- Каков нокаут! - подмигнул мне Мартин. - Пять минут привожу тебя в
чувство.
- Что это было? - спросил я, еле ворочая языком.
- Поля, - коротко ответил Борис. - Силовые поля с определенной
концентрацией направления.
- Для чего?
- Полагаю, не для нашего развлечения.
Я только поежился от боли: все тело ныло, как после крепкой тренировки
на ринге.
- Незачем было лезть в драку, - наставительно заметил Мартин. - Они
лежачих не бьют. Вот я и отлеживался, пока они не исчезли.
- Их уже нет, - коротко пояснил Зернов, помогая мне встать. - И
перегрузок нет. Путь свободен.
Зернов ошибался: впереди был тупик - красная стена, как и в начале
коридора. Пройдем мы ее или нет?
27. ИДИЛЛИЯ
Прошли, но с трудом. Стена оказалась покрепче прежних - жесткая
плоскость с ничтожной упругостью. То ли в механизме проходимости что-то
заело, то ли нас действительно не хотели пускать, но проторчали мы в
коридоре довольно долго. Открылся проход внезапно, когда мы, меньше всего
ожидая этого, уселись перед ним, чтобы обсудить положение. Да и открылась
стена по-иному, не размякла, а растаяла, оставив в воздухе лишь розовый
туман.
То, что открылось за ней, показалось бредом, галлюцинацией, волшебным
миражем в красной пустыне. Впрочем, и пустыни не было, не только красной.
Перед нами расстилалось зеленое поле, расшитое бело-розовыми стежками
клевера и золотистыми пятнышками ромашек. Обыкновенное земное поле,
широкое и холмистое, как в Швейцарии или в Подмосковье у Звенигорода. И
голубая речушка вдали, почему-то очень знакомая, и виданный-перевиданный
проселок, сухой и пыльный, с накатанными колеями от полуторок и трехтонок.
Даже мост через речонку - не бетонный и не стальной - встречал знакомыми
нетесаными бревнами. А за рекой, за дорогой - что за наваждение! - паслись
коровы, белые, рыжие, пятнистые, с колокольчиками на шее, с надпиленными
рогами, меланхоличные, разомлевшие от жары. И уже совсем далеко виднелась
темно-зеленая полоска леса, не похожего на здешние даже издали.
И все-таки в пейзаже было что-то странное и чужое. Я сразу понял что:
не было следов человека и его дел. Ни телеграфных столбов вдоль дороги, ни
линии высоковольтной передачи, ни пастуха с подпасками, ни удочек,
закинутых над черными заводями, ни грузовиков на дороге, ни путников -
никого.
Из коридора в поле вели ступеньки - деревянные, щербатые, потемневшие
от времени и дождей. Они противно скрипели под ногами. Я первым ступил на
траву, побежал навстречу теплому ветерку и крикнул:
- А ну сюда!
И осекся. Зернов и Мартин уже сошли со щербатых ступенек, но еще не
видели, что и ступеньки, и розовая вуаль стены, и коридор за ней, и вообще
все, что могло хоть приблизительно напоминать покинутый нами завод, - все
исчезло. Позади простиралось то же поле, и дорога, поворачивая прихотливой
петлей, ползла к горизонту с такой же полоской леса. Это было так страшно,
что я вскрикнул. Мартин потом говорил, что у меня был вид человека,
узревшего привидение. Не знаю, как выглядел я, но у Мартина с Зерновым вид
был не лучше.
- Трансформация интерьера, - задумчиво произнес Зернов, - как в
Сен-Дизье, - и замолчал.
Мы не знали, радоваться нам или плакать. Радоваться идиллическому концу
нашего путешествия - а впрочем, конец ли это? - или плакать по так и не
открытой тайне завода. Мы сидели на росистой траве и молчали. Не помню,
сколько прошло - полчаса, час, не хотелось ни думать, ни говорить: слишком
резким был переход от сверхпроходимости и невидимок к этой зеленой
идиллии.
Но Зернов оставался Зерновым; он посмотрел на часы и сказал:
- А солнце-то бутафорское.
Мы поглядели на солнце и ничего не поняли: солнце как солнце - желтое,
пламенеющее, с белесым ореолом вокруг диска.
- Я уже давно слежу за ним, - продолжал он. - Не сдвинулось ни на метр.
Висит, как люстра.
- Как ты это заметил? - спросил я.
- По тени. - Он указал на тоненькую тень от ножа Мартина, упиравшуюся
точно в стебель ромашки. - Как была, так и осталась.
- А нож откуда?
- Я воткнул, - подал голос Мартин. - Сидеть неудобно было - мешал.
- А я еще обратил внимание на тень от ножа, - засмеялся Зернов. - Очень
уж точно она в ромашку пришлась. А потом случайно взглянул: на том же
месте лежит, ни на миллиметр не сдвинулась. - Он снова засмеялся
беззаботно и весело, как будто его ничуточки не удивляло ни исчезновение
завода, ни загадочное поведение солнца.
- Не понимаю, чему ты радуешься.
- Ясности, Юрий, ясности. - Он вытащил из земли нож, щелкнул тоненьким
лезвием. - Ничто не исчезло и не растаяло. И никуда мы из завода не
выходили. Просто перешли в следующий цех сквозь очередную неправдоподобную
стену. И не наша вина, что этот цех оказался таким... обычным. И травка, и
коровки...
- Тоже бутафорские?
Я не включался в игру. А он продолжал с этаким гидовским
превосходством:
- Почему бутафорские? Настоящие. Только солнце иллюзорное, а все
остальное - и лужок, и буренки - вполне добротная модель. Даже молока, я
уверен, можно попробовать. Ну, кто умеет доить коров?
Вызвался Мартин: приходилось у отца на ферме.
Я с детства побаивался коров и не рискнул бы пройти сквозь стадо, но
эти буренки так равнодушно встретили нас, что и я осмелел. А Мартин и
совсем бесстрашно ощупывал набухшее вымя.
- Давно не доены, - сказал он.
Зернов не удивился:
- Так и должно быть.
Он по-прежнему говорил загадками, ничего толком не объясняя. Я так ему
и сказал.
- Не обижайся, - улыбнулся он. - Я и сам еще не все понимаю. А
непрочными гипотезами бросаться не хочется.
Мы подошли к Мартину, уже попробовавшему молока от флегматичной
пеструшки. Попробовали и мы, благо ведро оказалось под боком, словно
невидимые хозяева предвидели и такую возможность. И молоко оказалось
настоящим, вкусным, жирным и теплым - чудесное парное молоко от ухоженной
коровы. Не хватало лишь доброго каравая с хрустящей корочкой сверху.
Вероятно, Мартин подумал о том же, потому что спросил:
- А если нас продержат здесь не день и не два, что есть будем?
- Думаю, и об этом позаботятся, - сказал Зернов.
Он пристально всматривался в березовую рощицу поодаль - левитановский
холст, спроецированный в трехмерное пространство. Что-то похожее на стог
сена высилось на опушке.
- Может быть, шалаш? - предположил Мартин.
Но вблизи шалаш оказался погребом, старым, но прочным, какие строят
рачительные хозяева. Тяжелая, почерневшая от времени дверь была чуть
приоткрыта, а из щели несло сыростью. Мы распахнули ее, и к запаху сырости
присоединился запах винного погребка. Древние ступеньки, покрытые сизой
плесенью, приглашали спуститься. "Сойдем?" - спросил взгляд Мартина.
"Сойдем", - кивнули мы, и все трое, заинтригованные новой загадкой,
подошли к другой двери, уже под землей. Она тоже была приоткрыта. Мартин
чиркнул было спичкой, но Зернов остановил его:
- Не надо. Там свет.
Дверь открылась почти без усилий, пропустив нас в большой длинный зал с
низкими темными сводами. Пять-шесть свечей, расставленных где попало,
слабо освещали часть каменной кладки, сырой земляной пол и вдоль стен,
одна на одну в три яруса, огромные смоляные бочки. В тусклом, неверном
свете чуть поблескивали медные краны, а над ними на крепких днищах бочек
белой масляной краской кто-то вывел порядковые номера. Видимо, зал был
чем-то вроде дегустаторской, если в бочках действительно "отдыхало" вино.
Разные номера, разные индексы, разные вина. А между бочками темнел проход,
широкий и длинный.
- Любопытно, что там в бочках? - спросил я.
- Вино, - сказал Мартин.
- Не убежден. Почему ты решил, что в бочках вино?
- А что?
- Все, что угодно: вода, спирт, масло.
- Или вообще ничего нет, - добавил Зернов.
Я постучал кулаком по днищу бочки. Ответил сухой и короткий звук.
- Полна.
- Теперь только попробовать содержимое, - облизнулся Мартин, - и спор
разрешен. Ну, кто пробовать будет?
- Никто, - оборвал Зернов. - Хватит рискованных экспериментов. Меня
больше интересует, что над нами.
- Как - что? - не понял Мартин. - Небо, трава, коровы.
- Мне бы вашу уверенность, - усмехнулся Зернов и полез наверх.
На последней ступеньке он остановился:
- Готовы? - и открыл дверь.
В погребе сразу стало светло. Мы с Мартином переглянулись: все, мол,
ясно. Хоть и бутафорское солнце, но светить - светит! И коровы, вероятно,
пасутся.
28. ШАЛОСТИ СПЕКТРА
Но не было ни коров, ни солнца. И сельского пейзажа не было. И свет был
не дневной.
Мы снова оказались в гигантском цеху. Пылали печи, в их раскаленных
духовках можно было зажарить целого быка, не заботясь о разделке туши.
Длинные языки пламени лизали металлические решетки заслонок, а за ними
ухали и трещали, сверкая фейерверком искр, могучие бревна, срубленные в
лесу каким-нибудь легендарным Полем Беньяном. Это пышное празднество огня
освещало поистине лукуллово великолепие: на длинных столах у печей в
беспорядке были навалены туши баранов, индейки, цыплята, рябчики,
куропатки. Разноцветными грудами высились багряные, плотные помидоры,
пупырчатые огурцы, бело-зеленые головки цветной капусты, золотистые ядра
лука, заостренные столбики розовой моркови - чего только не было в этой
овощной лавке! Да разве только овощной? Белые конусы сахарных голов,
слежавшиеся глыбы поваренной соли, зеленые бутыли с растительным маслом,
пузатые глиняные горшки со сметаной и молоком. А фрукты! Я нигде не видал
такого множества отборнейших фруктов: красно-желтые яблоки, полированные
дыни, похожие на мячи для игры в регби, полосатые арбузы - только-только
из Астрахани, клубника в корзинках, груши, светящиеся, как электрические
лампочки...
Когда-то я читал книгу, герой которой проникал в висевшую на стене
картину. В какую картину мы попали - Рубенса или Снайдерса, - я не знал,
но ощущение ирреальности, искусственности не покидало меня. Казалось, что
мы смотрим спектакль из жизни современников Гаргантюа и Пантагрюэля, когда
они, проголодавшись, съедали по барану в один присест, а не вертели
брезгливо бифштекс по-деревенски. Мы стояли у истоков пира, Пиршества с
большой буквы, об искусстве которого давно забыли в нашем суетливом веке
столовых самообслуживания.
- Ну и ну! - Мартин даже языком прищелкнул. - Жили же люди!
Я машинально отметил, что он сказал "жили", а не "живут": он тоже не
связывал эту кухню гурманов с нашими днями. Но откуда она появилась там,
где еще недавно бродили коровы по нескошенной траве и текла обыкновенная,
а не молочная река, с илистыми, а не кисельными берегами? И почему Зернов
догадался о предстоящей смене декораций в этом спектакле?
- Почему? - усмехнулся он. - Интуитивно. Нас никогда не возвращают
туда, где мы уже были.
- Но дверь, - не сдавался я, - это же не красная стена. Она не
расползлась и не растворилась. Мы вошли в нее с пастбища и должны были
туда же выйти.
- В нашем трехмерном мире - да. Но если этот огромный цех - часть
четырехмерного пространства? Говоришь, дверь погреба - не красная стена.
Неверно. Красная стена - та же дверь, и не надо приписывать ей никаких
мистических свойств. Там, где царствует физика, мистике места нет. А
физические свойства четырехмерного мира предполагают и не такие парадоксы.
Можно дважды, трижды выходить через одну и ту же дверь, каждый раз попадая
в другое место. Я уверен, что территория завода по крайней мере в десять
раз больше, чем кажется. А голубой купол - только видимая нам его часть,
как для людей двухмерного мира видимой частью куба была бы одна его
плоскость.
Он замолчал, близоруко всматриваясь в пестрое великолепие кухонных
столов. Потом взял со стола большую желтую, чуть светящуюся грушу и
откусил, причмокнув от удовольствия. Мы с завистью посмотрели на него, но
последовать ему не решились.
- Одного не пойму, - сказал Мартин, - это же не наш, не земной завод -
и вдруг кухня и винный погреб!
Зернов отшвырнул огрызок груши.
- Это же демонстрационный зал для проголодавшихся экскурсантов. Неужели
не ясно?
- Так почему здесь все в сыром виде? "Облака" не моделировали
кафе-самообслуживания под вывеской "Вари сам!".
- Значит, лаборатория, - согласился Зернов. - Последняя проверка
готовой продукции.
- А где лаборанты?
- А мы с тобой. Груша - само объедение. С удовольствием подпишу
приемо-сдаточный акт.
Я часто не понимал Зернова: шутил ли он или говорил серьезно, вот и
сейчас он улыбался, но глаза неулыбчиво поблескивали.
- Дальше потопаем? - подал голос Мартин, которому уже надоело
гастрономическое изобилие зала.
- Куда? - спросил я.
Он показал в дальний угол: за столом с овощами, в стороне от пышущих
жаром печей, виднелась тоже вполне земная деревянная дверца. Мартин нырнул
в нее первым. Я пропустил вперед Зернова и замкнул колонну. Дверь
скрипнула позади, и все стихло. Я невольно оглянулся и увидел знакомую
красную "стену". Деревянной дверцы не было и в помине.
- А ты ожидал другого? - услышал я насмешливый вопрос Зернова. -
Представление продолжается. Новое действие - новый цех.
То был совсем необычный цех, даже в сравнении с тем, что мы уже видели.
Мне сразу вспомнился когда-то виденный итальянский фильм Антониони
"Красная пустыня". Он был сделан в цвете, и цвет в нем являл часть
режиссерского замысла. Сочные и яркие краски, чистые пастельные тона
создавали по желанию режиссера любую иллюзию. Цвет господствовал над
зрителем, подавлял и поражал его, заставлял смеяться и плакать, изумляться
и радоваться. Именно это смешанное чувство удивления и радости, ни с чем
не сравнимое чувство открытия нового мира, испытал я, оглядевшись вокруг.
Впрочем, если быть точным, сперва я ничего не увидел. Как человек
воспринимает полярное сияние единым радужным колесом, прежде чем различить
в нем отдельные цвета, так и я увидал мелькающий перед глазами спектр.
Что-то похожее на холсты художников, которые принято хулить только за то,
что они ничего не изображают, кроме игры красок и форм. Или, точнее, на
то, что порой хочется в них найти. Присмотришься - и вдруг найдешь
какие-то заинтересовавшие тебя сочетания, и если есть воображение, можно
увидеть в них и свое, только тобой открытое. То вырвется из лазури моря и
неба алопарусный фрегат гриновского Артура Грэя, то синяя птица призывно
махнет крылом, то остров Буян блеснет пряничными куполами своих
золотоглавых церквей. Воображение подскажет, а универсальный индикатор -
глаз уточнит нужную локальность цвета в бессмыслице линий и пятен.
Он не подвел меня и на этот раз, мой "универсальный индикатор".
Мелькающий спектр распался на множество цветных линий: спиралей и
кохлеоид, синусоид и серпантин, словно прочерченных светом фар в черном
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг