Ну прямо-таки ансамбль "Березка" на отдыхе, извините за близлежащую
аналогию...
Что это за картиночка, достойная пера, подумалось Истомину, столь
похожая на ситуацию из фильма "Восемь с половиной"?.. И тут же он лицом к
лицу столкнулся с грустного вида шатеночкой, с невысокой кудрявенькой
кошечкой, грациозной и тонкой, которая томно проговорила:
- Здравствуй, Истомин, вот ты и вернулся... - И протянула к нему
длинные руки, явно подманивая и завлекая.
- Позвольте, - нервно сказал Истомин, - я вас не знаю.
- Знаешь, - сказала шатенка, - еще как знаешь.
- И меня знаешь, - обиженно прошелестела высокая (брюнетка, выплывая
из-за березы:
- И меня... и меня... и меня... - слышалось отовсюду, и к Истомину шли
и шли женщины, окружали его, трогали, гладили, ерошили волосы, а бойкая
блондинка в выцветших джинсиках ухитрилась даже чмокнуть нашего героя в
щеку. Лица мелькали перед Истоминым, качались, расплывались, и оттого он
никого толком не мог разглядеть.
- Стоп! - заорал он, вконец сбитый с толку и поэтому сильно
разгневанный. - Разойдись! Смирна-а! Подходи по одному!
И надо же: ефрейторские вопли подействовали! Прекрасные березовые дамы
быстро построились в колонну по одному; не обошлось, правда, без легкой
перебранки, без мимолетных тычков и невинных зуботычин, но все наконец
утряслось, устроилось, и первая в очереди немедленно попала на прием к
Истомину.
Кто-то умный предусмотрел ситуацию и поставил в рощице небольшую, но
уютную скамеечку, в отличие от ворот не тронутую масляной краской. Все еще
ошарашенный Истомин на нее опустился и предложил место даме.
Первой оказалась как раз та шатенка, с которой вся чертовщина и
началась. То ли она поднаторела в очередях за промтоварами, то ли
подруги-подельницы уважение оказали, но уселась она на скамеечку и нежно
заглянула Истомину в глаза.
Где-то ее Истомин видал, где-то встречал, откуда-то знал, не исключено
- близко.
- Ты меня забыл, - печально констатировала она.
- В некотором роде... - туманно отговорился Истомин.
- Я Наташа, - объяснила шатенка. - Мы познакомились в телецентре, а
потом ты повез меня в ресторан "Белград", а потом...
- Вспомнил, - быстро сказал Истомин.
Он и вправду вспомнил Наташеньку, славную редакторшу с телевидения, и,
глядя на мнущуюся в нетерпеливом ожидании очередь, многих тоже вспомнил.
Вон Инка Литошко, художница, умная и злая, у него с ней случился легкий
роман лет эдак пять назад... А вон Леночка Ларина, ее с ним друг Слава
познакомил, она, кажется, инженер-химик, кандидатша наук... А вон
улыбается Оля Асатурян, все еще начинающая новеллистка из Красноярска, он
к ним в командировку приезжал на семинар молодых писателей... А вон Саша
Калинина, эта-то что тут делает, при живом-то муже?..
И ведь ничуть не изменились, не постарели ни капельки! _Ни одна_!.. А
он, Истомин?..
Вообще-то не такая уж большая очередь к нему наметилась: человек
двадцать, не более. А остальные где?..
- Остальным на тебя наплевать, - будто подслушала его мысли шатенка
Наташенька. - Остальные тебя забыли, вычеркнули из памяти, повестей твоих
не читают, фильмов не смотрят.
- А вы? - заинтересованно спросил Истомин.
- А мы смотрим. И читаем. И не вычеркнули.
- Почему?
- Ты нам небезразличен, - последовал лаконичный ответ.
- Вздор! - искренне возмутился Истомин. - Не верю!
Очередь заволновалась. Раздались выкрики:
- Как же так!.. Это правда!.. Тебе должно быть стыдно!..
Истомину стыдно не было.
- Красивые мои, - душевно произнес он. - К черту очередь. Сядем в
кружок и поговорим откровенно. Временно я в вашем распоряжении.
Дамы быстро уселись на траву вокруг скамейки, нимало не боясь помять
платья и юбки, а уж о тех, кто в джинсах, и толковать нечего. Со стороны,
наверно, сия картинка выглядела куда как живописно, но, сдавалось
Истомину, со стороны ее никто увидать не мог.
Случайно-закономерный микромир рощи-памятника совместил в себе добрых
два десятка временных срезов, а значит, его пространство в данный момент
существовало вне времени. Такой вот парадокс, не известный ни фантастам,
ни тем более ученым...
- Давайте поставим точки над "i", - начал Истомин. - Что вы имеете в
виду под словом "небезразличен"? То ли вы меня поминаете добрым словом, то
ли худым, третьего не дано. Так как же, а?
Дамы переглянулись, чуть помолчали, потом все та же Наташа спросила у
общества:
- Девочки, можно я скажу?
- Говори... - загалдели девочки. - Ответь ему. Мы тебе доверяем...
- Мы тебя поминаем одновременно добрым и худым словами, - значительно
сказала Наташа. - Сообразил?
- Нет, - честно признался Истомин.
- Наташа, ты не оправдала нашего доверия, - строго вмешалась умная Инка
Литошко. - Позволь мне... За все доброе, что ты нам оставил, мы тебя
вспоминаем по-доброму, ну а за все плохое - извини, Истомин...
- Хоть ты и умная, Инка, - сказал Истомин, - но я опять ничего не
понял. Что я вам сделал плохого?
- Про хорошее ты не спрашиваешь? - ехидно крикнула Леночка Ларина.
- Про хорошее - молчок. Было оно или не было - вам судить. А вот
плохого не помню... Инка, вспомни Суздаль, лето, стога, вспомни старуху с
ведрами на коромысле... А ты, Ленок, вспомни, как мы с тобой ремонтировали
твою комнату, как выбирали обои, как клеили, как ты потом варила
свекольник... А разве нам с тобой, Оля, вспомнить нечего? Разве не было у
нас Дивногорска, плотины, тайги, ночи у костра?.. Все, все вспоминайте,
ну, прошу вас, поднатужьтесь и киньте в меня камень, если заслужил!..
- Заслужил, - сказала Инка.
- Заслужил, - сказала Леночка.
- Заслужил, - сказала Оля.
- Заслужил, заслужил, заслужил, - сказали Наташа, Саша Калинина, и еще
Таня, Света, Нина, Люба, две Тамары, Марина и Маша, и еще Маша, и еще
Маша, которая вовсе Маргарита.
- Вот тебе и раз! - сильно, удивился Истомин, сам малость разнежившийся
от мимолетных воспоминаний. - За что камень-то, нежные мои?
- За то, что ты _был_, - подвела итог умная Инка, и все согласно
закивали. - За то, что ты всем нам дал _надежду_.
- Неправда! - Истомин вскочил со скамейки и прошелся в быстром слаломе
между сидящими тут и там дамами. - Я никому никаких надежд не давал. Я
_был_ - и все.
- "Ка-аким ты бы-ыл..." - пропела Наташа, и все хором подхватили: -
"Таки-им оста-ался..."
- Стойте, - сказала умная Инка. - Шутки в сторону. Ты у нас ба-альшой
моралист, Истомин, ты всех кругом учишь без сна и отдыха. Но разве ты
имеешь право _учить_?.. Да, я помню Суздаль, лето, старуху с ведрами. Я
помню, как мы бегали за парным молоком, и пили его, и ты пролил его на
рубаху, и ужасно взволновался, расстроился, и я полдня стирала ее,
отстирывала пятна, а ты ходил мрачный и говорил, что у тебя редсовет в
издательстве, что тебе еще утром надо "было смотаться в Москву и что тебе,
конечно, плевать на рубаху, но как ты объяснишь жене происхождение
пятен... А я слушала и терла, слушала и терла. И оттерла. И ты сразу
подобрел, расцвел, и оказалось, что никуда ты не спешишь, и что со мной
тебе прекрасно, и ты благодарен _мне_ за эту поездку... А я уже ничего не
могла...
- И я помню, - вступила в разговор Лена, - как мы клеили обои. Ты тогда
пошел к директору магазина, подарил ему свою книгу с автографом, а он тебе
отвалил царские обои - из подкожных запасов... Я мазала их клеем -
нарезанные куски, а ты стоял на стремянке и присобачивал их к стенке...
Потом мы лопали холодный, со льдом, свекольник - на столе, на газете, и
было солнечно-солнечно, и было странное ощущение _дома_. А потом ты
ушел...
- Но я же вернулся. И еще раз, и еще... - защищался Истомин.
- Пока не наскучило. Тебе, тебе... А я, дура, поверила, что тебе не
наскучит никогда...
- Я этого не говорил!
- Ты этого не говорил, а я разнюнилась...
- Кто ж в том виноват? - резонно спросил Истомин.
- В том, что я дура?.. Папа с мамой, наверно... Ты, Истомин, в другом
виноват. Ты отлично знал, что я дура, что все бабы легко дуреют, когда к
ним относятся _по-человечески_, и воспользовался этим. Ты профессиональный
обманщик, Истомин.
- Ну знаешь что! - возмутился Истомин. - Выходит, какой-нибудь
фотограф, который мальчонке обещает птичку, тоже, по-твоему, обманщик и
негодяй.
- Хорошее сравнение, Истомин, - кивнула Лена. - Ты умный мужик, одно
слово - писатель... Мы все здесь, - она обвела рукой групповой портрет на
поляне, - до сих пор ждем обещанную птичку.
А тут и Оля из Красноярска слово взяла:
- Сейчас ты скажешь, что никакой птички не обещал, верно?
- Не обещал, - упрямо заявил Истомин.
- Зачем же ты мне врал, что из меня выйдет толк?
- Я не врал. Я предполагал лучшее.
- Врешь. Ничего ты не предполагал. Девочка тебе понравилась, то есть я,
мордочка смазливая, глазки, губки, ножки. А девочка в писатели рвется. Так
ты у нас добрый, тебе слов не жалко. Помнишь, что ты мне сказал?.. "В тебе
есть Божья искра, а мастерство само придет".
- Пришло? - боязливо поинтересовался Истомин, хотя ответ знал заранее.
И получил его:
- Не дошло. Даже искра погасла, если и была...
- Была, была, честно, - подтвердил Истомин.
- Да врет он, врет, как всегда, - со злостью сказала Саша Калинина,
мужняя жена, - не было искры.
- Сама теперь знаю... А тогда поверила, писала, как проклятая,
рассказы, рассказы, в Москву их - заказным, а обратно: "Отсутствует
конфликт, схематичны характеры, опубликовать не сможем". Как мордой об
стол!.. И между прочим, я сама в Москву приезжала, звонила тебе сто раз.
Где ты был?
- В командировке, - немедленно отпарировал Истомин. - В жаркой Африке.
- Ах ты гад, - мечтательно и сладко сказала Оля Асатурян из
Красноярска, - откуда же ты знаешь, когда я тебе звонила, если я твоей
жене не называлась?
- Он по параллельному аппарату слушал, - опять внесла свою лепту мужняя
жена, - из жаркой Африки.
- Ты бы лучше помолчала, - обрезал ее Истомин.
- И не подумаю. Сама я здесь случайно, за компанию.
Мне от тебя ничего не требуется, счетов не предъявляю. Но вот слушаю я
вас всех и думаю: за что ж мы на тебя окрысились? Ведь ты же такой добрый,
такой ласковый. И молоко пил, и обои клеил, и в девочке Оле Божью искру
отыскал... Мы ж тебя благодарить должны... Другие мужики рядом с тобой -
плюнуть и растереть. Хамье и домостроевцы... Мы с тобой в Пицунде двадцать
четыре дня вместе были, всего двадцать четыре! А я после на своего
благоверного полгода без тоски смотреть не могла... Лучше бы ты тогда, на
пляже, мимо прошел...
- Лучше б ты в Красноярск не приезжал, - сказала Оля.
- Лучше б нас Славка не знакомил, - сказала Лена.
- Лучше б я такси поймала, а ты бы проехал, не подвозил бы меня, -
сказала Инка.
- Лучше б я в тот день в просмотровый зал не пошла, а смылась бы
пораньше домой, - сказала Наташа.
- Девочки! Лапоньки! Судьи мои беспристрастные! - заорал вконец сбитый
с толку Истомин. - В чем же я виноват? В том, что мимо не прошел? В том,
что не бил вас, не оскорблял, не плевал в рожу, а дарил цветы, катал на
машине, стихи читал? В том, что относился к вам так, как, считаю, любой
мужик к любой женщине относиться должен? Тогда пардон, но я ни-че-го не
пойму!..
- Получается, не я дура, а ты болван, - грубо сказала Лена Ларина,
инженер-химик. - Мы тебе не доброту в упрек ставим, а то, что пустая она у
тебя. Да ты и сам пустой внутри, Истомин. Интересно, сердце у тебя есть
или нету, а?..
Истомин приложил руку к левой стороне груди: сердце билось ровно и
сильно, как дорогой швейцарский хронометр. Было у него сердце, было и
работало до сих пор без вредных перебоев. А вот в роще этой березовой
нежданно-негаданно напомнило о себе: что-то душно вдруг стало, что-то
воздух загустел, как черничный кисель, - хоть ложкой его ешь...
Истомин рванул ворот рубашки, вздохнул глубоко. Не к грозе ли дело,
подумал он. Но небо по-прежнему было чистым, ни облачка в нем не
наметилось, солнце шпарило вовсю, ветерок гулял между березами.
Старею, старею, с грустью решил Истомин, а все еще хорохорюсь, пыжусь,
надуваюсь. Надо бы и о вечном подумать...
Верный "жигуленок", друг и единомышленник, издалека ржал призывно, бил
копытом: пора, брат, пора. В переносном, конечно, смысле...
Ах, как хлестал ветер в лицо через опущенное стекло машины, как свистел
в ушах, как студил голову, как стлался под крепкие шины "металлокорд"
горячий и вязкий асфальт скоростной трассы Москва - Ярославль!..
До чего ж богата Ярославская дорога древними славными городами, а в них
памятниками-старины: что ни населенный пункт - то целый сбор
достопримечательностей, да еще каких!.. Автор уж и не говорит об иных -
мимо просвистевших, о давешней роще, например: тоже ведь памятник...
Истомин действительно не ведал, что это на него наехало.
Понадобилась всего лишь поездка в Ярославль, чтобы достигший
сорокалетнего перевала герой кое над чем задумался?.. Нет, конечно, не в
дороге дело, а именно в перевале, в небольшой, в сущности, круглой дате,
которую Истомин почему-то очень болезненно пережил. Он готов был обеими
руками подписаться под стихотворными строчками коллеги, которого, как
видно, мучило нечто сходное: "До сорока вся жизнь как хмель, а в, сорок
лет - похмелье". Или еще одна народная мудрость: до сорока лет на ярмарку
едем, а после сорока с ярмарки возвращаемся. Едучи с ярмарки, не грех и
оглянуться: а что у тебя на возу завалялось?..
Без малого триста километров от Москвы до Ярославля были для Истомина
частью длинной дороги с ярмарки...
На возу у Истомина был полный порядок! Елочные блестящие игрушки лежали
- одна к одной.
Но ведь в цирковых-то его делах доброта, даже елочная, отсутствует
начисто, там Истомин, как писали в старых романах, строг, но справедлив. В
первую очередь, заметим, строг.
Но положа руку на сердце, которого, как предположила девушка Лена, у
него не было, Истомин признал, что его цирковая строгость тоже окрашена
пустой добротой.
Вот, например, перед ним цирковые артисты - гимнасты, акробаты или
жонглеры, - номер которых он только что отсмотрел, придя к печальному
выводу, что он, их номер, позорит искусство цирка, а значит, не имеет
права на существование. Плюс к тому услужливая цирковая администрация все
про этих артистов Истомину доложила, всю подноготную вывернула.
Давайте представим, какой _добрый_ разговор пойдет у них после
просмотра.
- Как вы себя чувствуете? - спрашивает внимательный Истомин, отлично
зная, что чувствуют себя артисты неважно, что пенсию они уже заслужили:
четверть века на арене, считая с первых шагов, может быть, даже с детства.
- Спасибо, хорошо, - естественно, отвечают артисты, которые пуще смерти
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг