Александр Абрамов, Сергей Абрамов.
Принц из седьмой формации
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Тень императора". М., "Детская литература", 1967.
OCR spellcheck by HarryFan, 4 October 2000
-----------------------------------------------------------------------
Было около одиннадцати часов утра. Я просматривал у себя дома расчеты
ребят из нашего проектно-конструкторского бюро. Вдруг что-то мелькнуло у
меня позади. Я заметил это в зеркале для бритья и оглянулся. На тахте у
стены возникло нечто призрачное и прозрачное, напоминавшее огромный
мыльный пузырь.
Оно мерцало и вытягивалось, приобретая формы сидевшего на тахте
человека. Он был мутный снаружи и пустой внутри, как куклы на выставке
чехословацкого стекла. Узорный рисунок ковра на стене проступал сквозь
него, металлически поблескивая на месте уплотнявшегося лица.
Я разинул рот и застыл.
Стекловидный человек на тахте уплотнялся и темнел, окрашиваясь
почему-то в защитный цвет. Лицо и руки обретали оттенки человеческой кожи.
Рыжевато блеснули волосы. Только ноги по-прежнему оставались прозрачными.
В этот момент заглянувшая в комнату черная кошка Клякса буквально
прошла сквозь них и остановилась, так и не выйдя из заколдованной зоны.
Человек на тахте, не двигаясь, с ужасом посмотрел на меня. Именно ужас и
мольбу прочитал я в его еще не живом, не человеческом взоре. Но я понял
или меня принудили понять.
- Пшла! - взвизгнул я.
Клякса шарахнулась, вспрыгнув на подоконник. Человек вздохнул. Я
явственно услышал вздох облегчения и радости, словно вздыхающий только что
избежал смертельной опасности. Это был уже не призрак, не стеклянный
фантом, а реальный человек, живой с головы до ног, полностью утративший
свою диковинную прозрачность. Он выглядел тридцатилетним, моим ровесником,
атлетическим красивым парнем с очень правильными чертами лица, какие
встречаешь обычно на рекламных рисунках в американских журналах. Только
одет он был очень странно: в нелепую, травянистого цвета куртку и штаны,
сужающиеся у колен и обтягивающие икры. Вероятно, так одели бы
красноармейца в каком-нибудь голливудском боевике из жизни советских
комиссаров.
- Если бы ты не прогнал это животное, - сказал он, - могла произойти
катастрофа. Распад материи.
Он говорил по-русски чисто и правильно, тщательно выговаривая слова,
как знающий язык иностранец. На лбу у него поблескивал такой же странный,
как и его костюм, сетчатый металлический обруч. Он то исчезал, то
появлялся снова, отражая перебегавшие по нему искорки света.
- Трудно предвидеть подобные случаи даже при абсолютной точности
наводки, - продолжал он, как бы разговаривая сам с собой. - Воздушное
пространство казалось совершенно свободным.
Я молчал, пытаясь сообразить, что же, в сущности, произошло.
Галлюцинация? Но я был психически здоров, никогда не страдал
галлюцинациями, да и в человеке напротив не было ничего иллюзорного. Может
быть, сон? Но я не спал и не дремал, и все вокруг не походило на сон.
Материализация человека из ничего, из света, из воздуха? Невозможно.
Наваждение? Мистика. Чушь!
На секунду мне стало страшно.
- Ты боишься меня? - спросил гость.
Я только пожевал губами: голоса не было.
- Столкновение с непознаваемым, удивление, страх, - задумчиво продолжал
он, - все это мешает общению. Я сниму лишнее.
Он медленно провел рукой в воздухе, и мой страх исчез. Удивление тоже.
Я смотрел на него только с пытливым любопытством.
- Кто вы? - наконец вырвалось у меня. - Каким образом вы возникли?
- Почему "вы"? Ведь я один. У нас так не говорят.
- Где это "у вас"? Ты откуда?
- Из седьмой формации. - Он улыбнулся. - Непонятно?
- Непонятно.
- Хочешь проще? Изволь: из будущего. Из будущего этой планеты.
Я молча поискал глазами вокруг него.
- Что ты ищешь?
- Машину времени.
Он засмеялся. Звонко, по-детски, как смеются у нас на земле.
- Нет никакой машины. Все осталось там. Огромный комплекс аппаратуры.
Очень сложной. Даже громоздкой, излишне громоздкой, как говорят наши
ученые. Но мы только начинаем преодолевать время. Только первые шаги и
гигантские трудности. Мне пришлось преодолеть четыреста танов. Думаешь,
это легко?
- А что такое тан? - спросил я робко.
- Единица сопротивления времени.
Я все еще плохо понимал его. Необычность случившегося подавляла. Мне
хотелось задать тысячу вопросов, но я не мог задать ни одного. Они
буквально толпились в сознании, создавая суматоху и давку. Наконец
вырвался один, далеко не самый нужный.
- У вас по-русски говорят?
- Нет. Я изучил ваш язык перед опытом.
- В каком веке?
Он улыбнулся моему нетерпению и не без лукавства даже помедлил с
ответом. Он знал, чем поразить меня, этот молодой человек из неведомых
временных далей.
- По-вашему? В двадцать четвертом.
- А по-вашему? - чуть не закричал я, вспомнив заинтриговавшую меня
"седьмую формацию".
- У нас другая система отсчета, - сказал он.
- Формации?
- Да. Мы считаем формации в развитии коммунистического общества. По
тому основному, самому главному, что отличает их. Единый язык, новая
психика, отмирание государства, переделка планеты...
- А седьмая? - перебил я.
- Время. Мы учимся управлять временем, как одной из форм движения
материи.
Я с трудом проглотил слюну, слова застревали в горле. Только мысль тупо
долбила мозг: "Неужели все это возможно?" Реальность с трудом постижимого
чуда требовала ясности размышлений. А ясности не было. Я машинально
скользнул взглядом по комнате: все было на своих местах. Все, как прежде.
Только у меня на диване сидело Чудо.
Вот оно встало, потянулось, присело, выбросило и опустило руки,
точь-в-точь как я, делающий разминку под радиомузыку; зевнуло совсем
по-человечески и подошло к окну. Испуганная Клякса фыркнула и скрылась под
столом.
- Смешной зверек, - сказал человек из будущего, - никогда таких не
видел. Даже в зоариях.
- Разве у вас нет кошек? - удивился я.
- У нас вообще нет домашних животных.
- И собак?
Он промолчал, глядя на улицу, а его далекий мир вдруг показался мне
чуточку обедненным. Ни пушистой Кляксы, ни разговорчивого попугая Мишки,
ни барбоса Тимура у меня в том мире бы не было. Малость скучновато.
- Почему дома напротив стоят рядом, как стена? - вдруг спросил он.
- Улица, - сказал я.
- А за домами?
- Тоже улица.
- У нас дома в лесу... - проговорил он задумчиво. - Есть города,
плавающие в океане. Есть летающие... Но улиц нет.
Он все еще смотрел в окно.
- Маленькие - это автомобили, а большие - автобусы? - спросил он, не
оборачиваясь. - Я знаю о них. И движение одноярусное, - усмехнулся он.
- А у вас многоярусное?
- Мы отказались от него лет двести тому назад. Передвигаемся в каплях.
Я не понял.
- Их прозвали так из-за капельной формы. Впрочем, она меняется в
зависимости от движения, горизонтального или вертикального. Их очень
много. Они висят в воздухе в ожидании седоков. Правильно я говорю?
Теперь я улыбнулся снисходительно и тут же представил себе лес, полный
цветных воздушных шаров. Красиво? Не знаю. Что-то вроде парка культуры или
ярмарки в пригороде.
Он улыбнулся, видимо уловив мою мысль.
- Они прозрачны, почти невидимы, - пояснил он. - Подзываются и
управляются мысленным приказанием. Гравитация, - прибавил он, обернувшись.
- А у вас еще не освоили воздуха?
- Почему? - обиделся я за свой век. - У нас и самолеты есть и
вертолеты.
- Самолеты... - о чем-то вспомнив, повторил он, - знаю. Они прилетают
звеньями. По ночам. А как вы затемняетесь?
Я опять ничего не понял.
- Зачем?
- Освещенное окно может быть ориентиром для воздушных бомбардировщиков.
- Ты перепутал время, - засмеялся я. - Война окончилась двадцать лет
назад.
Он побледнел, именно побледнел, как чем-то очень напуганный человек.
- Окончилась... - пробормотал он. - Значит, у вас послевоенный период?
- Именно.
Мне показалось, что он даже зашатался от горя. Оно было написано у него
на лице, видимо не умевшем скрывать эмоций. Потом я услышал шепот:
- Ошибка в наводке... Я так боялся этого. Какие-нибудь пять-шесть танов
- и катастрофа!
- Почему катастрофа? - удивился я. - Ты жив и можешь еще вернуться. Да
разве так важны в этих масштабах какие-нибудь двадцать лет?
- Ты не знаешь, кто я. Я ресурректор.
Для меня это прозвучало столь же бессмысленно, как если бы он сказал:
ретактор, ремиттер или релектор.
- Я воскрешаю образы прошлого. Звуковые совмещаются со зрительными.
Разновидность историографии. - В его голосе звучало почти отчаяние. - Для
этого мне и нужна была ваша последняя война.
- Разве последняя? - обрадовался я.
- К сожалению, последняя. Иначе не пришлось бы лезть в такую
историческую глубь.
Он рассуждал явно эгоистически. Но мне было жаль его, перебравшего или
недобравшего нескольких танов и напрасно проделавшего свой магеллановский
пробег по истории.
Напрасно ли?
Мне пришла в голову одна идея.
- Не огорчайся, - сказал я утешительно, - ты увидишь войну. Ту самую.
Полностью и сейчас. В трех остановках от нас идет двухсерийная кинохроника
"Великая Отечественная война".
Теперь уже он спрашивал робко и уважительно:
- Что значит "в трех остановках"?
- Ну, на автобусе.
- А что такое двухсерийная?
- На три часа удовольствия.
- А кинохроника?
- Тоже воскрешение образов прошлого. И звуковые тоже совмещаются со
зрительными.
Мой век брал реванш.
- Только костюмчик некондиционный, - сказал я, критически осматривая
его "голливудское" одеяние. - Для маскарада разве.
- Что, что? - не понял он.
- Вот что, - уточнил я, доставая из шкафа свои старые сандалии и
джинсы.
- Мы старались в точности воспроизвести вашу военную форму, - пояснил
он, но, встретив мой смеющийся взгляд, понял, что "ресуррекция" не
удалась.
Надо отдать ему справедливость: он не канителился. Свой нелепый костюм
он стянул почти мгновенно, и тот буквально растаял у него между пальцами.
Без костюма он выглядел загорелым штангистом-перворазрядником, облаченным
в загадочную комбинацию из плавок и майки чересчур выразительных, на мой
взгляд, тонов. Ее мы решили оставить: упрятанная до половины в джинсы, она
превращалась в импортную вестсайдку вполне европейской расцветки. Обруч на
голове, с которым он не захотел расстаться, прикрыли вышитой тюбетейкой.
Мой гость из будущего радовался от души, разглядывая себя в зеркале. Я
радовался меньше: эмоции нашего века сдержаннее. Парень, однако, легко мог
сойти за иностранца, побывавшего в магазине сувениров. Оставалось лишь
узнать его имя. Произнесенное с каким-то немыслимым придыханием, гортанно,
оно звучало, как Прэнс или Принс. Я поискал подходящее по созвучию и
сказал:
- Ну, будешь Принцем. А я Олег. Пошли.
Первую трудность удалось преодолеть не без риска: он не умел переходить
улицу. У них, оказывается, не бывает несчастных случаев: все движущееся
обходит и пропускает пешеходов, а правил уличного движения совсем нет. У
нас же его пришлось легонько переводить за руку, как слепого.
К счастью, в автобусе оказалось много свободных мест. Я пропустил его к
окну и сел рядом. Он тут же прильнул к стеклу, чуть не выдавив его: они не
знали стекол - повсюду стекло заменял уплотненный воздух, не пропускавший
пыли и мягко пружинивший, когда вы с ним соприкасались. Не знали они и
денег: мои два пятачка, опущенные в кассу у двери, вызвали у него усмешку.
С такой же усмешкой оглядывал он и пассажиров на остановках, и обгонявшие
нас автомобили.
- Какова максимальная скорость такой машины на открытой дороге? - вдруг
спросил он.
- В час? - переспросил я. - Километров сто двадцать.
Он засмеялся так громко, что впереди оглянулись. Я обиделся.
- А пятьсот лет назад ездили на дровнях и розвальнях, - процедил я
сквозь зубы.
Он принял это как факт, не заметив моего раздражения, и дружелюбно
продолжил:
- Мы говорим о скорости только в локальных поездках - на каплях. На
спидах ее практически не ощущаешь - так она велика.
Я не успел спросить его о "спидах" - меня перебил парень, проходивший к
выходу. Должно быть, он слышал наш разговор и тихо спросил:
- Вы о фантастике? Говорят, журнал такой будет. Не знаете когда?
- Не о фантастике, - сказал я так же тихо, - мы о действительности. Вот
этот товарищ у окна прибыл к нам из будущего. Из двадцать четвертого века.
Парень ошалело посмотрел на меня, потом на Принца и рассердился:
- Я вас по правде спрашиваю, а вы разыгрываете. Дурачков ищешь.
- Почему он не поверил? - спросил Принц.
Я вздохнул.
- Боюсь, что никто не поверит.
Второй опыт мы проделали в фойе кинотеатра. Принц не привлекал особого
внимания. Подумаешь, спортсмен в тюбетейке! Ну, красивый парень, и все.
Только необыкновенная рубашка его вызывала зависть у ребят помоложе.
Здесь же в фойе я нашел знакомых девушек с физфака - синеглазую
сибирячку Галю и ее неизменного адъютанта Риту. У Гали откровенно припухли
веки - плакала.
- Какими судьбами?! - демонстративно обрадовался я.
- Нечего радоваться, - отрезала Рита. - Галка статистику завалила.
Пузаков сегодня не в духе.
- На чем засыпалась?
- Фотоны, - всхлипнула Галка, - распределение Бозе - Эйнштейна.
- Что значит "засыпалась"? - спросил Принц.
Все шло как по рельсам. Он начинал не сговариваясь, и я без улыбки
наставительно пояснил:
- Не сдала экзамена, провалилась. Очень трудная тема.
- Пожалуй, - неожиданно согласился Принц, - для вашего уровня, конечно.
Одни выводы Мак-Лоя о гравитонах - это третья степень запоминаемости.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг