4. СИНАЙ И ГОЛГОФА
- Вначале бе слово и слово бе к Богу и Бог бе слово, - сказал с пафосом
Пэррот.
- Ты что имеешь в виду? - спросил Смайли.
- Библию, капитан.
- Типично религиозное помешательство, - шепнул доктор Керн Рослову.
Но Пэррот даже не взглянул на них.
- Где это было, Пэррот?
- В Синайской пустыне, капитан. Был вечер и было утро: день шестый.
- Он знает наизусть все Пятикнижие, но цитирует его только тогда, когда
упоминают о его приключении. В остальном он совершенно нормален, - снова
шепнул Керн, и опять Пэррот не услышал или не захотел услышать.
Рослов и видел перед собой на первый взгляд совершенно нормального
человека. Смотрел он ясно и вдумчиво, говорил буднично и разумно. Только
тогда, когда он цитировал Библию, его хрипловатый, глухой голос вдруг
подымался до проповеднического пафоса. На Рослова и Керна он по-прежнему
не обращал никакого внимания.
Встреча эта состоялась в саду частной клиники доктора Керна, в кедровой
рощице на холмистых нагорьях за городом. Рослов поехал туда вместе со
Смайли, а Шпагин с Яниной отправились в сопровождении Корнхилла навестить
отставного полицейского инспектора Смэтса.
Керна нашли в саду отдыхавшим после очередного утреннего обхода
больных. Прочитав записку губернатора, суховатый пожилой англичанин с
любопытством оглядел Рослова.
- В первый раз вижу человека из Москвы, - улыбнулся он. - Не из штата
Айдахо, а из России. В Штатах есть две или три Москвы, а в России только
одна, но какая! Впрочем, по вашей бороде вас можно принять за американца,
скажем, с юго-запада, из Техаса или Калифорнии. Хотя бороды сейчас в моде
не только в Америке.
- Даже в Москве, - сказал Рослов.
- Только борода у вас ухоженная, как у английских королей. Ручаюсь, что
вы носите ее только из желания нравиться.
- Вы угадали - из щегольства, - засмеялся Рослов.
Керн помахал перед ним губернаторской запиской. Подчеркнуто и
многозначительно.
- А знаете, о чем я подумал, прочитав это письмо? Вы хотите видеть
Пэррота. А у него была точно такая же борода. Он чем-то напоминал... ну,
вашего старшего брата, что ли...
- В самом деле... - вмешался Смайли, - я тоже припоминаю. Было
сходство. Ей-богу, было.
- Почему вы все говорите в прошедшем времени: было, напоминал, -
удивился Рослов. - А сейчас?
- Сейчас вы увидите своего дедушку, - сказал Керн. - Сколько вам?
Тридцать? Он старше вас всего на пять лет, но вы дадите ему все
шестьдесят... Пэррот! - позвал он склонившегося над грядкой поблизости
человека в вылинявшем синем комбинезоне.
Подошел седой, лохматый старик, ничем, кроме бороды, да и то не черной,
а белой, не похожий на Рослова. Только загорелое лицо его без морщин и
отеков свидетельствовало о том, что седина обманывает.
- Что вам угодно, док? - спросил он.
- Поговорите с моими гостями, Пэррот. Один из Европы - знаток Библии...
Реплика Керна не произвела впечатления на Пэррота. Глаза его смотрели
равнодушно и холодно.
- ...другой из Штатов, - продолжал доктор. - По-моему, вы знакомы,
Пэррот. Мистер Смайли когда-то навещал вас здесь. Припомните.
Пэррот взглянул на Смайли и кивнул без улыбки.
- Я помню, капитан. Вы уже раз говорили со мной, капитан.
- Почему "капитан"? - шепнул Рослов доктору.
- Для местного жителя любой искатель кладов всегда капитан.
А Смайли и не думал отрицать своего "капитанства".
- Вот и отлично, Пэррот, - сказал он. - Память у тебя золотая.
Вспомни-ка еще раз свой разговор с Богом.
Тут Рослов и увидел, как седой рабочий-садовник вдруг превратился в
библейского проповедника. Но Смайли решительно и настойчиво приостановил
извержение цитат:
- Библию я тоже читал, Пэррот. Все ясно. Синай, пустыня, гора. Ты
стоишь и внемлешь гласу Бога, как Моисей. Откуда?
- С неба.
- Громко?
- Нет. Глас Божий отзывался во мне самом. В душе.
- С чего началось?
- С приказа. Я вдруг услышал: "Стой на месте! Все вы одинаковы - ищете
клада, которого нет. И какой одинаково ничтожный у каждого запас
накопленной им информации".
- Стой! - закричал Рослов. - Он не может так говорить, Смайли. Это не
язык садовника. Он не понимает, что говорит. Спросите его: то ли он
говорит, что услышал?
Пэррот стоял строгий и каменный, не слушая Рослова.
- Ты повторяешь в точности то, что слышал? - повторил Смайли вопрос
Рослова.
- От слова до слова, капитан. Мало понял, но ничего не забыл. Разбудите
ночью - повторю, не сбиваясь. Как Библию.
- Откуда ты знаешь, что с тобой говорил именно Бог? Может быть, тебе
это только послышалось?
- Я спросил его: "Ты ли это, Господи? Отзовись". Он ответил: "Все вы
задаете один и тот же вопрос. И никто даже не поймет правды. Я был тобой и
знаю твою мысль, и твой страх, и гнев, и все, что кажется тебе счастьем.
Смотри". И я увидел стол, как в харчевне старика Токинса, большой стол и
много еды. "Попробуй, ешь, пей, радуйся, - сказал Бог, - ведь это и есть
твое счастье". И я ел, отведывая от каждого блюда, и запивал вином, и
плясал вокруг стола, хмельной и сытый, пока не отрезвел и не услышал глас
Божий: "Вот так вы все. Ничего нового. Скудость интересов, животная
возбудимость, шаблонность мышления, ничтожная продуктивность информации. Я
просмотрел ее и ничего не выбрал. Ты из тех, о ком у вас говорят: ему не
нужен головной мозг, ему достаточно спинного".
- Что! - закричал Рослов, вскакивая, но тут же сел, потому что Пэррот
даже не взглянул на него.
Он продолжал говорить с Богом.
- "Я не пойму тебя. Господи", - промолвил я и услышал в ответ: "Тех,
кто мог бы понять, я еще здесь не видел. Ты говоришь: Бог! В известном
смысле я - тоже оптимальное координирующее устройство. Но параметры ведь
не те: я не вездесущ и не всеведущ, не всеблаг и не всесилен. Я читаю в
твоем сознании: ты уже мнишь себя Моисеем, вернувшимся к людям с новым
законом Божьим. А вернешься ты с необратимыми изменениями в сознании и
мышлении. И в тканях организма: посмотри в зеркало бухты, только не
упади". Я посмотрел и упал: на меня взглянул оттуда незнакомый седой
старик. Я не захлебнулся только потому, что внизу была лодка, капитан. Вот
и все.
Пэррот умолк и замер, облокотившись на лопату, которая под его тяжестью
почти наполовину ушла в жирную корочку почвы. В ясных, но странно пустых
глазах безмятежно голубело небо.
- Разрешите, доктор, задать ему несколько вопросов? - Рослов буквально
дрожал от нетерпения.
- Задавайте через Смайли, - сказал Керн, - он, как мы говорим, вас "не
принял" и отвечать не будет.
- Смайли, спросите у него, что значит "параметр" и "оптимальный"?
Смайли повторил вопрос.
- Не знаю, - ответил Пэррот.
Рослов снова спросил через Смайли:
- Вы что-нибудь читаете, кроме Библии?
- Нет.
- А до разговора с Богом?
- Ничего не читал. Даже газет.
- Какое у вас образование?
- Никакого. Научили немножко грамоте в детстве.
- Все ли вам понятно в Библии?
- Две строки понятны, третья - нет. И наоборот. Но Библию читаю не
умом, а сердцем.
- У меня нет больше вопросов, - сказал Рослов. - Пусть идет.
Молчание проводило уход Пэррота. Долгое, встревоженное молчание. Первым
нарушил его Керн.
- Я впервые слышу полностью этот рассказ и понимаю цель ваших вопросов,
- сказал он Рослову. - Вы обратили внимание на то, что он воспроизводил
бессмысленный для него текст с механической точностью магнитофонной
записи. Не сбился ни на одном слове, словно цитировал по журналу или
учебнику.
- Он процитировал даже Эйнштейна, - вспомнил Рослов.
- Вы что-нибудь понимаете? Ведь он нигде не учился. И читает-то по
складам.
- Нет ли среди ваших пациентов математиков или биологов? - спросил
Рослов.
- Вы думаете, что он мог услышать от кого-нибудь эти "параметры"?
Галлюцинация могла, конечно, обострить память, - задумчиво согласился
Керн, - но от кого он мог слышать, с кем общался? Практически - ни с кем.
Нелюдим и замкнут. Да и нет у нас таких, чьи разговоры могли бы породить
эту биомагнитофонную запись. Несколько спившихся курортников, два
студента-наркомана и бывший врач - параноик. О "параметрах" они знают не
больше Пэррота. Нет, это категорически отпадает.
- Тогда это дьявольски интересно, - сказал Рослов.
- И необъяснимо.
- Почему? Никто даже и не пытался найти объяснение.
- Странная галлюцинация, - заметил Керн. - Странная и сложная.
Предположить, что он придумал все это уже в период болезни, трудно - не
тот интеллект. Болезнь, конечно, могла обострить фантазию, но не у него.
Да и патологические нарушения психики - несомненно следствие, а не причина
галлюцинации.
- А вы помните, как он процитировал Бога о необратимых изменениях в
сознании и мышлении? - спросил Рослов. - Кто-то или что-то очень точно
прогнозировали последствия происшедшего.
- Кто-то или что-то? У вас есть объяснение?
- Пока нет. За объяснениями мы поедем на "белый остров".
Керн улыбнулся сочувственно и не без сожаления.
- С удовольствием встречусь с вами вторично, только не в качестве
лечащего врача, - заключил он. - На вашем месте я бы не рисковал.
А Шпагин с Яниной в это время выслушали почти аналогичное пожелание от
вышедшего в отставку инспектора уголовной полиции города Гамильтона.
Корнхилл, привезший их в белый коралловый домик с такими же плитами
открытой веранды, тотчас же уехал, сославшись на неотложные дела. Смэтс,
располневший и обрюзгший, больше похожий на трактирщика, чем на
полицейского, понимающе усмехнулся:
- Никогда не верил мне, не верит и сейчас и только из профессиональной
солидарности не хочет признаться в этом в вашем присутствии.
- Что значит "не верит"? - удивился Шпагин. - Вы же не уверяете его,
что привидевшееся вам на острове происходило в действительности!
- Он не верит в то, что я был трезв.
- Почему?
- Потому что я всегда любил выпить, люблю и сейчас, - и Смэтс, не
вставая, вынул из шкафчика под рукой и водрузил на стол открытую бутылку
виски. - Начнем? Или вы предпочитаете модный джин с тоником?
- Слишком жарко, - сказал Шпагин.
- Тогда одной фляжки хватит на весь рассказ, - флегматично заметил
Смэтс и отхлебнул из бутылки. - Только виски я не взял с собой, когда
поехал на остров. Поехал трезвый с утра.
- С какой целью?
- Захотелось проверить, не используют ли остров торговцы наркотиками.
Корнхилл сказал, что об этом подумал и Смайли. Что ж, голова у старого
Боба варит. Только все это вздор. Остров чист и нетронут, как девушка
перед первым причастием. Такой же белый и гладенький. Не совсем обычной
формы коралловый риф, на девять десятых захлестываемый океанской волной. Я
облазил его вдоль и поперек, куда только мог заползти человек, и ничего не
нашел. Хотел уехать, но не успел.
- Что-то случилось?
- Гроза. Тривиальная забава ветра и туч. Однако на земле вы уходите в
дом и закрываете ставни, а в море, если у вас нет прикрытия, вы
беспризорны и беззащитны под огнем небесной артиллерии и ракет и под водой
миллионов брандспойтов и водометов. Я покорился судьбе и вытянулся плашмя
на белой коралловой горке. Но ни капли воды не упало на ее спинку, ни одна
молния не опалила ее мраморной белизны. Остров как бы оказался в эпицентре
урагана, окруженный сомкнутым кольцом грозы.
Смэтс сделал еще глоток и помолчал, наслаждаясь эффектом рассказа.
Должно быть, он очень любил этот рассказ, как любит актер свой лучший
концертный номер.
- Гроза вдруг отгремела, - продолжал он, - только низкая черная туча
надвигалась с горизонта. Время как бы сместилось. Из бушующей грозовой
бури я попал в тревожную тишь предгрозья. А кругом вместо кипящего океана
расстилалась плоская глиняная пустыня, и вдали в облаке желтой пыли темнел
смутно обрисованный, почти неразличимый в пыльном тумане город. А я стоял,
как и здесь, близ вершины, только не белой коралловой горки, а большой
отлогой горы без единой травинки, каменно-рыжей, в клубах гонимой западным
ветром пыли, зловещей глыбы нелепо вспучившейся земли. У ее подножия
шумели крохотные, как в телевизоре, человечки, различимые только по одежде
- кто в белом, кто в черном.
- Голгофа, - догадалась Янина.
- Я понял это по возвращении, а там мы называли ее Calvus.
- Вы знаете латынь?
- Конечно нет. Но там мы все говорили по-латыни, как сейчас
по-английски.
- Calvus - "темя", "лысый", - перевел Шпагин. - Вероятно, "лысая гора".
По-арамейски - Голгофа. А кто это "мы"?
- Солдаты из преторианской когорты, - пояснил Смэтс. - Сначала я не
сообразил, кто я и где, обалдело смотрел на свои почему-то голые ноги в
зарубцевавшихся шрамах, жилистые ноги бегуна или велосипедного гонщика. С
моими, инспекторскими, у них не было ничего общего, но, вероятно, что-то
от инспектора Смэтса осталось во мне и откликнулось удивленно и
встревоженно на это внезапное перемещение во времени и в пространстве.
Потом это "что-то" погасло. Я уже был римским солдатом, старым поседевшим
волком, отшагавшим тысячи миль по колониальным дорогам империи. Таких, как
я, было много - с двадцатипятилетним армейским стажем, собранные в
легионах подальше от Рима. Что я помнил тогда, сейчас забылось - должно
быть, разные страны и дороги, голые трупы, содранные одежды и кровь
повсюду одного цвета. Помню только, как стояли там под дьявольским солнцем
в одних набедренных повязках, как дикари, с дротиками, сбросив все
железное, нестерпимо раскалившееся на солнце, - панцирь, шлем, поножи,
даже мечи. Рубахами, смоченными в теплой тухлой воде из поднятой на гору
бочки, повязали головы и проклинали все и всех - императора и богов,
прокуратора и повешенных, которых почему-то было велено охранять от толпы
внизу, чтоб не отбили. А кому нужны три полутрупа, распятые на столбах на
вершине горы?
- На крестах? - полувопросительно уточнила Янина, выросшая в
католической семье и с детства помнившая все евангельские подробности.
Смэтс расхохотался громко, сытно, самодовольно.
- Наша юная гостья из красной Варшавы, по-видимому, неплохой знаток
христианской догматики. Но все это вранье, мисс. Накануне поездки, в
гостях у Корнхилла, епископ Джонсон назвал меня богохульником потому, что
я усомнился в истинности четырех евангелий. Сказал, что это комиксы
первого века с героем-суперменом Христом. Так и оказалось, когда Бог
сподобил меня увидеть все это воочию. Ну, Бог там или не Бог, только я был
трезв и не накурился какой-нибудь дряни, а видел все это, как вас, даже
отчетливее: свету по крайней мере больше было. Но не было ни крестов, ни
Христа. Стояли обыкновенные столбы с перекладинами в виде буквы "Т",
врытые за ночь нашими же солдатами; никто столбов на себе не тащил - их
привезли на длинных низких повозках те же солдаты из претории и за весь
труд не получили ничего, кроме одежды казненных. А это тряпье не купили бы
даже нищие у городских синагог: вешали ведь простолюдинов, мятежников,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг