стражу варягов? За что ж этот Светорад, которого нам велено признавать нашим
воеводою, послал сюда меня, старшего десятника варяжской дружины.
- Да разве ты не знаешь, что ты здесь зауряд, и если бы наш десятник
Звенислав был жив...
- А за что его убил Всеслав? - спросил молодой воин.
- За что? - подхватил Якун. - А за то, за что бы я убил не одного, а
сотню десятников, да и самому Вышате-то шею бы свернул. У Всеслава отняли
невесту.
- Э, так вот что! - сказал старый воин, - Куда ж ее, сердечную,
засадили? В Берестово, что ль?
- Нет, говорят, что она здесь.
- А Всеслав-то куда девался?
- Кто его знает: или спрятался где-нибудь в лесу, или ушел к печенегам,
а может статься, и к нам в Поморье - ведь такому удалому витязю везде будут
рады. Мне сказывал Вышата, что его было схватили и руки связали назад...
- Так как же он вырвался? - прервал молодой воин.
- В том-то и дело: и он и два воина, которые его вели, сгинули да
пропали. Видно, плохо был связан. А что он один с двумя справился, так это
не диво: такой молодчина, как он, и четверых уберет.
- Доброго здоровья, храбрые витязи! - сказал Тороп, входя в избу.
- А, Торопка Голован! - закричали воины. - Милости просим!
- Садись, брат, - сказал старый воин, - да выпей-ка с нами
ковшик-другой бражки.
- Благодарствуем, господин Лют! - отвечал Тороп, принимаясь за ковш. -
Пожалуй, выпьем, у меня ж от ходьбы совсем в горле пересохло.
- Откуда ты идешь? - спросил Якун.
- Я был в лесу, на Почайне.
- На Почайне? Не повстречался ли ты там с Фрелафом?
- Как же! Мы встретились с ним близ Олеговой могилы; и кабы не я, так
пришлось бы ему с товарищами прошататься дня два даром в лесу. Их послали
ловить Всеслава, а он уже, чай, теперь на Дону. Я еще третьего дня видел,
как он проскакал по дороге к Белой Веже.
- В самом деле? - вскричал Якун. - Ну, от сердца отлегло! Жаль было бы,
если б такой молодец умер на плахе.
- Пришлось бы умирать! - подхватил старый воин. - Я слышал, что
государь великий князь больно изволил разгневаться, и когда ему сказали, что
Всеслав ушел, то чуть в сердцах не поколотил самого Вышату. Э, да как легок
на помине! - продолжал седой воин, поглядев в окно. - Посмотрите-ка, никак,
это он на своем сивом коне сюда тащится.
- Точно он! - сказал Тороп. - Да только не тащится, а, кажись, рысью
бежит... какой рысью - вскачь!.. Эх, как он свою сивку-бурку по бокам-то
хлещет!.. Видно, спешное дело, коли его милость изволит так гарцевать в
чистом поле!.. Вот и подъехал... О, да каким молодцем соскочил с коня!..
Смотри, пожалуй, как будто бы лет двадцать с плеч свалилось... Ну недаром же
это!
- Добрые вести, молодцы! - вскричал Вышата, входя в избу. - Добрые
вести!
- Что, что такое? - спросил Якун, который один не встал с своего места,
когда ключник вошел. - Уж не война ли с греками?
- За что нам с ними воевать?
- Так не прибавили ли жалованья варяжской дружине? Давно бы пора!
- Полно, брат Якун, будет с вас и того, что дают. Ведь каждый варяг
получает из великокняжеской казны...
- Да, только это впятеро против нашего брата киевского ратника, -
прервал седой старик.
- Нет, молодцы, - продолжал Вышата, - не о том речь. Мы уговорили
великого князя показаться народу. Сегодня он выедет поохотиться на Лыбедь и,
может быть, заедет сюда. А, Тороп, ты здесь?
- Как же, боярин! - отвечал Тороп, поклонясь в пояс.
- Что это тебе вздумалось?
- Да соскучился, батюшка: давно не видел вашей милости.
- Спасибо, брат! - сказал Вышата, устремив проницательный взгляд на
Торопа. - А мне бы и в голову не пришло, что ты меня так любишь. Пойдем, что
ль, со мной в княжеские чертоги: не худо посмотреть, все ли в порядке. А
вам, молодцы, не надобно ли чего-нибудь? Что это, да вы, никак, тянете
простую брагу?
- Да уж почти всю и вытянули, - сказал молодой воин.
- Постойте, детушки, - я вам пришлю меду крепкого да флягу доброго
вина. Сегодня надо всем веселиться: наше красное солнышко опять взошло.
- А мы его вспрыснем, дедушка, - прервал Якун, - присылай только скорей
винца; да смотри, не греческого: что в нем - вода водою.
- Хорошо, хорошо, ребята, пришлю! Чур, только не забывать поговорку:
"Пей, да дело разумей!" Если великий князь сюда пожалует, а вы примете его
лежа...
- Лежа! - повторил седой воин. - Да что мы, бабы, что ль?.. Нет,
господин ключник! Не знаю, как варяги, а мы, русины, хмелю не боимся.
- Про тебя кто и говорит, Лют, - прервал с улыбкою Вышата, - ты выпьешь
целую сорокоушу вина, а пройдешь по жердочке. Пойдем, Тороп!
Вышата, приказав одному из слуг, которые вышли встретить его за
воротами, прибрать своего сивого коня, пролез вместе с Торопом узенькою
калиткою на широкий двор или, лучше сказать, луг, посреди которого
возвышались огромные деревянные чертоги княжеские, срубленные из толстых
Дубовых бревен. С первого взгляда их можно было почесть за беспорядочную
кучу больших изб, наставленных одна на другую и соединенных меж собой
дощатыми сенями и переходами, похожими на старинные церковные паперти.
Главное строение, или собственно дворец, занимаемый великим князем, был
основан на каменных сводах, в коих помещались подвалы и погреба, и состоял
из обширного равностороннего здания, над которым возвышалось другое,
одинаковой с ними формы, но гораздо менее; над этим вторым ярусом надстроен
был еще третий, с соблюдением постепенного уменьшения в размере, и все
здание оканчивалось небольшою четырехугольною вышкою, с крутою и
остроконечною кровлею. С правой стороны, посредством крытого перехода,
соединялся с этим главным корпусом двухэтажный терем знаменитой Рогнеды.
Злополучная участь этой дочери Рогвольда, бывшей некогда невестою
несчастного Ярополка; ее совершенное сиротство; ужасный брак, заключенный с
нею Владимиром на окровавленных трупах отца и братьев, - все возбуждало к
ней сострадание киевлян, и выразительное прозвание Гореславы, данное ей
современниками, доказывает, что эта прекрасная княжна Полоцкая была
предметом всеобщего сожаления.
С левой стороны к главному зданию примыкала одноэтажная длинная связь,
разделенная на множество отдельных светелок; она украшалась также
несколькими теремами и широкими помостами. На них выходили иногда красные
девушки подышать свежим весенним воздухом, попеть заунывные песенки и
поглядеть, хотя издалека, на Киев, от которого отделяли их и высокие стены,
и непреклонная воля того, чьи желания были законом для всех и кто сам не
признавал над собой никакого закона. Позади дворца, перед обширным огородом,
засаженным тенистыми деревьями, тянулся целый ряд высоких изб и клетей: в
них жили прислужницы, помещались поварни, бани и другие принадлежности двора
великокняжеского.
Взойдя по широкому наружному крыльцу с тяжелым навесом, который
поддерживали деревянные столбы, похожие своею формою на нынешние кегли или
шахматы, Вышата и Тороп вошли в просторный и светлый покой. Посреди его
стояли длинные дубовые столы, а кругом скамьи, покрытые звериными кожами.
Стальные латы с золотою и серебряною насечкою; кольчуги, дощатые брони из
железных пластин, скрепленных кольцами; кожаные, с большими металлическими
бляхами, нагрудники, называемые зерцалами; остроконечные шеломы, круглые
щиты, мечи, широкие засапожники с красивыми рукоятками; богатая конская
сбруя, бердыши, кистени, рогатины, легкие копья, называемые сулицами; тулы и
колчаны со стрелами, развешанные хотя не трофеями, но с некоторым вкусом,
украшали голые стены этой гридницы великокняжеской. По углам стояли на
полках: кубки, братины, турьи, то есть воловьи, рога, обделанные серебром,
чары, кружки и другая столовая посуда; большая часть ее была из простых
металлов, ибо золото и серебро, украшавшее впоследствии с таким избытком
роскошные пиры великих князей Московских, было еще редко в нашем отечестве и
почти везде, исключая одной Византии, этом средоточии всемирной торговли
тогдашнего времени. Вышата, отдав несколько приказаний окружавшим его
служителям, спросил с веселым видом Торопа, давно ли он выучился лгать?
- Как так? - сказал Тороп, взглянув с удивлением на ключника. - В чем
же я солгал перед твоею милостью?
- Передо мною ни в чем; да я повстречался с Фрелафом. Как же ты сказал
ему, что идешь в село Предиславино по моему приказу?
- Виноват, боярин: я не знал, как от него отделаться, - ведь он тащил
меня к городскому вирнику!
- Вот что! - прервал Вышата простодушным голосом. - Так видно, когда он
брал тебя в проводники, ты также, чтоб от него отвязаться, сказал, что он
будет понапрасну искать Всеслава и что этот разбойник третьего дня проскакал
мимо тебя по дороге к Белой Веже.
- Нет, господин Вышата, это истинная правда.
- Гм, гм! - промычал ключник, поглаживая свою длинную бороду. - Эх,
Торопушка, - промолвил он после минутного молчания, - его ли ты, полно,
видел?
- Помилуй, боярин, да разве я не знаю Всеслава. - Ведь это тот, что был
княжеским отроком?
- Да, Торопушка, тот самый. Говорят, что он был с вашею братьею,
простыми людьми, очень ласков и приветлив; чай, и ты любил его?
- Кто?.. Я, боярин?
- Да, ты.
"Ого, - подумал сказочник, - вот он до чего добирается! Ну, Торопушка,
держи ухо востро!"
- Как бы сказать твоей милости, - продолжал он вслух, - не любить мне
его не за что и добром-то нечем вспомянуть: я от него сродясь и одного
рубанца* не видывал. Ономнясь, в Усладов день, я до самой полуночи потешал
ваших молодцов, он также слушал мои сказки; а как заговорили другие, что
надобно сложиться да дать мне за труды ногаты по две с брата, так он и тягу.
Я и тогда еще подумал: красив ты, молодец, и дороден, а не слыхать тебе моих
песенок. Не знаю также, приветлив ли он был с нашею братьею, а я не только
не слыхал от него ласкового слова, да и голоса-то его не знаю. И то сказать,
мы за этим не гоняемся: кто богат да тороват, наши песни слушает да казны
своей не жалеет, тот до нас и ласков; а кто ласков, того и любим.
______________
* Рубанец, или резак, - самая мелкая монета тогдашнего времени.
- Хорошо, хорошо! - прервал Вышата. - Скажи-ка мне теперь, когда
третьего дня он проскакал мимо тебя, не в замету ли тебе было, на каком
коне?
- На каком коне?.. Постой, боярин, дай припомнить... Да... да... точно
так: на борзом вороном коне.
- Без всяких примет?
- Нет, кажется, с белой на лбу отметиною!
- Ну, так и есть: это Сокол, любимый его конь.
- Подлинно сокол! Как Всеслав поравнялся со мною, так он взвился кверху
ни дать ни взять, как птица.
- Эко диво, подумаешь! - сказал Вышата, смотря пристально на Торопа. -
По твоим словам, он точно уехал на Соколе, а на самом-то деле его вороной
конь остался дома, и слуга Всеслава показал в допросе, что господин его дней
шесть и в конюшню-то не входил.
- Так что ж, боярин? Разве в Киеве только и вороных коней что этот
Сокол? Были бы только деньги, а за конями дело не станет.
- И то правда! Ты говоришь, что он проскакал по дороге к Белой Веже:
так поэтому вы повстречались по ту сторону Днепра?
- Да, боярин.
- По ту сторону Днепра? - повторил Вышата. - Ну, диковинка! Чай, и ты
знаешь, что теперь по всему Днепру нигде нет броду: дело весеннее; так как
же это он перебрался на ту сторону? Ведь на переправе-то стоит бессменная
стража.
- Видно, как-нибудь просмотрели, боярин.
- Видно, что так. Экие зеваки, подумаешь! Коли ты, Торопушка, не только
узнал Всеслава в лицо, да и на коне-то белую отметину рассмотрел, так,
вестимо, что повстречался с ним не ночью, не в сумерки, а среди бела дня.
- Да, боярин: вот этак перед солнечным закатом.
- То-то и есть. Как же они, проклятые, стоят на том, что он не
проезжал?
- Э, знаешь ли что, боярин? Не переехал ли он через Днепр в челноке?
Ведь коня-то он мог добыть на той уж стороне.
- А что ты думаешь? И впрямь.
- Точно, боярин! Когда я шел после по берегу Днепра, то недалеко от
устья Чертории, заметил пустой челнок, который прибило течением к песчаной
косе. "Видно, как ни есть отвязался, - подумал я, - и, чай, хозяин-то его
теперь ищет, ищет!"
- Ну, Торопушка, исполать тебе: какой ты зоркий, все видишь. Видно, в
самом деле Всеслав ушел; да только если он бежал к печенегам, так скоро нам
в руки попадется: по этой дороге разосланы везде гонцы, небось не уйдет! Вот
кабы он спрятался здесь в лесу, за Почайною, так его бы во все лето не
поймали. Говорят, в этом лесу есть такие непроходимые дебри, что и приступу
к ним нет. Вчера мне рассказывал один дровосек, что в самой средине леса
есть какая-то гора: по одну ее сторону глубокий овраг, а по другую -
непроходимое болото; что на этой горе видны развалины древнего капища и что
это место, которое слывет в народе Чертовым Городищем, больно нечисто.
- И я слыхал об этом, боярин, - прервал Тороп.
- Тот же дровосек, - прервал Вышата, не слушая Торопа и смотря на него
пристально, - рассказывал мне, что в тот самый день, когда разбойник Всеслав
убил Звенислава и пропал без вести с двумя воинами, которые его вели, он
забрел ненароком в это захолустье и видел издалека, что по Чертову Городищу
расхаживают двое леших: один превысокий, а другой росту небольшого и в
овчинной шапке - вот точно такой, как у тебя. Я было сначала поверил этому
дровосеку, да овчинная шапка меня с толку сбила. Зачем лешему ходить в
шапке? Как ты думаешь, Торопушка, - промолвил Вышата, - полно, леших ли он
видел?
- У страха глаза велики, боярин! Чай, этот дровосек как спохватился,
что зашел не в доброе место, так ему со страстей и пеньки-то все стали
казаться лешими.
- И то не диво; да дело не о том. Ты кстати пришел, Торопушка. Знаешь
ли что? Ведь матушка Буслаевна о тебе истосковалась, ты давно к ней не
заходил. Вот прошлый раз, как ты забавлял сказками Рогнединых девушек...
- Не одними сказками, ваша милость, - прервал с некоторою гордостью
Тороп, - мы и песенку спеть умеем.
- Знаю, Торопушка, знаю! Ты на все горазд! Потешь уж сегодня Буслаевну.
она старуха добрая. Эй, послушай, - продолжал Вышата, подозвав к себе одного
из слуг, - отведи этого детину в красный терем. Буслаевна уж теперь живет не
там, где прежде... - промолвил ключник, обращаясь снова к Торопу. - Иль
нет!.. Ступайте-ка лучше на поварню. Ты, чай, проголодался, любезный. Как
пообедаешь да выпьешь красоули две медку, так и рассказывать-то будет
веселее; а ты у меня смотри, угощай его хорошенько! Ну, прощай покамест!
Ступай, ребята!
- Счастливо оставаться, боярин! - сказал Тороп, выходя вон из гридницы
вместе с служителем, который, так же как и все его товарищи, был уж в
преклонных годах и очень некрасив собою.
Вышата, оставшись один с толпою служителей, прошел несколько раз молча
взад и вперед по гриднице; потом сел на скамью и, обращаясь к одному из
слуг, которого можно было назвать олицетворенным совершенством человеческого
безобразия, сказал:
- Эй ты, красавец, поди-ка сюда!
Служитель, отделясь от толпы, подошел к Вышате.
- Кой прах, - продолжал он, смотря на него с невольным отвращением, -
пора бы, кажется, мне к тебе приглядеться; каждый день вижу, а все не могу
привыкнуть. Ну, брат Садко, никак уж ты чересчур дурен.
И подлинно, уродливый Торопка Голован показался при этом служителе
идеалом красоты. Представьте себе на двух кривых ногах, из которых одна была
короче другой, не туловище, но два остроконечные горба, а над ними широкое,
раздавленное лицо, с одной стороны смугло-желтое, с другой - ярко-багрового
цвета; узкий плешивый лоб, широкий отвислый подбородок, козлиную, почти
красную бороду; рот до ушей, уши почти до плеч; один глаз кривой, другой
косой, и нос, который, расширяясь к концу, походил на огромную грушу.
- И то сказать, - продолжал Вышата, - нам здесь красавцев не надобно;
да ты же парень сметливый, досужий и, говорят, терпеть не можешь красных
девушек.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг