покойницею?
- Ах, почтенный Антоний! - сказал Двойник, - я не буду спорить о
возможности таких явлений, но, впрочем, как неудачно выбран пример, сами
предлагаемый!
- Почему неудачно? Я сам читал эту книгу; она находится в моей
библиотеке, и, если прикажете, я тотчас нам ее принесу.
- Верю, верю, любезный друг? книга эта и мне известна; я даже могу
рассказать вам, чем кончилось самое происшествие, а именно: доктор ваш лет
пятнадцать сряду утверждал, что жена ему является, и многие в том не
сомневались, - как вдруг совесть его стала мучить, и он признался, что все
рассказы его и книга, им напечатанная, не что иное, как одна выдумка.
- Неужели? - вскричал я с удивлением.
- Точно так. Доктор и теперь живет в Лейпциге, но лишился уважения
публики и, верно, жалеет о прежних своих рассказах.
- Помилуйте! какую же он в том находил пользу?
- Для меня довольно понятно, как он был до того доведен. Сначала, может
быть, для шутки или чтоб чем-нибудь отличиться, рассказывал он свои
чудесные приключения. Чем менее ему верили, тем более он утверждал, что
говорит правду; наконец, чтоб не прослыть лжецом, решился даже напечатать
о том книгу, полагая, что тогда никто в справедливости сомневаться не
станет.
- Поэтому если б доктор не вздумал чрез несколько лет раскаяться в
своей лжи, то многие остались бы в твердом уверении, что докторша
действительно являлась ему после смерти?
- Без сомнения. Я уверен, что многие чудесные происшествия этого рода
оканчивались бы таким же вздором, если б выдумавший оные был столько
совестен, как ваш доктор.
- Согласитесь однако, что случается много таких происшествий, в которых
сомневаться никак нельзя. Мне пришел теперь на мысль анекдот, и я вам
перескажу его. В одной знатной шведской фамилии хранится перстень, который
я сам видел у графа Ст **, бывшего в конце прошедшего столетия посланником
в Париже. Это большой изумруд, изображающий голову Юпитера и
принадлежащий, без сомнения, к величайшим редкостям, дошедшим до нас от
римлян. Граф рассказывал мне сле дующее странное происшествие, в котором
перстень этот играл значительную роль, Мать графа имела поместье в
окрестностях Вены и часто посещала столицу, где много у ней было знакомых
и родных. Однажды приехала она туда поздно ввечеру и - не помню, по какой
причине - не остановилась в занимаемом ею обыкновенно доме, а
расположилась в одном известном трактире. Графиня очень устала от дороги и
потому, замкнув дверь, легла спать. Лишь только она уснула, как вдруг
пробуждена была страшным шумом, как будто происходившим под полом. Она при
поднялась и постели и сквозь кисейную занавеску, при свете ночника,
увидела, что какой-то предмет, которого ясно разглядеть не могла, медленно
выходит из-под полу! Предмет этот поднимался выше, выше - и потом начал
подходить к кровати... Не успела она еще придумать, что ей делать, как
занавесь вдруг раздернулась- и пред глаза графики предстала женщина
высокого роста, бледная как смерть и закутанная в белой окровавленной
простыне!.. В первую минуту она чрезвычайно испугалась. Собравшись,
однако, с духом, подумала, что ей пригрезился страшный сои. Она протирала
себе глаза, но тщетно: привидение стояло пред нею неподвижно! Графиня была
женщина твердого духа и чистой совести и потому, перекрестясь, спросила:
- Чего ты от меня требуешь? Если могу тебе быть полезною, говори; если
же нет, исчезни и оставь меня в покое!
- Обещайся исполнить мою просьбу, - отвечало привидение громко и
внятно, хотя губы его не шевелились.
- Обещаюсь, - сказала графиня, - если просьба твоя не заключает в себе
ничего, противного святой вере и законам.
- Так выслушай меня. В жизни я была законная жена трактирщика, хозяина
этого дома. Изверг возненавидел меня и решился убить. Сегодня ровно минуло
три года, как, зазвав меня в эту самую комнату в глубокую полночь, он
запер дверь и из-под кровати вытащил большой топор, заранее им
приготовленный...
Сначала я думала, что он меня только стращает, и со слезами упала к его
ногам. Но он безжалостно разрубил мне голову... Потом завернул тело мое в
простыню и зарыл под полом. На другой день он объявил, что не знает, куда
я делась; плакал, сулил большие деньги тому, кто меня отыщет, и, таким
образом обманув всех, остался нена казанным. Никто не подозревает его в
убийстве, а кости мои до сих пор остаются непохороненными!
- Требую от тебя, - продолжал мертвец, бросив грозный взгляд на
графиню, внимавшую ему с ужасом, - требую, чтобы завтра же ты съездила к
министру и настояла, чтобы отрыли мои кости и предали их земле.
- Охотно исполню твое желание, - отвечала графиня. - Но скажи сама,
можно ли это сделать? Чем докажу я справедливость жалобы моей на твоего
мужа? Положим даже, что меня послушают, и вследствие того здесь под полом
действительно найдут человеческие кости, твой муж тогда скажет, что он не
знает, по какому случаю они тут очутились.
- Объяви, что я сама тебе о том рассказала, - продолжало привидение.
- Хорошо; но кто мне поверит, и не сочтут ли слов моих бредом?
Мертвец призадумался.
- Твоя правда, - сказал он по некотором молчании.-- Я тебя, однако,
научу, что сделать должно, чтобы тебе поверили. Изумрудный перстень твой
известен всем здесь в городе; министр сам видел его несколько дней тому
назад. Кинь его ко мне в голову, и завтра, когда отроют кости, он
находится будет в моем черепе.
При сих словах мертвец стал на колени, сбросил с себя простыню и
положил раздвоенную голову на постель.
Графиня вздрогнула... однако, перекрестившись, снова ободрилась, сняла
с пальца перстень, бросила его в раздвоенную голову мертвеца и слышала,
как он зазвенел, ударясь об кость...
- Благодарствую, - сказало, вставая, привидение и исчезло сквозь пол.
Графиня, проснувшись на другое утро, все происшествие это сочла за
странную грезу. Увидев, однако, что перстня нет на руке, она так живо
вспомнила все подробности страшного видения, что не могла сомневаться в
справедливости оного. Немедленно поехала она к мини стру, объяснила все
дело и настояла, чтоб подняли пол в той комнате, где она исчезала.
Действительно найдены были там человеческие кости и остатки полуистлевшей
простыни, на которой видны еще были следы запекшейся крови.
Трактирщик нагло уверял, что ему не известно, чьи это кости. Но когда
графиня, по обещанию, данному мертвецу, обвинила его в убийстве, рассказав
в подробности все ею виденное, и когда в разрубленном черепе нашли
изумрудный перстень, то он побледнел, упал к ее ногам и признался в своем
преступлении. Кости в тот же день были погребены па кладбище, а трактирщик
вскоре потом получил должное наказание.
- Анекдот, вами рассказанный, - возразил Двойник, - довольно занимателен,
и меня немного подирал мороз по коже, когда описывали вы, как мертвец
раздвоенную голову свою подносил графине и как перстень зазвенел, ударясь
о пустой череп...
Удивляюсь мужеству графини, ибо редкий мужчина мог бы сохранить при
этом хладнокровие; но позвольте предложить вам маленькое сомнение. Анекдот
ваш имеет большое сходство с повестью о двух друзьях, о которых говорит
Цицерон; помните ли вы ее?
- Не совсем, - отвечал я.
- И я не очень помню подробностей, - продолжал Двойник, - но вот,
кажется, как дело происходило: Цицерон рассказывает, что двое аркадян
путешествовали вместе и, прибыв в Мегару, остановились в разных домах.
Ночью один из них увидел во сне, что товарищ его убедительно просит
прийти к нему на помощь, потому что хозяин трактира, в котором он
остановился, намерен его зарезать. Видевший сон пробудился; но, считая
явление это обыкновенным сном, не встал с постели и вскоре опять заснул.
Товарищ его снова ему является, заклиная его со слезами как можно
поспешить к нему.
- Хозяин уже приближается ко мне с большим ножом, - говорил он ему. -
Если ты не поспеешь, то будет поздно!
Путешественник вторично просыпается, но никак не может решиться
поверить сну и опять засыпает. Наконец друг его является ему в третий раз
и упрекает его в медленности.
- Теперь уже поздно, - говорит он.
- Я зарезан и зарыт в таком-то месте.
Постарайся по крайней мере, чтобы убийца мои не остался ненаказанным и
чтобы над телом моим совершены были должные обряды.
Путешественник на другой день идет отыскивать друга своего, находит
убитого в означенном месте и изоб личает трактирщика в убийстве.
Не согласитесь ли вы со мною, что есть некоторое сходство между этими
двумя историями? - продолжал Двойник - Что до меня касается, то мне
кажется, что происшествие с графинею Ст ** не что иное, как подражание
Цицерону, раскрашенное, преувеличенное и приноровленное к новейшему вкусу.
- В вашей воле верить или не верить, - отвечал я. - Справок забирать
теперь невозможно, ибо ни Цицерона, ни графини нет на свете; но я могу
представить вам другой анекдот, который, кажется, менее подвергнуть можно
сомнению. К известной английской фамилии Турбот, незадолго еще пред сим,
принадлежал один молодой человек, который имел друга, любимого им
страстно. Оба они вели жизнь развратную, ничему не верили и часто шутили
над смертию, полагая в безумном своем кощунстве, что человек не имеет
бессмертной души, и что одни слабоумные могут страшиться будущей жизни!
Однажды, сидя за полною чашею пунша, они опять начали разговор об этом
предмете и, воспаленные спиртовы ми парами, дали друг другу клятву в том,
что первый из них, который умрет, непременно явится другому, буде, против
чаяния, после смерти удостоверится, что душа его бессмертна. Мысль эта
столько показалась им забавною, что они шутя написали собственною кровию
своею клятву, каждый на особом листе; потом разменялись листами и
условились, что как скоро оставшийся в живых возьмет в руки полученное им
от умершего друга обязательство, то сей последний непременно должен ему
явиться.
Чрез несколько лет после того друг Турбота умер. Турбот сожалел о
кончине его, .но совсем забыл о клятвенном обещании. Прошли еще несколько
лет, - как я один день Турбот пошел к себе в библиотеку, чтоб отыскать
книгу, в которой имел нужду. Он отворил шкаф и нечаянно положил руку па
исписанный кровию друга его лист, остававшийся столь долгое время в
забвении. Вдруг слышит он голос, зовущий его по имени... Он оглянулся и
увидел покойника, стоящего за ним! Тут вспомнил он о взаимной клятве и
содрогнулся... Друг сказал ему:
- Турбот! доколе не протекло еще время невозвратно, - покайся,
исправься! Я познал, что душа бессмерт на; познал, что есть возмездие
делам нашим в той жизни:
тяжки настоящие мои страдания, но я заслужил их. Покайся, Турбот!
доколе время не протекло невозвратно... Вот что оставляю тебе в знак
прежней дружбы и в память нашего свидания!
Сказав слова спи, он положил руку на дубовый стол, стоявший пред ним, и
исчез. Турбот подошел к столу и с ужасом увидел, что толстая дубовая доска
прогорела насквозь!., Следы пяти пальцев несчастного друга его ясно были
видны. Турбот после сего явления совершенно переменил образ жизни своей,
обратился к вере и чрез несколько времени скончался с чувствованиями и
надеждами истинного христианина. Стол и доныне хранится в его семействе.
- Рассказанное вами происшествие весьма нравоучительно, - сказал
Двойник, - и я очень далек от того, чтоб отвергать его возможность.
Милосердый создатель наш, с нежностию отца пекущийся о человеке, бесчис
ленными и различными путями ведет его ко благу. Я твердо уверен, что
допускаются им иногда таковые явления для предостережения заблужденных.
Однако я убежден и в том, что из тысячи таковых анекдотов,
рассказываемых и печатаемых, может быть найдется не более одного
справедливого. Заметьте, что почти все они один на другой похожи;
происшествие с Турботом имеет разительное сходство с явлением, о котором
повествует Штиллинг в сочинении своем "Феерия духов". И там является
мертвец, увещевает и предостерегает знакомых, и, наконец, взяв в руку
книгу, прожигает ее пальцами насквозь.
- Скажите мне, пожалуйте, какого вы мнения об этой "феерии духов"?-
спросил я у Двойника. - Я давно о ней слышал, но до сего времени она не
попадалась мне в руки.
- Штиллинг, - отвечал Двойник, - был человек, достойный уважения по
добрым качествам и пламенной ревности к распространению полезных и
назидательных .истин. В сочинениях его, кои все стремятся к одной цели, вы
найдете весьма много хорошего: но и он, как и многие другие, не во всем
соблюдал меру; и потому-то иногда, особливо в "Феории духов", вместо
страха, который думает произвесть в читателях, возбуждает совсем другое
чувство... Он рассказывает, например, что в известном учебном заведении в
Брауншсейге, называемом Саrolinum, за несколько лет пред сим умер один
профессор. Спустя немного времени после смерти его некоторые ученики
заметили, что он по-прежнему прохаживается по спальным их комнатам в
колпаке и халате. Они об этом донесли начальникам, из которых один, тоже
профессор, никак нe хотел тому верить. Однажды он вошел в спальню учеников
и, в гордом неверии своем, отважился громко просить покойника, чтобы он и
ему явился. Не успел он договорить приглашения, как действительно предстал
пред него умерший, с строгим видом и грозя ему пальцем!.. Вы можете себе
представить, как испугался наш профессор! но послушайте далее- Ночью вдруг
кто-то будит профессора; он открывает глаза и видит пред собою умершего!
Покойник смотрит на него пристально и сердито.
Наконец профессор решается спросить, чего он хочет? Покойник не
отвечает ни слова, но делает движение губами, как будто курит трубку.
Другого ответа он добиться никак не мог. В следующую ночь то же явление,
те же вопросы и то же непонятное движение губами.
Профессор в отчаянии напрягает ум свой, и наконец ему приходит
счастливая мысль спросить у покойника:
не за тем ли он является, что, может быть, его беспокоят долги, при
жизни им не заплаченные? Покойник головою делает утвердительный знак, но
про должает шевелить губами.
- Не забыл ли ты заплатить за курительный табак?, Покойник повторяет
тот же знак. На другой день забирается справка, и действительно находят,
что усопший остался должным одному купцу два талера и несколько грошей за
курительный табак. Кто опишет радость нашего профессора, коему наскучили
ночные явления! Он опешит заплатить два талера и ввечеру ложится спать в
сладкой надежде, что уже ничто не потревожит его. Но не тут-то было! В
полночь опять является неугомонный покойник, но так, что его не весьма
ясно различить можно. Привидение сне, казалось, не так уже было плотно,
как в прежние разы, и в некоторых местах было даже прозрачно. Оно
продолжает делать знаки и движения, так, однако же, не ясно, что бедный
профессор никак разобрать их не может. Он догадывается, что это должны
быть еще какие-нибудь долги; но какие? вот до чего добиться трудно. По
долгом старании ему наконец удается разобрать, что знаки покойника имеют
сходство с движением, какое делают, показывая на стене китайские тени и
продергивая разрисованные стекла сквозь волшебный фонарь. Он опять
забирает справку и узнает. что покойник, за несколько дней пред кончиною,
взял у одного приятеля два такого рода стекла, которых, однако, не успел
возвратить ему при жизни.
Профессор отыскал стекла, отдал их настоящему хозяину, и с того времени
привидение перестало являться... Но чему вы смеетесь, почтенный Антоний?
- Я воображаю себе, - отвечал я, - какая бы в России сделалась
суматоха, если б у нас вошло в моду, чтобы люди, не заплатившие долгов
своих, являлись после смерти и делали знаки!
- Надобно надеяться, что этого никогда нe будет, - сказал Двойник. - Но
обратимся опять к Штиллингу. В той же "Феерии духов" вы найдете следующее
рассуждение, довольно любопытное и оригинальное. Упоминая о привидении,
которое будто бы в некоторых знатней ших германских домах является всегда
перед кончиною одного из членов фамилии и которое в целой Германии
известно под именем Белой женщины (die weipe Frau), Штиллинг входит в
ученые исследования, кто такая была при жизни эта Белая женщина? Ему
достоверным ка жется, что Белая женщина - не графиня Орламинде, как
обыкновенно полагают, но баронесса фон Лихтенштейн, из древней и
знаменитой фамилии фон Розенберг, жившая в половине пятнадцатого столетия.
Рассказав множество анекдотов об известном этом привидении, которое, по
словам его, является во многих замках Богемии, также в Берлине, Бадене и
Дармштадте, он упоминает о том, что покойница при жизни была католического
исповедания, и, наконец, заключает таким образом:
"Вероятно, Белая женщина после смерти переменила закон свой; иначе она
бы не показывала такого благорасположения к лютеранским фамилиям". Вообще
Штиллинг, кажется, не очень жалует католиков. В той же книге он повествует
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг