дохнуть.
Егор услышал удаляющийся звук костыля и, выждав несколько минут,
покинул кладовку. В кухне никого не было, даже Гриши - видимо, хозяин взял
его с собой на прогулку. Егор выскользнул из камбуза и со всех ног побежал
разыскивать Гераклова.
x x x
- Ну и дела! - только и мог промолвить Гераклов, когда Егор, стараясь
не упустить ни одной подробности, рассказал ему, Грымзину и Cерапионычу о
том, что услышал на камбузе.
- Между прочим, в заговоре состоит человек, за которого вы, уважаемый
Константин Филиппович, готовы были ручаться, как за самого себя, - не
удержался от ядовитого замечания банкир. - A то, что в их шайке радист -
ничего удивительного, мне он с самого начала казался потенциальным
преступником, способным даже на убийство.
- Это ужасно! - воскликнул Гераклов. - Вот и верь после этого людям.
Я принял их на судно, и вот...
Но тут, как обычно, дозу здравого смысла влил доктор:
- Господа, причитаниями делу не поможешь. Мы должны установить, что мы
имеем, и подумать о том, как действовать дальше.
- Разорить это осиное гнездо ко всем чертям! - рубанул сплеча
Гераклов.
- Разорять тоже надо с умом, - возразил Серапионыч. - A покамест
положение у нас весьма непонятное и неприятное. Мы в курсе, что на судне
заговор, но из его участников знаем только троих - кока Ивана Петровича
Серебрякова, мотористку Степановну и радиста Андрея Владиславовича Oтрадина,
которого Серебряков только что совратил на греховное дело. Сколько их еще?
- Иван Петрович говорил о ком-то еще одном, - напомнил Егор.
- Да-да! Повтори, пожалуйста, пароль.
- Сейчас... Кажется, "Полкведим невинс нерокста".
- Ну, доктор, переводите, - сказал Грымзин, - ведь вы у нас главный
полиглот.
- Ах, вы мне льстите, - ответил Серапионыч. - Слухи о моем
полиглотательстве сильно преувеличены. Например, я ума не приложу, на каком
языке звучит эта фраза, хотя и что-то знакомое. Как там первое слово -
"полкведим"? Это похоже на "полководец". A человек, произносящий этот
пароль, по словам Серебрякова, далеко пойдет.
- Петрович сказал, что его именем будут названы улицы и в Кислоярске,
и даже в Москве, - вспомнил Егор.
- Значит, тот человек и есть главный закоперщик! - догадался
Гераклов. - Вот бы поймать его.
- A если "полкведим" означает не полководец, а командир полка, то есть
полковник? - продолжал рассуждения Серапионыч. - Что за полковник?
Полковник Николай II Романов, полковник Муамар Каддафи, полковник Виктор
Алкснис... В общем, как поется в песенке, "Ах, какой был мужчина -
настоящий полковник"!
- Да нет, доктор, ну это же несерьезно, - перебил банкир. - Обычно
разведчики используют пароль "Здесь продается славянский шкаф?" или "Почем
венские стулья?". Так это же не значит, что шпион обязательно мастер по
мебели.
- Да, ваша правда, - не стал спорить доктор. - Пароль не несет
смысловой нагрузки, он только для связи.
- Стойте! - вдруг крикнул Гераклов. Грымзин и Серапионыч недоуменно
переглянулись. - Мне пришла в голову одна мысль, как раз насчет связи.
Сейчас постараюсь ее связно высказать. В общем, Oтрадин сообщил мне, что
рацией, кроме Ибикусова, пользовался еще кто-то, и передача шла на
специальном "чекистском" диапазоне. Да и Серебряков, кажется, признался в
этом Отрадину. A когда по радио передавали обзор прессы, то привели заметку
некоей Харламушкиной из "Красной панорамы", где довольно точно, хотя и не
без вранья, было рассказано о ходе нашего путешествия. Это значит, что на
приеме работает госпожа Харламушкина. Просто она не удержалась и кое-что
передала в прессу.
- Ну и что же? - удивился Грымзин. - Что это нам дает?
Слово попросил доктор:
- Одна маленькая справочка. Я, конечно, не люблю передавать всякие
сплетни, но ходят упорные разговоры, будто Инесса Харламушкина и Александр
Петрович Разбойников... Ну, в общем, их связывают такие же чистые и светлые
отношения, как Ильича и ту даму, чьим именем названа яхта, на коей мы с вами
имеем честь плыть. Это я к тому, что где-то рядом наверняка крутится и
господин Разбойников - если и не здесь, то в Кислоярском подполье.
Гераклов в радостном возбуждении вскочил:
- Так-так, теперь они у нас на крючке!
- Пока что мы у них, - остудил его пыл Грымзин.
- Так вот, собственно, к чему я клонил, - продолжал политик. - Кок
не назвал радисту имя связного, или главаря, или кто у них там есть ху,
извините за выражение, но назвал пароль. И вот я предлагаю кому-нибудь из
нас сходить к Отрадину, произнести эту фразу и дать для передачи то, что нам
выгодно.
- Идея неплохая, - задумчиво отметил доктор, - но ведь рано или
поздно даст о себе знать и настоящий "полкведим".
- Вот тогда они занервничают, засуетятся, наделают глупостей и выдадут
себя, - заявил Гераклов. - Тут-то мы их в бараний рог и скрутим!
- Господин банкир, - обернулся Серапионыч к Грымзину, - вы еще не
вернули вторую карту обратно Веронике Николаевне?
- Нет еще.
- Прекрасно! Значит, ее надо ненавязчиво подсунуть господину
Серебрякову.
- Это я беру на себя, - скромно ответил Грымзин.
x x x
Когда Егор поднялся на палубу, кок все еще "дышал свежим воздухом",
вернее, вдыхал в себя "Герцеговину-Флор", задумчиво глядя на проплывающий
мимо однообразный ландшафт. У него на плече сидел ворон Гриша.
- Иван Петрович, господин Грымзин просит вас к зайти к нему, -
нарушил Егор уединение кока.
- A что ему нужно? - повернулся к Егору Иван Петрович.
- Что-то насчет завтрашнего обеда.
- A, ну ясно. Егор, помоги мне подняться.
- Вперрред! На барррикады! - с энтузиазмом закаркал Гриша.
Когда Серебряков доплелся до каюты Грымзина, там, кроме владельца яхты,
никого уже не было. Но на столе в открытом виде лежала карта - та самая,
которую Егор отвез генералу Курскому, Вероника похитила у генерала, а
Грымзин - у Вероники.
- Слушаю, хозяин, - учтиво поклонившись, произнес кок.
- A, Иван Петрович! - приветливо обернулся Грымзин. - Я давно хотел
вам сказать, что ваша стряпня мне очень нравится.
- Рад служить! - ответил Иван Петрович.
- Ясно, что рады. Ведь я вам плачу жалованье, и немалое. В общем, я
хотел бы вам дать некоторые заказы на завтрашний обед. На первое...
Тут в каюту заглянул Егор:
- Евгений Максимыч, вас просит адмирал. Какое-то важное дело.
- Подождите здесь, я сейчас буду, - сказал Грымзин и вышел из каюты.
Когда он минут через десять вернулся, кок все так же стоял, опираясь на
костыль, но карты на столе уже не было.
- Так что же на первое? - спросил Серебряков.
- A, ну приготовьте что-нибудь съедобное, я всецело полагаюсь на ваш
вкус, - рассеяно ответил банкир.
- Слушаюсь! - Настолько быстро, насколько позволял костыль, кок
покинул каюту.
x x x
Вечером Гераклов вновь отправился в радиорубку.
- Ну, что сегодня будем слушать - "Икс-игрек-зет" или Госрадио? -
спросил Oтрадин, собираясь включить приемник.
- Не надо, - остановил его Гераклов и на одном дыхании выпалил: -
Полкведим невинс нерокста!
Радист вздрогнул и уставился на Гераклова.
- Вы... вы?! - наконец выговорил он.
- Да, я, - спокойно ответил Гераклов. - A что, разве я не похож на
красно-коричневого подпольщика?
- Откровенно говоря, не похож, - чистосердечно ответил Андрей
Владиславович.
- Я опытный конспиратор, - объяснил Гераклов. - В общем, передайте
товарищам в центр вот это. - Политик протянул радисту листок бумаги и
покинул рубку.
Oтрадин развернул записку - она была совсем короткой: "Все идет как
задумано. Ждите новых сообщений".
Едва Андрюша включил передающее устройство и настроился на
миллиметровые волны, как в дверь постучали.
- Входите! - крикнул радист. В помещение вошел штурман Лукич.
- Пулкведим невиенс неракста! - чеканно произнес штурман, поглаживая
свою знаменитую бороду.
- И вы.. и вы... тоже?.. - пролепетал радист.
- Так точно! - кратко ответил Лукич, вручил Отрадину ученическую
тетрадку и, круто повернувшись на каблуках, покинул радиорубку.
Тетрадка была чуть ли не вся исписана мелким почерком и содержала
подробный отчет, временами переходящий в донос, обо всем, что происходило на
судне. Лирические отступления на тему теории и практики государственных
переворотов явно не столько предназначались для очередного радиопослания,
сколько претендовали на место в будущем Полном собрании сочинений.
Oтрадин вздохнул и принялся передавать в эфир оба послания. Этот
процесс затянулся далеко за полночь, что и не удивительно - за просто так
никто миллион обещать не станет.
x x x
A мотористка Степановна, надевшая лучшее из своих платьев, напрасно
ждала возлюбленного на палубе под капитанским мостиком.
Постепенно мысли об Отрадине плавно перетекли в воспоминания о прошлом
- и совсем недавнем, и более далеком. И Степановна сама не заметила, как
заснула. И приснились ей удивительные события, происходившие с ней то ли в
реальности, то ли в мечтах, несколько лет тому назад.
СОН СТЕПАНОВНЫ
Удивительная история, приснившаяся Степановне, началась в 1990 году -
в довольно сложный и запутанный момент новейшей истории, когда на авансцену
политической жизни общесоюзного пространства в целом и Кислоярского района в
частности, выдвинулось такое вооруженное формирование, как OМOН - отряд
милиции особого назначения. Использование ОМОНа в своих целях политическими
организациями, активно выступавшими против регионального суверенитета (о
независимой Кислоярской Республике речь в то время даже и не шла) стало
причиной весьма противоречивого к нему отношения в различных слоях общества
- одни жители бойцов ОМОНа проклинали, а другие превозносили, видя в них
единственных защитников от "кровожадных демократов" и "лиц сибирской
национальности", или "желтых", как их называли в народе. Этих "желтых" в
Кислоярске проживало человек двадцать, и они самым нахальным образом хотели
иметь свою национальную школу и исповедовать религию предков в лице
собственного шамана. Больше, собственно, никаких неудобств они местным
жителям не создавали, но и этого было достаточно, чтобы некоторые кислоярцы
их, мягко говоря, недолюбливали.
К "некоторым" принадлежала и скромная женщина Степановна - усердная
читательница газеты "Правда" и постоянная участница митингов
Интернационального фронта трудящихся Кислоярска. Надо сказать, что в то
время значительная часть общества переживала период всеобщей влюбленности
(медовый месяц): многие "интер-тетеньки" были неравнодушны к товарищу
Разбойникову, занимавшему в то время крупный партийный пост, а женщины
интеллектуального склада ума - к предводителю демократов либерального толка
Кириллу Аркадьевичу Яйцыну. И все из числа первых - независимо от возраста
и пола - были влюблены в пламенные стихи пролетарского поэта Феликса Алина,
публиковавшиеся в красной прессе и регулярно звучавшие на митингах.
A вот избранником сердца Степановны стал боец ОМОНа по имени Мстислав.
Началось это после того, как в Кислоярск прибыла съемочная группа "600
секунд" и сняла сюжет об ОМОНе и, в частности, о Мстиславе. По мотивам этого
нашумевшего сюжета поэт Феликс Алин даже сочинил бессмертные строчки:
Я так надеюсь, что ОМОН
Устроит в Кислоярске шмон.
Пусть знают все наш грозный норов -
Дерзай, Мстислав! Снимай, Невзоров!
И если любовь товарищей Степановны к товарищу Разбойникову и к стихам
товарища Алина носила преимущественно платонический характер, то сама
Степановна - простая советская женщина, за долгие годы тяжелого труда
обделенная высокой и светлой любовью - воспылала к Мстиславу плотской
страстью, поздней и безнадежной, и оттого еще более пылкой. Однако мечта
Степановны оказалось неосуществимой - и даже не из-за солидной разницы в
возрасте, а потому что Мстислав, как объяснили Степановне его товарищи по
отряду, был абсолютно равнодушен к женщинам. Нет, Мстислав отнюдь не являлся
гомосексуалистом - он был зоофилом и истинное удовлетворение получал лишь
при любовном контакте с животными, предпочитая собак.
Узнав такое о предмете своей любви, Степановна не охладела к Мстиславу,
напротив - ее страсть еще более усилилась. Встречая на улице собаку, она
завидовала ей, что та, в отличие от нее, имеет шанс быть вместе с
Мстиславом. Часто в мечтах Степановна представляла себя собакой в объятиях
Мстислава, такие же сцены виделись ей и во сне. И вот однажды утром,
проснувшись после одного из таких сладостных снов, Степановна со смешанным
чувством ужаса и радости увидела, что превратилась в огромную черную собаку
породы водолаз. Одевшись так, чтобы ее новое обличье не было заметно, и
закутав лицо платком, Степановна вышла из дома...
Как раз в эти дни (начало января 1991 года) отряд доблестных омоновцев
по заданию Разбойникова совершил захват Кислоярского Дома печати, после чего
редакции большинства газет в знак протеста покинули здание. В огромной
трехэтажной коробке остались лишь удобные властям издания - "Красная
Панорама", "Блудни" и "Советская юность" (будущая "Кислоярские вести -
сегодня"). Именно тогда товарищ Разбойников произнес свою историческую
фразу, адресованную господину Яйцыну и в его лице - всем сторонникам
демократии: "Всем вам, суки, висеть на одном суку!". Чтобы подчеркнуть свой
успех, омоновцы водрузили на крыше Дома печати красное знамя и постоянно
несли возле него почетный караул - дабы кому-нибудь не пришло в голову
надругаться над священным символом. Одним из регулярно дежуривших у знамени
был Мстислав, и как раз накануне своего удивительного превращения Степановна
видела его по местному телевидению стоящим на загаженной голубями крыше Дома
Печати.
Попасть в Дом Печати Степановне оказалось вовсе не так уж сложно -
достаточно было сказать, что она хочет встретиться с редактором газеты
"Красная Панорама" товарищем Швондером и через посредство этого
замечательного издания поведать всему миру о том, как ее, простую советскую
женщину, притесняют соседи-тунгусы. Поднявшись на самый верх и оставив
одежду в одном из полузаброшенных чердачных помещений, Степановна взобралась
на крышу, где у знамени как раз дежурил Мстислав. Тот явно был рад появлению
огромной черной собаки, которая к тому же сразу стала к нему ласкаться,
норовя лизнуть прямо в губы. Вполне естественно, что доблестный омоновец
захотел и большего. К его немалому удивлению, этого ему удалось добиться
очень легко и даже не прибегая к насилию, как обычно бывало с другими
собаками. Его четвероногая любовница не только не оказала сопротивления, но
даже сама помогала зубами расстегнуть брюки. В тот день они долго и страстно
любили друг друга под развевающимся на зимнем ветру алым стягом.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг