что эта мысль не была уже так невозможна и невыносима. Может быть, потому,
что я был слаб и матушка-природа начала уже готовить меня к дальнему
путешествию. Но теперь... Теперь я был вполне здоров, и мысль о смерти была
абсурдной.
О, как отлично расправляются с убеждениями наши инстинкты и страхи!
Нет, они не бросаются на них в лихую кавалерийскую атаку. В открытом бою
убеждения непобедимы. Нет, они грызут их исподтишка, без устали, со всех
сторон, и вот уже убеждения начинают шататься, подергиваться. И вот их уже и
нет. И обнаруживаешь, что становится так легко дышать. Ура, да здравствует
свобода! Долой оковы убеждении!
Профессор Ламонт негодяй? Ну, зачем же так грубо, негибко? Разумеется,
работа его - не образец гражданского самопожертвования, но не так она уж,
если разбираться, и предосудительна. Ведь кто может быть клиентом и
заказчиком его гангстерских друзей? Те же мафиози, сводящие друг с другом
счеты. Порядочный человек далек от этого мира. А раз так, и Ламонт лишь
помогает одним гангстерам ликвидировать других, то не так уж страшна его
работа. И моя, стало быть, тоже. Как говорит Ламонт, количество зла в мире
не меняется. Я даже смогу гордиться ею. И когда мне будет семьдесят лет, и я
буду сидеть в своем патриаршем кресле, и у ног моих устроятся полукольцом
внуки и правнуки, я разглажу свою седую бороду и скажу:
- А сегодня я расскажу вам, как лично придумал страшную казнь для
Кривого Джо...
И внуки и правнуки будут смотреть на меня, и в широко раскрытых
глазенках будет мерцать восхищение. А знаете, какой у нас дедушка, какой он
герой, что он делал? Он убил известного бандита Кривого Джо! Весь мир боялся
Кривого Джо, а дедушка один расправился с ним.
Я вздохнул и открыл глаза. У циника на потолке откуда-то появились
руки. Похоже, что он аплодировал. Мне. За собственную расправу с Кривым Джо.
За сто тысяч в год. За Одри Ламонт.
Хватит! Теперь я был действительно зол. Хватит этих штучек, этих
бесконечных рефлексий, этих непристойных полетов фантазии! Имей хоть
мужество сказать себе "да" или "нет". Не опутывая их сопливой иронией,
иронией над иронией и так далее, пока "да" не начинает казаться "нет", а
"нет" - "да".
Да, да, да. Я не хочу умирать. Я боюсь. Я очень боюсь. Завтра утром я
скажу профессору "да". А там будет видно...
Я, наверное, задремал, потому что передо мной вдруг очутилась чья-то
очень знакомая спина. Спина потянула за собой в поле моего зрения
гофрированную поверхность озера, лодку, влажный шорох расчесываемых носом
лодки камышей. Расчесываемых на пробор.
- Послушай, - говорит спина голосом Айвэна Бермана, - ты не знаешь,
почему это мы становимся все тяжелее, на весах уже шкалы не хватает, а на
самом деле легче?
Я не сумел ему ответить. Во-первых, я не понимал, о чем он говорит. А
во-вторых, я уже спал.
***
Когда я проснулся, мне показалось, что еще очень рано, но часы на моей
руке показывали четверть девятого. Я спал, как младенец. Ничто так не
способствует крепкому сну, как нечистая совесть.
Я встал, потянулся, ткнул несколько раз ладонями в пол и постучал в
дверь. Я даже не пытался ее открыть. Оуэн был тут как тут. Интересно, он
спит когда-нибудь?
- Вы проснулись? - спросил он.
- Да, коллега, - громко и даже нахально сказал я.
Удивительно, как предательство своих идеалов придает человеку
нахальства. Он хмыкнул. Наверное, его слух резануло слово "коллега".
- Сейчас я принесу вам что-нибудь поесть.
Минут через пять он щелкнул ключом, открыл дверь и протянул мне поднос,
накрытый салфеткой. Удар ногой снизу, на мгновение он потеряет ориентировку,
я успею вытащить у него из кармана пистолет...
Но он смотрел на меня очень внимательно, очень настороженно и очень
неприязненно. Не успел бы я напрячь мышцы ноги, как он бы уже отпрыгнул от
меня.
- Спасибо, - сказал я и взял поднос. Он вышел и запер дверь.
Яичница с беконом, масло, джем, кофе. Спасибо, профессор, спасибо,
коллега Оуэн.
Я позавтракал с аппетитом и стал поджидать Ламонта. Он не заставил себя
ждать. Он явился ровно в девять со старомодной пунктуальностью. Хорошо ли я
спал, позавтракал ли я? Горячие слезы сыновней благодарности навернулись у
меня на глазах.
- Вы думали над моим предложением, дорогой мой Рондол? - спросил
профессор.
- Да.
- И?
- Я согласен, - сказал я.
Ламонт бросил на меня вопрошающий взгляд. Может быть, бедняжка даже был
разочарован моим быстрым согласием. Может быть, мне нужно было
сопротивляться. Есть ведь, если я не ошибаюсь, хищники, которые ни за что не
станут жрать падаль.
- Ну, слава всевышнему, что он надоумил вас. Только не надо горечи,
Рондол, не казните себя. Будьте мудрее.
- О, я мудр, профессор, - пожал я плечами. - Я, пожалуй, даже чересчур
мудр на мой вкус.
- Ничего, - улыбнулся Ламонт своей бело-розовой улыбкой. - Это пройдет.
А теперь решим с вами практические вопросы. Жить - по крайней мере, первые
несколько месяцев, пока вы сделаете первые сценарии - вам придется здесь.
Это и мера определенной предосторожности, и необходимость постоянной
помощи... Вы понимаете?
- Вполне.
- Значит, нужно перевезти сюда ваши вещи. Составьте список, что нужно
взять, дайте его и ключи Оуэну, Ему все равно нужно в Шервуд. Вас устраивает
эта комната?
Ну, слава богу, я смогу остаться со своими друзьями - носатым стариком
без затылка и аплодирующим полутора руками циником. Я поднял взгляд. Носатый
старик смотрел па меня благодарно, а циник исчез. Вчера только я явственно
видел его, а сейчас он спрятался в паутине трещинок. Циник сделал свое
дело - циник может уйти.
- А сейчас вы можете побриться. Я попросил Оуэна принести свою бритву.
Позже, если вы не возражаете, он проведет вас ко мне.
Я сделал все, что мне было сказано. О, этот сладкий отказ от
ответственности, восторг капитуляции, спокойствие подчинения. Побриться?
Слушаюсь. Идти за Оуэном? Слушаюсь.
Оуэн провел меня в одноэтажное небольшое здание, стоявшее метрах в
тридцати от большого дома. Того, в котором я был. В одном-то Ламонт,
безусловно, был точен: стены, которые окружали участок, были высоки, и
поверху была натянута проволока. Тихая, скромная обитель бедного служителя
науки.
Профессор встал из-за массивного письменного стола. Почти такого же,
что я видел в его городской квартире. И так же, как там, в комнате было
полно кожи. Кресла, бювар, портсигар, книги. Лишь невысокая панель у стены
тускло мерцала матовым металлом, маленькими экранами, похожими на переносные
телевизоры.
- Вы составили список своих вещей?
- Да, - сказал я.
- Оуэн, дорогой, вы сможете сделать это маленькое одолжение мистеру
Рондолу? - спросил Ламонт.
Что значит воспитание. Наверное, он был самым воспитанным бандитом в
стране. А может быть, и во всем мире.
- Давайте список, - буркнул Оуэн.
- Кстати, - сказал профессор, - теперь, я думаю, можно вас представить
друг другу. Мистер Рондол будет работать с нами, поэтому...
- Мы уже знакомы, - вежливо улыбнулся я. - Со вчерашнего утра. Оуэна
представил его пистолет.
Оуэн улыбнулся, но неприязнь в глазах оставалась. Да и Ламонт пожал
плечами явно неодобрительно. Почему мафия не любит шуток?
- Мистер Рондол, позвольте представить вам Оуэна Бонафонте. Оуэн, это
Язон Рондол.
Бонафонте. Красивая фамилия. Он смотрел на меня внимательно,
настороженно, ожидая, должно быть, чтобы, я первый протянул руку. Боясь,
должно быть, что, если он первый протянет ее, я могу не подать ему руки.
Нет, право же, он не был похож на убийцу. Без пистолета и без трупа Джонаса
в смешной детской пижамке. Что ж, я протяну ему руку, решил я. Он пожал мне
руку, и рука его была сильной и уверенной. Что-то в нем все-таки было. У
него даже хватило ума не пробормотать при представлении "очень приятно".
- И еще одно, дорогой Рондол. Насколько я знаю, у вас есть контора и
даже секретарша. Вы хотите сохранить их? Я бы предпочел, чтобы вы их
сохранили. Со временем, я уверен, вы сможете совмещать свое адвокатское
призвание с работой у нас.
Расстаться с Гизелой? С толстой Гизелой, каждое утро, не успевающей
накраситься дома? Господи, какой далекой вдруг показалась мне и моя милая
маленькая контора, и блондинка с жадными глазами, и пистолетные выстрелы
Гизелиной сумки.
- Я, пожалуй, сохраню и то и другое. Смогу я позвонить отсюда?
- Да, конечно. Хотите, напишите записку секретарше, и Оуэн завезет ее
ей...
- Нет, это, пожалуй, может показаться ей подозрительным.
- Возможно, возможно.
Оуэн Бонафонте кивнул и вышел.
- Как вы думаете, кто он по специальности? - спросил Ламонт.
- Вчера утром, когда он направил на меня пистолет, мне показалось, что
он делает это вполне профессионально...
Ламонт рассмеялся и довольно потер свои маленькие чистенькие лапки.
- Я в этом ничего не смыслю, но, наверное, вы не ошиблись. Но он умеет
делать не только это...
- А что же еще? Накидывать на шею удавку?
Профессор покачал головой.
- Экий вы колючий человек; дорогой Рондол, - сказал он. - И
недоброжелательный...
Это был первый выговор, который он мне сделал. Я не должен был
забывать, что я на работе и патрон здесь не я, а он. Человек, который любит
благовоспитанность, мягкость. И быструю безболезненную смерть. По крайней
мере, для тех, кто ему безразличен.
- Бонафонте кончил Местакский университет. Вычислительные машины.
Магистр. Прекрасная голова. Если бы он захотел, он мог бы легко стать
доктором. Но у него другие амбиции...
- Какие же?
- Кто знает, кто знает... У меня, кстати, впечатление, что ему нравится
Одри.
Ага, значит, вдобавок ко всему и это... Ламонт бросил на меня быстрый
взгляд. Чего он хочет, стравить Бонафонте и меня? Держать перед двумя ослами
клок сена, чтобы они быстрее бежали? Не похоже что-то; чтобы этот Оуэн был
ослом и долго довольствовался сеном вприглядку.
- А Одри здесь бывает? - спросил я.
- Я ждал этого вопроса, - хитро улыбнулся Ламонт. - Бывает. Не слишком
часто, но бывает. И я думаю, что вы вскоре сумеете с ней увидеться.
- А она... В курсе дела?
- В курсе чего?
- Ну, вашей, так сказать, специализации?
- Нет. Она ничего не знает. И не должна знать. Я не знаю, потеряю ли я
ее, узнай она обо всем, но я не хочу рисковать. Она - все, что у меня есть в
этом мире. Все, понимаете? Ее мать умерла, когда она была совсем маленькой,
и я вырастил ее. Один. Я был ей и матерью и отцом... Рондол, - воскликнул
он, - вы не представляете, что она значит для меня... Одри... Даже этот
загородный дом я назвал ее именем. Вилла "Одри". Чтобы не расставаться с ней
ни на минуту... - Он вздохнул, помолчал и медленно добавил: - - Мне
неприятно вам угрожать, но если бы я узнал, что кто-то сказал или даже
намекнул моей девочке, как я зарабатываю деньги, этот человек умер бы в тот
же день... Вы понимаете меня?
- Вполне, профессор. Вы, как всегда, умеете очень точно передать свою
мысль.
Ламонт пристально взглянул на меня, решая, наверное, рассердиться или
нет. Он рассмеялся.
- Ну что ж, спасибо за комплимент. А сейчас я хотел бы, чтобы вы сразу
занялись делом. Вот вам папочка, изучите все, что в ней находится. Заказчик
желает, чтобы человек, о котором идет речь, получил шесть-восемь лет. Или,
разумеется, полную переделку, выбери он ее. Когда у вас появятся
какие-нибудь идеи, не стесняйтесь, приходите сюда ко мне, и мы обсудим их.
Я положил папку на стол. Обыкновенная темно-серая пластиковая папка.
Довольно толстенькая. Мне не хотелось пока читать ее.
Теперь, когда мне предстояло устраиваться здесь надолго, я еще раз
оглядел комнату. Она была довольно большой, светлой. Кровать, стол, диван,
кресло, лампа, шкаф - что еще человеку нужно? Одна дверь вела в ванную
комнату, другая - на лестницу. Она была незаперта, потому что я только
поднялся сюда и сам закрыл за собой дверь. А до степени сознательности,
когда запирают сами себя, я еще не дошел. Хотя, похоже, скоро дойду.
В комнате было жарко. Я потянулся было к кондиционеру, но вдруг захотел
распахнуть окно. Раз дверь незаперта, вряд ли окно все еще подключено к
какой-нибудь системе тревоги. Я осторожно открыл его. Ничего. Все тихо. Ни
звонков, ни топота ног, ни криков. Но насчет подключения они все-таки не
соврали. На обеих створках рамы я заметил маленькие контактики. И даже на
форточке.
Я посмотрел на телефон. Боже, сколько, наверное, у него отводов... И в
уши столь образованного Оуэна Бонафонте, и в машины, которые умеют
использовать чужой голос. А может быть, меня на ночь даже будут просить
проглотить микрофончик-другой?
Я стоял у раскрытого окна. Октябрь брал свое. Было холодно. Резкий
ветер подхватывал с земли прелые листья и кружил над пожухлой травой.
Недавно прошел дождик, и листья были влажными и почти не шуршали.
Тишина. Глубокая осенняя тишина. Негородская тишина, от которой на
сердце у горожанина становится и грустно, и тревожно. Особенно когда
горожанин за высокими стенами с проволокой, по которой пропущен ток.
Я закрыл окно и взял папку. О, ирония судьбы. Сколько раз я держал в
руках похожие папки, в которых описывались чужие преступления, и думал о
том, как выгородить того, кто это преступление совершил. И за это мне
платили деньги. Теперь я должен прочесть о человеке, который ничего не
совершил, и думать о том, как его утопить. И за это мне тоже платят. Какое
развитое у нас общество и сколь многообразны его потребности! Я вздохнул и
раскрыл папку. На первом листке было написано:
"Джон Кополла. Сорок четыре года. Шервуд, Местак-Хиллз, восемь.
Женат, двое детей.
Жена Аннабелла Ли, урожденная Грюнвальд, сорок лет, не работает.
Дети: Питер, двадцать лет, студент Местакского университета, изучает
историю.
Дочь Джанет, одиннадцать лет, учится в школе Джозефа Гаруссара.
Дом. Куплен восемь лет назад за пятьдесят тысяч НД. Выплачена уже
примерно треть стоимости. Сейчас дом стоит что-нибудь около
шестидесяти-шестидесяти пяти тысяч. Внизу гостиная и кухня. Наверху три
комнаты. Спальни Кополлы, его жены и дочери. Ранее спальню жены - среднюю -
занимал сын Питер, а супруги имели общую спальню.
Профессия Джона Кополлы. Банковский служащий. Заведующий отделом
краткосрочных кредитов в Местакском банке.
Доходы. Двадцать семь тысяч НД в год. Только оклад. Накопления Кополлы
вложены главным образом в акции шервудских атомных станций. Приблизительная
стоимость акций в настоящее время двадцать пять - тридцать тысяч НД.
Характеристика как работника. Педантичен, трудолюбив, исполнителен.
Подозрителен.
Характеристика как человека. Педантичен, лоялен по отношению к друзьям,
хороший семьянин. Суховат.
Привычки. Почти не пьет. Любит длительные прогулки. Гуляет
преимущественно по вечерам. Читает мало. По телевидению смотрит только
спортивные передачи.
Друзья. Патрик Бракен, начальник следственного отдела шервудской
полиции. Учились вместе в школе. Видятся довольно часто.
Франсиско Кельвин, заведующий отделом планирования того же банка, где
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг