыщиков: остроносый, два эксперта в штатском и,
разумеется, еще один фотограф. Меня опять допросили с пристрастием,
засняли на пленку виды снаружи и изнутри, очертили мелом контуры трупа,
собрали в пробирку засохшую кровь, нашли и осмотрели пулю, потом перенесли
Сергея в "газик" и приступили к совещанию. Участников было четверо: Иван
Иваныч, его эксперты и лейтенант. Я болтался у калитки и смог уловить
немногое: "Дней десять тут пролежал... Стреляли из "Макарова", в висок...
Казанские?.. Сомневаюсь. Свидетель (взгляд в мою сторону) упоминал о
вишневом "мерсе"... Думаете, связь имеется?.. Почему же нет? Знакомый
почерк - "Макаров" и приметная машина... Ну, машину тут никто не видел...
В городе видели, значит, связь была... Выходит, Танцор?.. Возможно... А он
откуда? У нас тут казанские плясуны, а о танцорах не слышно... Да все
оттуда, лейтенант. Из новых, из отколовшихся... Тот еще отморозок!.."
Тем временем к моей калитке подобрался хмурый пожарник Петрович с зятем,
супругой Клавой и десятком взбудораженных односельчан. Выглядели они как
стадо лосей в преддверии массового отстрела. Петрович дернул меня за рукав:
- Слышь, Димыч, чего случилось-та? Вовка-сержант сказывал - убили кого?
- Убили, - подтвердил я, протягивая Петровичу сигареты.
Это было непременным ритуалом, маленькой данью, снимаемой с городских. Он
прикурил от моей зажигалки, выпустил струйку густого дыма и произнес:
- Убили, значитца... А кого?
- Серегу помнишь? Который у меня тут с дочкой жил? Прошлый год и
позапрошлый?
- Его, что ли? - Петрович поскреб в густой бороде. - Вот, б.., убивцы!
Ха-ароший ведь был мужик... В прошлом годе мы с ним пиво на станции пили...
- Тебе все пиво да пиво! - прошипела тетка Клава, но, развернувшись в мою
сторону, тут же сменила тон: - А дочка ихняя где? Такая шустренькая,
масенькая, чернявенькая... Никак и ее?..
- Без дочки он был, - откликнулся я. - Дочка, наверное, в городе.
Тетка Клава, доброй души человек, пригорюнилась.
- Теперь безотцовщиной вырастет... ой, вырастет! Чего ж на верхах-то
смотрют? Чего глядят на энтих иродов? Иль они всех купили? - Вопрос был
явно риторическим, и тетка Клава, выдержав паузу, запричитала: - Вот ироды
так ироды! Поганцы так поганцы! Дите малое папани лишить...
- Ха-ароший, бля, мужик... - угрюмо пробурчал Петрович, дымя моей
сигаретой. - Пиво я с ним пил...
Тут, закончив совещание, к нам приблизился остроносый майор Скуратов и
велел очистить территорию от посторонних. Затем он повернулся ко мне с
явным намерением поговорить - но не для протокола, а так, по душам.
- Ну, что скажете, Дмитрий Григорьич?
- Плохо работает Интерпол, - отозвался я. - Вроде бы нам обещали Крит или
Кипр? Или Мальорку, на худой конец?
Он проглотил мой намек не поморщившись.
- Вы первым осматривали дом. Что-нибудь нашли? Ценности, деньги, бумаги?
Перед словом "бумаги" он слегка замялся. Я выдавил улыбку.
- В дымоходе был чулок, а в нем - миллион двести тысяч долларов в мелких
ассигнациях. Я их зарыл в лесу. Хотите, пройдемся до этого места?
- Не стоит язвить, Дмитрий Григорьич. Совсем не стоит, - с легкой обидой
сказал остроносый.
- Не стоит вешать лапшу, Иван Иваныч, - парировал я.
Скуратов наклонился, поднял валявшийся у калитки ржавый гвоздик и с минуту
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг