которые накатывались на него волнами: теплота руки уродца с двумя глазами,
ее упругость. Рука урода потянула его руку, и мускулы ее напряглись,
потянули связки, связки потянули кости. Все новые мышцы вовлекались в
движение, все требовали внимания, для всех нужно было установить порядок.
Сигналы бомбардировали его сознание и складывались в ощущение объемного
тела. Он просто-напросто не мог справиться с таким потоком невероятной
информации, не успевал ее рассортировать, оценить и принять решение по
каждому сигналу. Он вынужден был сдаться - он просто прекратил прием
сигналов. И тогда - еще одно чудо - тело начало двигаться, ноги перекинулись
через край контейнера, уперлись в пол. Боковые руки ухватились за ложе,
средняя рука, которую держал урод, потянула туловище, он встал.
Он стоял, слегка покачиваясь, оглушенный, подавленный, взволнованный,
возбужденный, не в состоянии до конца осознать, что с ним случилось. Ему
было одновременно весело и страшно, и он крепко держался за руку двуглазого
урода, потому что ему казалось: только его ладонь удерживала его в этом
невозможном мире, не давала всплыть наверх в привычную, но теперь почему-то
страшную темноту Хранилища.
Он шел, держался за руку двуглазого и думал. Постепенно мысли его
начинали выкарабкиваться из-под груды невозможного и невероятного, что
обрушилось на него. Сначала медленно, неуверенно, каждое мгновение опасаясь
чего-то непоправимого, они начали растаскивать завалы, наводить хотя бы
относительный порядок в его сознании.
Не надо только держаться за образы и понятия, которые казались ему
незыблемыми. Пусть его сознание станет ровной пустыней с рассыпанными
повсюду осколками старых убеждений. Из них он построит новую реальность.
Итак, то, что казалось им невозможным, оказалось возможным. Мир внизу
действительно существует, каким бы маловероятным они его ни считали там
наверху, в Хранилище. Мудрецы не обманули их. Они действительно создали
новые тела для вертов - одно из них сейчас шагало по туннелю, и с каждым
шагом он обживал это тело, начиная ощущать своим.
Но почему-то не их мудрецы вернули его к прежней жизни, а некое
двуглазое и двурукое существо. Ничего хотя бы отдаленно похожего на него не
было в мозаике его воспоминаний. Еще одна тайна в этом страшном и веселом
круговороте загадок.
Он шел рядом с мудрецом. Пусть мудрец не похож ни на что и ни на кого,
но он явно мудрец. Сказано ведь было: мудрецы создадут новые тела для вертов
и вернут их в новую жизнь. Через каждые несколько шагов он сжимал свою руку.
Он хотел снова и снова ощущать ответное пожатие ладони мудреца. Она, только
она держала его в забытом им мире. Мудрец отвечал, мудрец был добр. Он
должен понимать, что происходило в голове Галинты, на то он и мудрец.
Он шел рядом с добрым мудрецом. Пусть все вокруг было невозможно,
непонятно и непривычно. Рука мудреца вселяла в него спокойствие, хотя для
спокойствия в его голове места было совсем мало.
Потом мудрец привел его куда-то, где он увидел много высоченных
существ. Он сразу вспомнил. Даже не он, а древний страх, который,
оказывается, таился в нем, подсказал: это кирды. Хотелось бежать,
спрятаться, вернуться в покой Хранилища. Но мудрец по-прежнему держал его за
руку. Мудрец не был кирдом, не боялся их, и он, Галинта, не будет бояться.
Не для того же вернул его мудрец в нижний мир, чтобы отдать кирдам.
Пусть кирды смотрели на него зло и недоверчиво, он не будет бояться,
его привел добрый мудрец, и рядом с ним для страха места не было. Мудрец
словно окружил его защитным куполом.
Они сидели, и теперь Галинта молил мысленно мудреца, чтобы он не
посылал его обратно в Хранилище. Только что, совсем только что очутился он в
нижнем мире, а покой Хранилища уже казался ему страшной темницей. Теперь,
только теперь он понял, почему так бились и метались в Хранилище духи двух
пришельцев...
Откуда-то издалека приплыло к нему воспоминание.
Все трое его родителей учат его:
- Ты не должен ослушиваться кирдов.
- Почему?
- Если ты рассердишь их, они накажут тебя, лишат пищи, не возьмут
наверх во Временное хранилище.
- Но почему, почему я должен подчиняться им? - настаивал он.
- Они сильные, - испуганно шептали родители, - мы зависим от них.
Никогда ни с кем не обсуждай их.
Потом, когда он вырос, он узнал, что когда-то, в древние времена,
кирдов не было. Их создали сами верты, чтобы они служили им. Создатели были
горды и радовались: кирды помогали справляться с любой работой.
И чем больше и лучше работали кирды, тем больше гордились их создатели.
- Смотрите, - говорили, - вот мы сидим и смотрим, как трудятся наши
кирды, и нам даже не нужно управлять ими, потому что мы создали и особый
Мозг, чтобы он руководил кирдами.
Были мудрецы, которые качали головами и спрашивали:
- Откуда вы знаете, что то, что вы создали, хорошо?
Создатели только смеялись, полные веселья и гордости. Они смеялись над
дряхлыми мудрецами, которые привыкли к старым обычаям и боялись всего
нового.
- Это новое, - говорили они, насмеявшись, - а нового никогда не нужно
бояться. Новое всегда лучше старого.
Он вспомнил одного из мудрецов. Его звали Эоли. Он был высок, худ, и
глаза его лихорадочно блестели, когда он шел по улицам, поднимая вверх все
три руки и кричал:
- Слепцы! Безумцы! Кто, кто вбил в вас нелепую мысль, что новое всегда
лучше старого?
Верты вздыхали и отворачивались. Старик был дурно воспитан, голос у
него был скрипучий и неприятный для слуха, и то, что он выкрикивал, было
тягостно слушать.
- Бедняга давно уже плохо соображает, - качали многие головами. - Разве
может быть худо то, что хорошо? Разве может быть плохо, что нам служат
кирды? Разве плохо, что они освобождают нас от тяжкой работы? Разве плохо,
что у нас больше теперь времени, чтобы петь танцевать и смотреть на звезды?
- Опомнитесь! - вопил Эоли и махал руками. Руки у него были худые и
грязные, потому что он не позволял, чтобы за ним ухаживали кирды, и все
делал сам. - Опомнитесь стряхните с себя гордыню, верты, вы идете к
пропасти!
Те, мимо кого он брел, смеялись и говорили:
- О чем ты, Эоли? Посмотри на нас, разве мы похожи на тех, кто идет к
пропасти? Мы же поем и веселимся.
- Тем более заслуживаете вы презрения, слепцы!
- Но почему же?
- Вы дважды презренны: вы не только шагаете к пропасти, которая
поглотит вас, - вы делаете это с удовольствием.
- Не смотрите на него, - шептали взрослые маленьким.
- Но почему?
- Он дурно воспитан, у него грязные руки и скрипучий голос, у него
рваная одежда, он мешает нам. Он оскорбляет наше представление о том, каким
должен быть верт.
Эоли уходил, размахивая руками и бормоча под нос темные пророчества. Он
уходил, а другие мудрецы тяжко вздыхали. Им было стыдно своего страха.
- Откуда вы знаете, - спрашивали они, - что кирды и их Мозг не причинят
нам вреда?
- Как вы не понимаете, - снова начали смеяться создатели кирдов, - что
все предусмотрено, что в Мозг вложено главное ограничение: он никогда не
будет делать ничьего, что было бы плохо вертам. Вот это-то ограничение и
снимает все страхи. Не вы мудрецы, не те, кто боится, а мы, создатели
нового. Мы все предусмотрели, и наша мудрость навсегда сделала кирдов
послушными рабами. Почему вы накликаете несчастья, вместо того чтобы петь с
нами и радоваться настоящей мудрости? Что лучше: быть свободным от тяжкого
труда, радоваться жизни и смотреть на звезды или трудиться вечно согбенным,
как Эоли, который не может даже отмыть руки? Люди мы или скоты, рожденные
для упряжки? На что должны смотреть мы: на пыль у наших ног или на небосвод?
Потом, когда Галинта стал еще старше, он спрашивал, но уже только себя,
потому что спрашивать других было опасно: "Как же так? Кирды созданы, чтобы
служить вертам, все знают, что в них вложено главное ограничение, а они все
чаще наказывают вертов, лишают их пищи, а иногда и крова. Все знают что
такое главное ограничение: кирд никогда не будет делать ничего, что было бы
плохо вертам".
Конечно, можно было бы спросить создателей кирдов, тех, кто когда-то
так гордился своими творениями, но их уже давно никто не видел. Кирды
объявили, что создали им все условия, чтобы они спокойно работали над их
дальнейшим усовершенствованием.
Приходилось думать самому. "Наверное, - думал он сначала, - никакого
противоречия нет, оно только кажущееся. Наверное, вертам полезно, чтобы ими
управляли кирды, наверное, им полезно, чтобы их иногда наказывали и лишали
пищи. Ведь все знали про главное ограничение, а его кирды отменить не могли,
оно просто-напросто было встроено в их мозг, стало быть, несовершенны не
кирды, а он сам. Раз ему чудится, что кирды делают своим создателям зло - а
зла они сделать не могут из-за главного ограничения, - значит, он просто
плохо понимает истинную мудрость". А чтобы еще подальше отпугнуть от себя
сомнения, говорил себе: "Ты судишь поверхностно, ты не умеешь проникнуть в
суть вещей. Тем-то мудрецы и отличаются, что они видят дальше и глубже
простых вертов вроде меня".
И все равно ему казалось, что он чего-то не понимает, что никак не
может он разобраться, почему вертам нужно бояться своих слуг. А они боялись.
Этого нельзя было не видеть. Сколько раз наблюдал он, как напрягались верты,
когда рядом проходил кирд, как дергали украдкой за руки малышей, как
шептали:
- Веди себя хорошо, а то попадешь к кирдам...
Они боялись. И если кто-нибудь осмеливался ставить под сомнение пользу
кирдов, вокруг этого верта тут же образовывалась пустота, словно неслышный
взрыв отбрасывал всех от нечестивца.
Это было непонятно, но спросить он не мог никого: это было бы слишком
опасно. Кирды требовали, чтобы верты доносили им обо всех услышанных
сомнениях, поскольку это необходимо для их же пользы.
- Как мы сможем верно служить, - говорили кирды, - если не будем иметь
полной информации о вас? Это же для вашей пользы, для пользы ваших
товарищей, о которых вы сообщите нам. Ведь мы не вред стремимся причинить
вам, вреда мы причинить вам не можем из-за главного ограничения, а лишь
пользу.
Один раз - о, он теперь вспомнил этот день! - он заговорил со своим
лучшим другом о своих сомнениях. Он знал, что этого делать нельзя, все три
родителя не раз шептали ему об этом, когда он был еще маленьким. Но это же
был его лучший друг... Друг кивал, вздыхал, молчал, потом сказал:
- У тебя неразвитый ум, Галинта. Ты видишь лишь поверхность вещей, тебе
не дано проникать в их суть...
"Удивительно, - думал Галинта, - он говорит прямо словами моих мыслей".
А на другой день кирды привели его в башню, в которой находился Мозг кирдов.
Мозг спросил:
- Ты Галинта?
- Я?
- Ты сомневаешься в том, что мы, кирды, верно служим вам?
- Нет, но...
- Я знаю все. Я спросил только для того, чтобы еще раз услышать твои
сомнения.
- Но я...
- Ты не захотел поделиться ими со мной, а ведь я создан лишь для того,
чтобы служить вам, вертам. Ты поступил плохо, Галинта. Мы не против
сомнений. Только приносите их нам. Только мы, кирды, можем развеять их.
"Как странно, - пронеслось в голове Галинты, - я всю жизнь боялся
кирдов, таился от них, прятал в себе все сомнения, всю жизнь помнил
испуганный шепот всех трех родителей: "Они сильные, мы зависим от них.
Никогда ни с кем не обсуждай их". А Мозг кирдов, оказывается, рад, когда с
ним обсуждают сомнения. Зря, оказывается, скрывал я всю жизнь сомнения". Он
почувствовал печаль. Не так, не так прожил он жизнь.
- Да, Мозг, - сказал он, чувствуя огромное облегчение, - у меня были
сомнения, но я скрывал их. Мне трудно было примирить главное ограничение с
тем, что кирды плохо относятся к нам, вертам.
- А ты знаешь, Галинта, что хорошо вертам?
Это был странный вопрос.
- Конечно, - сказал он, все острее чувствуя благодарность Мозгу за то,
что он разговаривает с ним простым, скромным вертом. - Конечно. Нам хорошо,
когда у нас много пищи, кров над головой, когда нас не мучает страх, когда
мы не должны прятать сомнения.
- У тебя неразвитый ум, - сказал Мозг, - ты видишь лишь поверхность
вещей, тебе не дано проникать в их суть...
Так вот откуда слова, сказанные ему накануне другом... И его
собственные слова лишь казались ему собственными.
- Я слышал эти слова.
- Я знаю. Твой друг передал мне ваш разговор и твои сомнения. Ты не
прав, Галинта. Я лучше тебя и лучше всех вертов знаю, что вам хорошо, а что
плохо. Ты говоришь, что хорошо, когда у вас много пищи. Это плохо, Галинта.
Много пищи делает вас ленивыми, кров над головой - малоподвижными,
отсутствие страха остановит ваше развитие, а сомнения уничтожат порядок и
гармонию. Поэтому-то только для вашего блага я иногда лишаю вас пищи, крова.
Я дарую вам страх и изгоняю сомнения. Как видишь, Галинта, именно главное
ограничение руководит мною.
- Но я...
- Не надо, я понимаю тебя. Ты слишком поздно пришел ко мне со своими
сомнениями, тебе не отделаться от них. Ты болен, твой дух изъеден
подозрениями, ты тяжко болен. Но мы, кирды, существуем лишь для вашего
блага. Ты пришел ко мне, и я помогу тебе. Я отправлю твой дух во Временное
хранилище.
- Нет! - крикнул Галинта, холодея от ужаса. - Нет!
- Увы, - коротко сказал Мозг.
- Я не хочу в Хранилище, я изгоню из себя сомнения.
- Все так говорят, но никто даже сам не верит себе.
- Я излечусь, клянусь, у меня не будет сомнений.
- Ты не понимаешь, - сказал Мозг, - сомнения - это отрава. Даже если бы
и удалось изгнать их, в тебе все равно останутся рубцы от них. Верт,
испытавший сомнения, уже никогда не сможет стать хорошим вертом. Он будет
страдать. А от страданий я и хочу тебя избавить.
- Заклинаю тебя...
- Не падай духом, Галинта. Потом, когда появятся новые тела для вас, а
дух твой отдохнет там, наверху, ты вернешься сюда, но уже очищенный от
сомнений, вылеченный.
- Но я не болен! - вскричал Галинта.
- Видишь, - печально молвил Мозг, - ты не просто болен, болезнь твоя
зашла так далеко, что ты даже не ощущаешь ее. Ты должен быть благодарен мне.
Но если ты не хочешь в Хранилище, я могу дать тебе вечное небытие. Я не хочу
насиловать твою волю, это мне запрещает главное ограничение.
Он молчал, потому что сознание его отключилось, он даже не заметил, как
подле него появились два кирда, взяли его за руки. Он пытался вырваться,
бился, но они были недвижимы. Послышалось низкое гудение, и мир вокруг начал
тускнеть и истончаться...
Сначала он был полон гнева и смятения. Потом остались воспоминания о
гневе и смятении. Со временем и они потускнели в призрачной неподвижности
Хранилища.
Все это случилось бесконечно давно, но когда он видел теперь кирдов, он
не хотел отпускать руку двуглазого, он не хотел повторения, он не хотел
отправляться обратно в Хранилище.
12
Утренний Ветер сидел и смотрел на сереющее небо. Его опять томила
печаль. Снова перед ним чернел вход в туннель, и густая тьма его пахла
промозглой сыростью.
В последние дни он почти забыл о черной дыре, она куда-то отступила, не
мешала ему, не терзала дух своей тупой неразгадываемостью. А теперь снова
стояла перед ним, безмерно разрасталась и закрывала все собой. Он пытался
понять, отчего она снова разверзла перед ним черную пасть. Не сама же она
выползла из каких-то печальных уголков его сознания. А если не сама, кто
выдолбил дыру в мире и кто натолкал в нее скорбную, томящую разум тьму?
Он выстроил перед собой целую шеренгу воспоминаний, приказал им не
торопиться и пустил их по одному. Он так и думал. Даже не думал, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг