взглядом, - я здесь каждый день буду тебя дожидаться.
Всеслав хотел остановить своего коня, но девушка махнула ему рукою и
скрылась в лесу.
Более получаса ехал он, погруженный в какое-то бездейственное забвение;
ни что не возмущало души его, - все прошедшее изгладилось из его памяти; он
был так счастлив, так спокоен! Как часто, бывало, прискорбная мысль, что он
не знает ни отца своего, ни матери, сокрушала его сердце; но теперь, о,
теперь он забыл о сиротстве своем, - он был счастлив и знал, кого должен
благодарить за это.
Доехав до небольшого протока, который, пробираясь между болот, поросших
высокою и густою осокой, вливался в Почайну, Всеслав пустился вниз по его
течению, к тому месту, где перекинут был через него узенький бревенчатый
мостик - единственная переправа через этот ручей, чьи топкие берега,
усеянные опасными окнами, были не только непроходимы, но даже нередко
гибельны для проезжающих. Когда он стал приближаться к переправе, то увидел
какого-то прохожего, который, завернувшись в верхнее платье темного цвета,
сидел на пеньках у самого въезда на мостик.
- Эй, любезный, - вскричал Всеслав, - посторонись! Прохожий поднял
голову и, взглянув пристально на Вес-слава, сказал:
- Не торопись, молодец: тише едешь, дальше будешь!
- Посторонись! - повторил Всеслав. - Я запоздал и спешу в Киев.
- Дело, дело, молодец! - продолжал незнакомый, не трогаясь с места. -
Ступай скорей, а не то господин твой, великий князь Владимир, разгневается:
ведь он не жалует, чтоб его холопы отлучались из Киева.
- Ты ошибаешься, товарищ, - сказал Всеслав, - я не челядинец
княжеский...
- А ближний его отрок? Знаю. Так что же? Отрок, гридня, челядинец, раб,
как ни называй - по мне, все равно. И ясный сокол на привязи не стоит
вольного коршуна.
- Послушай, товарищ, - прервал Всеслав, - я ничем тебя не обидел, - не
обижай и меня, а посторонись и дай мне проехать.
- Я и не думаю обижать тебя, а хотел бы кой о чем с тобой перемолвить.
- Со мной? Мы, кажется, не знаем друг друга, так о чем нам говорить?
- Ты не знаешь меня, да я-то тебя знаю. Послушай, Всеслав, - продолжал
незнакомец вставая, - сойди с коня и отвечай на то, о чем я буду тебя
спрашивать.
Юноша поглядел с удивлением на незнакомца. Его необычайный рост,
грозное чело, дикий взор, исполненный мужества, а более всего - обидный и
повелительный голос заставили Всеслава невольно ухватиться за рукоятку меча.
- Не трудись вынимать свой меч, - сказал хладнокровно незнакомый,
заметив это движение, - еще не время, Всеслав. Быть может, ты скоро обнажишь
его, но только не против меня. Да что ж ты не сходишь с коня? Иль Владимир
приучил тебя, как любимого своего выжлеца [43], рыскать подле его стремени и
повиноваться только его свисту?
- Но кто ты? - спросил Всеслав. - Почему знаешь мое имя, чего от меня
требуешь и кто дал тебе волю мне приказывать?
- Кто дал мне эту волю? - повторил незнакомец с какою-то чудною
усмешкою. - А вот посмотрим, совсем ли ты отвык от имени того, кто не был
твоим господином, а мог тебе приказывать. Слушай, Всеслав: тот, кто дал мне
эту волю, был некогда отцом твоим!
- Моим отцом? - повторил юноша.
- Да!
Всеслав спрыгнул с коня и, схватив за руку незнакомца, вскричал с
живостью:
- Ты знаешь моего отца? Ах, скажи мне!..
- Постой, постой, молодец, отвечай прежде на мои вопросы! Ты круглый
сирота, не правда ли? Не знаешь ни отца, ни матери?.. У тебя нет ни роду, ни
племени?
- Да, я круглый, бесприютный сирота! - сказал с горестью Всеслав. -
Нет, нет, - продолжал он, - я был сиротою, когда не знал еще небесного отца
моего, но теперь...
- Да речь не об этом отце, - прервал с нетерпением незнакомый. - Этих
отцов-то у нас много, да мало они о нас думают. Скажи мне, Всеслав, когда ты
был еще младенцем, то был призрен великою княгинею Ольгою, не правда ли?
- Да, меня воспитала премудрая княгиня Ольга.
- Премудрая!.. Она была премудрою, когда обманула послов древлянских и
отомстила за смерть своего мужа, а не тогда, как поехала в Византию для
того, чтоб пресмыкаться у ног иноземного царя и выплакать себе новую веру.
- Не говори ничего дурного о моей благодетельнице, - сказал с
твердостью Всеслав, - или я не стану отвечать на твои вопросы.
- Добро, добро, дело не о том! На чьих остался ты руках, когда умерла
эта премудрая Ольга?
- Она поручила меня Малуше, матери нашего великого князя Владимира.
- И ты вместе с нею отправился в Новгород?
- Да! Там прошли первые годы моего детства; там возмужал я и узнал
наконец, что у меня нет ни отца, ни матери.
Незнакомец устремил свои сверкающие взоры на юношу.
- Еще один вопрос, - сказал он, - не помнишь ли ты, не слыхал ли от
кого-нибудь, где нашли тебя, когда ты был еще грудным ребенком?
- Со мной об этом никогда не говорили; мне помнится только, что однажды
Малуша, беседуя при мне с воеводой Претичем, промолвилась о каком-то сироте,
найденном в дремучем лесу; но я не знаю, обо мне ли она говорила?
- Итак, нет сомнения, - прошептал вполголоса незнакомец, - это он!
Глаза его заблистали дикой радостью.
- Наконец я нашел тебя! - продолжал он, глядя с восторгом на
удивленного юношу. - Так это ты, последняя отрасль злополучного племени,
единый наследник и славы, и бедствий твоих знаменитых предков.
- Моих знаменитых предков? - повторил с удивлением юноша.
- Всеслав, Всеслав! - продолжал незнакомый голосом, исполненным
уныния. - Было время, и твой древний род, как гордый, осанистый дуб,
красовался пред всею землею Русскою; злодеи посекли его у самого корня, - он
пал, и ветры буйные разметали по свету его изломанные ветви!
- Но кто же я!
- Покамест - слуга и раб Владимира, - сказал с горькою усмешкою
незнакомый. - Слуга и раб!.. - повторил он. - Но погоди, Всеслав: скорее
светлый Дон покатит вспять серебряные струи свои; скорее быстрый Днепр
потечет болотом в землю Угорскую и станут мощного орла называть синицею, чем
величать тебя слугою Владимира, слугою этого презренного рабынича!..
- Перестань! - вскричал Всеслав. - Я не дозволю тебе оскорблять при мне
великого князя. Я не знаю, кто ты, а Владимир вспоил и вскормил меня; он мой
государь и благодетель!
- Правнук Олега - твой государь и благодетель! Безумный, назовешь ли ты
благодетелем своим злодея, который предательски умертвил тебя, позаботился
отправить тризну над твоею могилою?
- Я не понимаю тебя.
- А когда поймешь, то сердце твое обольется кровью. Но не здесь я
должен открыть тебе эту тайну; не мне принять твои клятвы, не мне
благословить тебя на великий подвиг, Всеслав, ты знаешь крутой берег Днепра,
именуемый местом Угорским?
- Там, где развалины христианского храма?
- Да! - отвечал, нахмурив брови, незнакомый. - И теперь еще эти
презренные христиане сбираются по ночам на его развалинах.
- Ты напрасно обижаешь этих благочестивых людей, - сказал Всеслав. - Не
должно порицать того, чего мы не знаем.
- Ого! Так ты за них заступаешься? - прервал незнакомый. - Ну, чуяло
мое сердце!.. Да неужели этот полоумный старик, у которого ты сегодня провел
все утро, успел уже соблазнить тебя? Да нет: ты молодец - не может статься!
И захочешь ли ты из удалого витязя превратиться в слабую жену; вместо крови
врагов твоих лить слезы и каяться, как малое дитя, в твоих житейских
прегрешениях? Нет, нет! Не медовые речи старика, а разве голубые глаза его
дочери очаровали твой разум. И если это так, то, по мне, все равно: люби
дочь и, чтоб угодить отцу, поклоняйся вместе с ним, кому ты хочешь; помни,
что ты рожден не для того, чтоб плакать и каяться. Послушай: когда ты
желаешь знать, кто были твои родители, то приходи сегодня, в полночь, один,
на место Угорское: я стану дожидаться. Мы будем только двое, и если от слов
моих не закипит кровь в твоих жилах; если душа твоя не вспыхнет местью; если
ты, как малодушный христианин, заговоришь о милосердии и прощении, - то
найдется третий, и горе тебе, Всеслав, когда не благословение, а проклятие
его раздастся и грянет над твоею головою. Прощай!
Сказав эти слова, незнакомец перешел через мост, и, поворотив в
сторону, исчез среди густого леса.
Давно уже затихло все кругом; замолк отдаленный шорох, и встревоженные
птицы уселись снова на древесных ветвях, а Всеслав все еще стоял на прежнем
месте и смотрел в ту сторону, где скрылся этот таинственный незнакомец. Как
в сильную бурю, бесчисленное множество горных ключей, сливаясь в один
ревущий, ничем не преодолимый поток, наводняют мирную долину, так точно
тысяча новых мыслей, новых незнакомых ощущений нахлынули, ворвались и
поглотили всю душу несчастного юноши. Давно ли она, чуждая всех житейских
помыслов, свободно отделялась от земли, а теперь снова закипели в ней
страсти, Слова незнакомца пробудили в душе юноши дремавшие доселе чувства
гордости и честолюбия. Всеслав - не безызвестный сирота, не подкидыш, а
последняя отрасль древнего рода, единый наследник знаменитого имени. Но кто
были его предки?.. Какой должен свершить он подвиг? Кто этот незнакомец, не
скрывающий своей ненависти к Владимиру? Кто этот третий, о коем намекал этот
таинственный муж? Кому и в чем он должен был клясться?.. Всеслав терялся в
своих догадках... Презрение, с коим говорил незнакомец об Алексее, сравнение
христианина с малодушною женою и малым ребенком, возмутило также
пробужденное самолюбие юноши. Ах, свет, едва проникший в его душу, начинал
уже слабеть и меркнуть! Один образ Надежды, как ангел-хранитель, стоял еще
меж им и тьмою, которая стремилась снова завладеть своею добычею.
Переехав через мост, Всеслав дал волю коню своему и через полчаса, не
встретив никого, достиг до конца леса. Он возвращался прежнею дорогою, но
все уже приняло другой вид: при солнечном восходе, подернутые утренним
туманом, луга походили на обширные озера; теперь они во всей красе своей
расстилались изумрудными коврами до самой подошвы высоких гор киевских.
Отлогие берега Почайны усеяны были стадами; народ кипел в предместиях, и
шумные толпы горожан, перегоняя одна другую, рассыпались по городскому
Подолу; все спешили праздновать в чистом поле и под открытым небом день,
посвященный Усладу - славянскому божеству веселий и пиров.
Когда Всеслав стал подъезжать к предместию, то повстречался с дворцовым
ключником Вышатою, с которым мы познакомим в двух словах наших читателей.
Этот Вышата был из числа тех сановников, которых Владимир презирал, но
держал близ себя, как людей, нужных для его забав и увеселений. Вышата,
кроме почетного звания дворцового ключника, имел еще другие занятия. Мы не
скажем теперь о них ни слова, тем более что в продолжение этой повести сами
читатели отгадают, в чем состояла главная должность этого хитрого и
бездушного царедворца.
Если б Всеслав имел понятие о баснословии древних греков, то, вероятно,
принял бы толстого ключника за весельчака Силена [44]. Небольшая, похожая на
осла, сивая лошаденка, на которой он ехал, изнемогая под тяжкою своею ношею,
похлопывала печально ушами и с трудом переставляла ноги; у седельной луки
была привязана огромная фляга; в одной руке он держал поводья, а в другой
предлинную хворостину, которая разгуливала беспрестанно по тощим бокам
борзого коня его. Всеслав хотел, не останавливаясь, проехать мимо, но Вышата
загородил ему дорогу и закричал охриплым голосом:
- О, гой ты еси, удалой молодец, постой, погоди, дай слово вымолвить!
- Здравствуй, Вышата! - сказал Всеслав, стараясь проехать мимо.
- Да погоди, говорят тебе, - продолжал ключник, - ставь поперек дороги.
Куда торопишься? Если к товарищам, так еще успеешь. Я было подбивал их
отпраздновать Усладов день за городом, да спесивы больно - не хотят якшаться
с горожанами. Простен на этот раз взялся угощать вас всех, а я отпустил ему
из княжеского погреба медов всяких да винца фляги две.
- Прощай же! - прервал Всеслав. - Я не хочу, чтоб товарищи меня
дожидались.
- Да ведь настоящая-то пирушка будет вечером. Они прогуляют всю ночь,
да и ты успеешь досыта навеселиться. Потешайся сколько хочешь до полуночи.
- До полуночи? - повторил Всеслав с невольным содроганием.
- Ну да! Иль забыл, где ты должен быть в полночь?
- А разве ты знаешь, где я буду в полночь? - вскричал с ужасом Всеслав.
- Что ты, молодец? - сказал Вышата, поглядев с удивлением на юношу. -
Это диво, что я знаю, когда твоя очередь стоять на страже.
- На страже? Где?
- Вестимо где! У дверей княжеской гридницы. Хорош ты, брат. Ай да
гуляка: забыл свою очередь!
- Да, да, вспомнил! - прервал Всеслав. - Но я никак не могу... Я
попрошу кого-нибудь из моих товарищей.
- А что? Тебе, молодец, видно, некогда? - подхватил с улыбкою
ключник. - То-то же! Ох ты смиренник!.. Да полно, брат, прикидываться-то
красною девушкою - знаем мы вас? И что ж за беда, чего таиться? Быль молодцу
не укора! А вряд ли, Всеслав, ты отделаешься к полуночи: очередь твою
кто-нибудь справит, да товарищи не отпустят. Помнишь, в прошлом году, как
стали выбирать, кому на вашем пиру представлять Услада, так без тебя дело не
обошлось. Тогда тебя выбрали и теперь выберут.
- А если я не хочу этого?
- Что ты, молодец! Да разве не ведаешь, что тот, кто отказывается от
этой чести, оскорбляет не одного, а всех богов. Вот я знаю, что меня не
выберут, так не хочу и пировать с моими дворцовыми товарищами; погляжу
лучше, как станут здесь на лугах веселиться горожане да посадские; а меж тем
и дочек их повысмотрю. Что, брат Всеслав, - продолжал ключник, понизив голос
и покачивая печально головою, - плохо дело!..
- А что? - спросил с беспокойством юноша. - Разве наш великий князь?..
- Что день, то хуже! Ума не приложим! Эка притча какая!.. Не то здоров,
не то болен. Сидит все, повесив голову, молчит и на свет белый не смотрит:
ну словно в воду опущенный; все ему не по нраву. Вот хоть я, чего уже не
делаю, чтоб поразвеселить его, нашего батюшку, - ничто не в угоду; а уж
трудов-то моих сколько!..
- Да, - прервал Всеслав, не будучи в силах скрывать долее своего
отвращения, - что и говорить! И труды-то твои такие почетные! Диво только,
что у тебя до сих пор голова цела, а плечам-то порядком, чай, достается.
Ключник нахмурил брови; румяные его щеки побелели от досады; он хотел
что-то сказать, но Всеслав пустился вскачь по дороге и выехал в предместие.
- Ах ты молокосос! - вскричал Вышата, когда уверился, что княжеский
отрок не может уже слышать слов его. - Смотри, пожалуй!.. Видишь какой
прыткий!.. Добро ты, разбойник!.. Разве только не заведешься никогда
невестою, а то узнаешь, каково обижать княжеского ключника Вышату. Э, да он
говорил, что сегодня в полночь... Ну, так и есть!.. Чему быть, кроме
свидания с какой ни есть красавицей!.. Постой же, вот мы тебя соследим,
полуночник! И если твой сердечный дружок не отправится на житье в
Предиславино, так пусть я захлебнусь первым глотком меда, который стану пить
на твоей свадьбе!
II
После ясного дня наступил тихий вечер, и солнце закатилось, когда в
одной из многочисленных пристроек дворца княжеского, в просторном и светлом
тереме, собрались вокруг накрытого стола человек тридцать ратных людей:
отроков, гридней, сокольничих и других ближних слуг Владимировых. В переднем
конце стола оставлено было почетное место для того, кто должен был
представлять Услада: по левую его сторону величался, развалясь на скамье,
наш старый знакомый Фрелаф; по правую сидел Простен. Весь стол был покрыт
яствами; янтарный мед шипел в высоких кубках и выливался белою пеною через
края глубоких братин; но пирующие сидели и стояли молча, не принимались за
роскошную трапезу, и на всех лицах изображалось нетерпеливое ожидание.
- Что за диковина? - сказал наконец Простен. - Да что он, сквозь землю,
что ль, провалился? Вот уж солнышко село, а его все нет как нет.
- Да и Стемид еще не приходил, - сказал один молодой сокольничий.
- В самом деле, - прервал Фрелаф, привставая и окинув взглядом все
общество, - его точно нет. Я думал, что он сидит вон там, на конце стола. А
слыхали ли вы, братцы, поговорку, - продолжал он, выправляясь и разглаживая
свои усы, - "семеро одного не ждут", а нас человек тридцать; так, кажется,
нам можно и двух не дожидаться.
- Ага, заговорил и ты, Фрелаф! - сказал Остромир, один из десятников
великокняжеской дружины. - А я уж думал, что у тебя язык отнялся: ведь ты
помолчать не любишь.
- Да что, братец, хоть кого зло возьмет. Чем мы хуже этого Всеслава?..
Мальчишка, ус еще не пробился, а ломается как будто невесть кто! Изволь его
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг