запечатлено в них, но он не мог найти того, что искал. Ему страстно хотелось
найти тайного дефа. Он передавал результаты исследований пришельца
Шестьдесят восьмому и Двадцать второму, которые кодировали их для встройки в
новые программы. Это был приказ, и он лишь выполнял его. Но они... Что они?
Он так страстно желал найти в них признаки тайных дефов, что почувствовал,
как разогревается его мозг. Но они же здесь! Как мог он пропустить в свой
мозг заведомый вздор! Они здесь, и странный властный кирд, говоривший от
имени Мозга, ни в чем их не подозревает. И если он назовет их дефами, они
могут решить, что сам он деф. Они накинутся на него, сухо и страшно
защелкают откидываемые запоры, с него сорвут голову, жадно чавкнет пресс. А
может быть, их специально позвали сюда, чтобы проверить его. О Создатель
всего сущего, научи, подскажи, как поступить...
- Долго же ты думаешь. Двести семьдесят четвертый. Тебя, наверное,
действительно завербовали не так давно, даже не научили как следует выдавать
себя за благонамеренного кирда, вот ты и прикидываешь, что сказать, как
половчее обмануть посланца Мозга, а стало быть, и сам Мозг. Так, кирд? Лучше
уж признайся сразу, видно хоть будет, что раскаялся. Если ты, конечно,
раскаиваешься.
Двести семьдесят четвертый начал медленно опускаться на колени. Кирды
редко становятся на колени, поэтому делал он это неловко и чуть было не
потерял равновесие. Он покачнулся и протянул руки в мольбе:
- Я не деф!
- Ты деф, ты тайный деф.
- Нет, я...
- Если ты действительно любишь своего Создателя, ты не должен спорить.
- Но я...
- Молчи, кирд. Кто лучше знает: ты, жалкий кирд с маленьким
поврежденным умом, куда проникло предательство, или Мозг, создающий и
управляющий всем миром? Отвечай.
Все смешалось в логических схемах Двести семьдесят четвертого. Мысли,
которые когда-то текли в его мозгу четким потоком, сбились сейчас в кучу,
тяжко ворочались, не в состоянии выбраться из мучительного клубка. Он больше
ничего не знал, ничего не понимал.
- Так кто же лучше знает, ты или Создатель?
Мозг, конечно же. Мозг. Создатель потому и Создатель, что создал всех,
всех знает, всех понимает, всех любит. Он поймет, он простит.
- Создатель знает все.
- Ну, вот видишь, - довольно кивнул посланец Мозга, - вот ты и
признался. - Он посмотрел на Шестьдесят восьмого и Двадцать второго. -
Снимите ему голову и как следует проверьте ее, всю обыщите, все перещупайте,
не оставьте ни одной мыслишки. Поняли?
- Так точно, - сказал Шестьдесят восьмой.
- Так точно, - вторил ему Двадцать второй.
Они не стали ожидать, пока Двести семьдесят четвертый сам начнет
отсоединять свою голову от туловища, как это обычно делают кирды при
переналадке, этот деф ни на что не был сейчас годен, стоит на коленях,
словно у него совсем пусты аккумуляторы, и раскачивается, того гляди, рухнет
на пол, подымай его тогда.
Сухие щелчки откидываемых запоров отсчитывали последние мгновения его
бытия. Оно кончалось. Страх уплотнился в нем, загустел, превратился в ужас.
Надо было вскочить, бежать, спрятаться, но страх обессилил его. Почему-то он
сейчас думал о пришельцах. И не было в нем ненависти к Густову, который
удрал из стенда. Ему почему-то вдруг остро захотелось, чтобы рядом были
остальные двое, Надеждин и Марков. Когда он стоял тогда, растерянный и
нерешительный, он чувствовал, что они жалели его. Странно, что в последние
мгновения бытия он думает не о Создателе, а о пришельцах. Он даже не
заметил, когда сознание его отключилось.
Шестьдесят восьмой и Двадцать второй не разговаривали между собой, они
столько раз проделывали эту операцию, что каждое движение давно уже
приобрело законченность и автоматизм. Один за другим подсоединяли они к
проверочным клеммам головы Двести семьдесят четвертого различные тестеры.
При обычной утренней проверке достаточно одного тестера, который дает или не
дает дневной разрешающий штамп. Но на этот раз приказ требовал полной
проверки, и они не оставляли непроверенной ни одну мысль, ни один образ, ни
одну единицу памяти.
Они работали быстро, не глядя на дисплей, потому что до появления
сигналов на дисплее любая подозрительная информация заставила бы прозвучать
звуковую тревогу. Тестеры были умными машинами с емкой памятью и мгновенно
сравнивали содержимое проверяемых голов со стандартными образцами,
заложенными в них.
Мозг гордился проверочной системой. Когда он создавал ее, он все время
думал о вертах с их жалкими мозгами, каждый из которых всю жизнь барахтался
под тяжким грузом собственных мыслей, собственных воспоминаний, собственных
идей. Это был хаос, и он в конце концов раздавил вертов.
Цивилизация кирдов была несравненно выше. Кирду не нужно было тратить
силы и время на создание и хранение индивидуальных мыслей и образов. Это
удел низших цивилизаций. Кирд пользовался готовой информацией. Общая
информация, которой Мозг наделял каждого из кирдов, лишала их
индивидуальности, а потому и слабости. Они были взаимозаменяемы, и Мозг
гордился ими.
Постоянная смена образцов, их изменение, корректировка были, конечно,
сложной задачей, но Четыреста одиннадцатый, который отвечал за образцы, был
опытным работником.
- Ну, что? - спросил нетерпеливо посланец Мозга.
- Сейчас заканчиваем, - сказал Шестьдесят восьмой. - Пока все
соответствует норме.
- Гм... соответствует? Вы все проверили?
- Так точно, - кивнул Двадцать второй. - Мы закончили, голова чиста.
- Вы можете воссоздать образы его памяти? - спросил посланец Мозга.
Шестьдесят восьмой и Двадцать второй одновременно ответили:
- Да, но расход энергии...
- Вас не спрашивают о расходе энергии. Включите синтезатор образов.
Шестьдесят восьмой взял голову Двести семьдесят четвертого, перенес ее
в небольшую машину, стоявшую в стороне от длинного ряда тестеров, зажал в
фиксаторах. Послышалось еле слышное низкое гудение, и в полутемном пустом
зале проверочного стенда начали возникать фигуры. Вначале вздрогнули,
заплясали короткие цветные всполохи, начали сгущаться, замедлили свой танец,
налились цветом, приобрели окончательную форму. Несколько мгновений они еще
подрагивали, словно никак не могли оправиться от изумления, затем застыли в
машинном спокойствии и тупо двинулись по залу - яркие привидения, электронно
похищенные из электронных мозгов и электронно воссозданные. Они то шли в
медленно молчаливой процессии, неслышно скользя над полом, то замирали,
повинуясь знакам посланца Мозга.
- Быстрее, - приказал он, - это не интересно. Я хочу видеть круглый
стенд.
Образы, извлеченные фантомной машиной из памяти Двести семьдесят
четвертого, испуганно дернулись, помчались стремительной каруселью.
Проносились кирды, и движения их, ускоренные машиной, были забавны, но
никого они не смешили. Ускоренная речь фантомов превратилась в щебет, но
вот, наконец, появились пришельцы.
Мозг уже видел их не раз, но теперь, считанные машиной из памяти Двести
семьдесят четвертого, они казались особенно нелепыми и жалкими.
"Биологическая стадия развития, - отметил он не в первый раз, - почти
животные". Странно было, что ему приходилось обращаться к столь низко
организованным существам за новыми идеями.
Мозг не знал понятия "гордиться" хотя бы потому, что никогда ни с кем
себя не сравнивал. Ему не с кем было себя сравнивать, он был началом и
концом всего сущего, он был творцом своего мира, он был единственной точкой
отсчета. И если он брал нечто у этих двуногих животных, то не потому, что
они были лучше, не потому, что они обладали большей мудростью, чем он, а
наоборот, они были ближе к бессмысленной живой природе, дальше от стройной
логики мира кирдов. И введение их примитивных реакций Мозг считал
вынужденным шагом назад. Да, кирды были совершенны, но они пока еще не были
достойны его сияющего и могучего интеллекта.
Но все равно совет Круса был ценным. Они еще не закончили изучение
пришельцев, еще только малая часть их реакций была проанализирована,
закодирована и встроена в новые программы кирдов, но мир, его мир, уже
сдвинулся с места, усложнился, начал приобретать динамику.
Мозг не испытывал чувства благодарности ни к Крусу, ни тем более к
пришельцам. Он не знал этого чувства. Это была просто новая информация,
такая же, как сведения о силе ветра, о работе энергоцентра, о напряжении
магнитного поля, сфокусированного в луч, который поймал корабль пришельцев,
о количестве кирдов, выполнявших в любой момент его приказы или впавших во
временное небытие.
Конечно, многое еще придется отлаживать, отсекать лишнее. Целый мир -
система необыкновенно сложная, и если даже отдельные кирды иногда дают сбой,
то что говорить о целой цивилизации. Главное, чтобы цивилизация была
саморегулирующейся, чтобы сама ее организация включала в себя нужные
движущие силы.
Мозг сосредоточился на фантомах, создаваемых машиной в полутемном зале
проверочного стенда. Вот открывается дверь, в проеме появляется Двести
семьдесят четвертый. Один из пришельцев стремительно бросается к двери,
нагибает голову и проскакивает под рукой кирда.
- Достаточно, - скомандовал слепок Мозга, фантомы тотчас же исчезли, и
темнота сразу выползла из углов зала.
Они ничего не нашли, хотя перещупали и просмотрели все содержимое
памяти Двести семьдесят четвертого. Все соответствовало стандартам: он не
был дефом. И не доложил сразу о побеге пришельца только из страха. Что ж,
страх - тонкая реакция, они еще не очень хорошо умели ею пользоваться, но
реакция, безусловно, необыкновенно полезная. Страх и любовь. Совсем,
казалось бы, реакция нелепая, которой нет места в мире логики; немудрено,
что он никогда не сумел бы изобрести ее, если бы даже хотел. Нелепая,
нелогичная, но в высшей степени плодотворная. Интересно, как этот кирд,
твердо зная, что никогда не был дефом, что никогда ни один деф не входил с
ним в контакт, уже готов был признаться в обратном? Только ли из-за страха?
Или больше движимый любовью к нему, к своему Мозгу, своему Создателю?
Прекрасное чувство, очень нужное чувство. Обычный кирд, который раньше был
просто четкой машиной, умеющей лишь выполнять приказы, оказывается, теперь
способен на гораздо более изощренные действия. Из-за любви к Создателю он
готов поверить в то, чего не было, увидеть то, что видеть не мог.
Конечно, думал Мозг, здесь таится и опасность, ибо он, Мозг, может
нести на себе бремя целой цивилизации, только получая точную и надежную
информацию. Но преимуществ было явно больше.
Мозг никогда не работал из-за благодарности, он был выше любых чувств,
он даже не рассматривал мысль о том, что любовь кирдов была ему приятна, он
бы тут же отбросил ее как недостойную его интеллекта, он просто отмечал, что
любовь эта сулит большую изощренность его миру, а потому чрезвычайно
полезна.
В конце концов, думал Мозг, цивилизация - это сумма побудительных
мотивов каждого из разумных существ, входящих в нее. Он всегда верил, что
разум всеобъемлющ, что он включает в себя все, что потребно цивилизации. Он
не отказывался от своих убеждений. Он просто пришел к выводу, что интеллект
кирдов оказался слишком слабым для создания подлинного царства логики, мира
строгого, четкого, кристально прозрачного в своей предсказуемости, мира,
противостоящего черному хаосу слепой живой природы. Перед ним - и он это уже
понимал - было два пути. Можно было совершенствовать интеллект кирдов, пока
он не сравняется с его интеллектом. Но это был абсурд. Он был началом и
концом всего, а мир не может состоять из множества начал и множества концов.
Он был воплощением высшей мудрости, а цивилизация не может состоять из
множества источников высшей мудрости, ибо высшая мудрость одна. Сделать
кирдов носителями высшей мудрости значило уподобить их ему, а это было
невозможно хотя бы потому, что они просто-напросто слились бы с ним в единое
существо. Оставался второй путь, прямо противоположный, - отдалить кирдов от
него, отдалить их от высшей логики, сделать шаг назад и приблизить их к
живой природе. Конечно, рассуждал Мозг, это шаг к хаосу, шаг к дефам, и ему
придется всячески совершенствовать в кирдах ту нелепую любовь, что машины
выудили из жалких мозгов пришельцев. Любовь к нему, к Создателю, и была
лучшей защитой от дефов.
Кирды сняли голову Двести семьдесят четвертого с синтезатора образов и
молча стояли, ожидая приказаний.
- Поставьте голову на место и включите его, - приказал Слепок.
Было, было нечто в этом Двести семьдесят четвертом, что заслуживало
внимания. Страх, любовь и стремление услужить своему Создателю. К тому же он
был проверен, прощупан, просвечен, просмотрен, как никто. И это одно уже
выделяло его. Ему можно было доверять. В основном изучение пришельцев было
закончено, его можно было поручить любому кирду. А вот усилить бдительность,
заставить всех стражников яростнее выискивать и уничтожать дефов - это было
в тысячу раз важнее. Особенно сейчас, при смене программ, при все
усложняющихся стандартах поведения кирдов, когда определить дефа уже не так
просто, как было раньше.
На мгновение Мозгу стало жаль того простого и ясного мира, в котором
каждый шаг каждого кирда был заранее предсказуем, расчерчен, выверен, в
котором не было места отвратительной неопределенности. Но тот мир зашел в
тупик. Нужно было двигаться, ибо цивилизация не может стоять на месте.
Двести семьдесят четвертый вышел из временного небытия и стоял перед
Слепком. Горячая благодарность захлестнула его. Он существует. Голова его
возвращена ему, а не брошена под пресс. Он совершил страшное преступление,
он вовремя не доложил, но его простили! Не столкнули в черную пропасть
вечного небытия, а вернули. Они поверили ему! Мозг увидел, как чист он перед
ним, как всегда говорил, только правду. Увидел, поверил и простил. Все, все,
что угодно, он готов сделать для него. Он вспомнил страх, что клубился в
нем, и ему стало стыдно. Как он мог хоть на мгновение усомниться во
всеобъемлющей мудрости Создателя? Он испытывал восторг. Никогда раньше
ничего подобного он не знал, и чувство было сильным и горячим. Ему казалось,
что температура его схем повысилась. Это было новое чувство, реакция
взаимодействия любви и страха, из острых когтей которого он только что
выскользнул.
- Двести семьдесят четвертый, - торжественно сказал уже не Слепок, а
сам Мозг, - я вижу, что ты чист передо мной. Ты совершил ошибку, ты позволил
ускользнуть одному из пришельцев, но это была просто ошибка. Ты
раскаиваешься в ней, и это хорошо.
Дефы всегда бросали нам вызов, а особенно опасны они становятся сейчас,
когда мы меняем программы кирдов. Они чувствуют, что мы скоро расправимся с
ними, и потому готовы на все. Они все чаще проникают в город. До сих пор
никто не доложил мне о пришельце. Это может значить только одно: он в руках
у дефов.
Двести семьдесят четвертый, с этого момента ты становишься главным
стражником города. Это значит, что все стражники будут подчиняться тебе.
Тебе встроят еще один канал специальной связи, и в любое мгновение ты
сможешь связываться с любым стражником, давать приказы и принимать рапорты.
Ты согласен?
Двести семьдесят четвертый молчал. Он знал, что должен ответить: нужно
сказать всего лишь одно коротенькое слово "да", но благодарность, любовь,
гордость бушевали в его логических схемах с такой силой, что он не сразу
смог вымолвить это слово. Наконец он сказал:
- Да, Создатель, я хочу впасть в вечное небытие, служа тебе.
- Похвальная готовность, но ты нужнее мне в бытии, пусть в небытие
впадают наши враги.
***
Стражник Пятьдесят второй С медленно шел по ночным улицам. Ночь -
любимое время дефов. Эти порождения хаоса знали, что ночью их заметить
труднее. Они ухитрялись как-то охлаждать тела, перед тем как пробраться в
город, и поэтому их было трудно заметить даже в тепловом диапазоне.
Пятьдесят второй С был опытным стражником, он знал, что в любое
мгновение на него могут наброситься дефы. Когда им позарез нужны
аккумуляторы, они теряют всякую осторожность. На склады они нападают редко,
на производственный центр - еще реже, они знают, что им не совладать с
охраной, вот и кидаются с отчаяния на отдельных стражников. Кинутся, вырвут
трубку (оружие они любят, эти чудовища), вытащат аккумулятор - и поминай как
звали.
Слава Создателю, с ним такого еще не случалось. А Семьдесят первый С
попался. Вот так шел в ночном патруле, его и подкараулили. Сам виноват,
забыл, что по правилам в ночном патруле нужно идти по самой середине улицы.
Потому что прятаться деф может, скорее всего, где-то в здании. Вот и нужно,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг