Инна лежала смирно, заливаясь слезами. Старалась громко не
всхлипывать, не злить.
Он откинулся на спинку и закурил еще одну сигарету.
- Я тебе поясню. - сказал уже нормальным тоном. - У меня на фирме
полная жопа... Я Эдику задолжал сто пятьдесят тысяч. Ты видела когда-нибудь
такие деньги?
Инна старалась лежать как можно более тихо.
- А. То-то! - глубоко затянулся он. - Откуда тебе их видеть? В долг
мне столько никто не даст. Но тебе повезло. Эдик к тебе хорошо относится.
Эдика помнишь? Который на дне рождения к тебе подъезжал? Ладно, вставай.
Инна кивнула. Прекрасно помнила этого оборзевшего бандюка с
искусственными зубами. Она села на ковре и вытерла слезы.
Отец посмотрел на нее совершенно бычьим взглядом:
- Ты станешь богатой, а я выберусь из этой задницы. Завтра пойдете
подавать заявление.
- Что? - у Инны еще гудело в голове и она не поверила тому, что
услышала.
- Жениться, дура! Ты же хотела стать женой?
- Нет! Па, не надо! Ничего я не хотела! Не надо! - она напряглась,
готовая вскочить и броситься к выходу. - Не надо, папа, мной рассчитываться
за свои трудности!
Договорить не успела - отец прыгнул на нее, как оборотень в фильмах
ужасов.
Инна чудом успела стать на четвереньки и броситься к прихожей. Отец
крепко ухватил ее за лодыжку.
- Бежать? - проревел он. - Убью!
Инна лягнула его прямо в лицо и вырвалась в прихожую. До двери метра
два. Не успела. Отец, словно медвежьей лапой, сбил в сторону кухни и она
упала, поползла, уже совершенно не соображая, что делает. Только одна
мысль - уйти от ударов.
На кухне к табачному дыму добавился угар от пригоревших к сковороде
овощей. Инна рванулась, пытаясь схватить сковороду, зацепила ручку и
грохнулась на пол под новым ударом. Овощи посыпались на спину вместе с
каплями раскаленного масла. Но кричать уже не было сил. Сковорода зашипела
возле самой руки. Инна попыталась подняться - еще удар. Она сквозь жуткую
боль почувствовала, что отец всем телом прижал ее к полу.
Еще раз рванулась - без результата. Голова уперлась в мусорное ведро.
Рука сама потянулась вверх, ухватила горлышко бутылки и...
Инна услышала только звон стекла - вообще ничего не почувствовала.
Отец свалился с нее на бок и сразу обмяк.
Отдышалась, чувствуя на лице неприятную липкость. С волос отца густо
капала кровь. Инна встала.
Умыла лицо, оставляя алые разводы на раковине.
Перешагнуть через лежащего не смогла, прошла вдоль стенки, прижавшись
обожженной спиной. Больше всего боялась, что отец встанет.
Двор словно ждал ее из подъезда, встретил близким уличным шумом и
далекими криками чаек. В глазах все размывалось, плыло. Еле успевая
смахивать слезы, Инна выскочила на улицу.
Прохожие - сплошная река. Инна почувствовала, что плывет против
течения.
Люди, люди... Инна давилась слезами.
Одетая кое-как, наспех, она больше всего хотела остаться одна.
Люди, люди...
Мамочка родная, что ж я наделала...
Надо было хотя бы скорую... Или милицию.
Поздно.
Сбежала, бросила. Бросилась.
Что ж теперь делать?!
Дворы, дворы. Подальше от людей.
Плечи содрогались нервной дрожью и плачем.
Спрятаться...
Инна ворвалась в длинную, залитую лужами арку, и побежала,
расплескивая эхо подошвами. Прорвалась сквозь скрученное в кирпичный рулон
пространство, выскочила, споткнулась. Снова бегом.
Гулкий колодец двора навис отсыревшими стенами, а над ним небо линялым
флагом. Инна пробежала насквозь, потом куда-то свернула, потом вдоль стены.
Чуть не свалила рекламную стойку с корявой надписью "Резка зеркал и
стекла".
Выскочила на дорогу и сразу на нее загудели, завизжали тормозами,
заругались грязно и с удовольствием.
Бежать дальше.
Все мелькало и, не задерживаясь, убегало назад. Серые стены, решетки
из чугуна, ступеньки, канавы, бордюры, скамейки, цепи, шары из гранита,
трамваи, каменные копыта коней. Больше всего на свете Инна хотела сейчас
убежать в такую даль, где ее не найдет ни один человек. Но она устала и
ноги не несли больше, спотыкались даже на ровном месте.
Куда же спрятаться? Куда?!
Она вбежала в узкую арку, манившую откровенным безлюдьем, потом в
следующую, а за ней оказалась целая цепь из арок, словно Инна попала в
зеркальный коридор. Три, четыре, пять...
Девушка зажмурилась и выскочила на открытое пространство.
Ветки в лицо. Хлестко.
Бежать, бежать, бежать...
Упала.
В ушах медленно утихал рокот крови.
Под пальцами гравий. Горстью.
У самой земли стелился медленный, низкий запах цветов. Инна не видела,
но ощущала, как высоко над ветвями проплывают белоснежные облака, а по
земле трепещут тени от листьев.
Она лежала на усыпанной гравием круглой площадке в самом сердце
какого-то парка или даже леса - такой он был старый и неухоженный. Светлые
дорожки разбегались от нее во все стороны, как лучи паутины и в центре она
сама, словно пойманная в эту неосязаемую сеть.
Застрекотали кузнечики.
Инна была одна. Кроме нее ни души - только птицы на ветках. Вороны.
- Что же делать... - в голос сказала она. - Господи, что же мне теперь
делать?
Она встала и не отряхиваясь побрела по одной из дорожек. Вороны
поворачивали головы, как автоматы слежения. Механизмы.
Парк безмолвно уползал за спину, свет солнца пятнами плыл под ногами.
Геометрия одиночества.
Инна остановилась.
- Мамочка, милая, зачем же я тебя не послушалась?
Она опустилась на колени и закрыла лицо ладонями.
- Господи, сделай так, чтоб все это было во сне. Господи...
Она подняла лицо к небу. Там плыли очень медленные облака и светило
яркое солнце.
Давно, в далеком-далеком детстве, все было другим, но облака были
точно такими же. Мягкими и плотными. Казалось, что на них можно лежать, как
на бабушкиной перине, и забраться туда было бы лучшим на свете решением
жизненных неурядиц.
... Летом Инна уезжала в деревню к бабушке, где можно было целый день
ничего не делать, а только лежать на траве и смотреть в облака. Мама
отпускала ее охотно, оставаясь в городе по своим непонятным взрослым делам.
Дядя Миша заезжал за ней рано утром на своем стареньком "Москвичонке"
и они долго-долго ехали по разным дорогам, через мосты, через
железнодорожные переезды, подолгу ожидая, когда пройдет длинный,
перемазанный в мазуте товарняк.
Они ехали по асфальту и дядя Миша специально набирал скорость, чтобы
на неровностях дороги в животе щекотало от ощущения полета. Они ехали по
беконечным проселкам и тогда Инна забиралась на заднее сиденье с ногами,
глядя, как позади вихрится длинный-предлинный шлейф пыли. Потом она
уставала и ложилась на том же сиденье. С закрытыми глазами она
представляла, будто не едет, а летит в самолете выше всех облаков.
Они ехали через леса, от которых постепенно оставались узкие
лесополосы, а потом ехали через степь, по которой катились широкие волны
колеблющейся от ветра травы. Инна открывала окно, высовывала голову наружу
и хохотала в восторге от скорости, лета и приближающегося счастья. Она
захлебывалась ветром и никто не бурчал, что она простудится. Может именно
поэтому она никогда не простужалась в дороге, хотя дома даже неосторожный
сквозняк нередко укладывал ее под пропахшее микстурой одеяло. В такие дни
мама становилась рядом с кроватью и что-то долго невнятно шептала, отчего
сразу делалось легче - и температура спадала, и голова переставала болеть.
Вечером солнце садилось в степь. Дядя Миша всегда съезжал с дороги
подальше, останавливал "Москвичок" и выводил Инну под алое небо.
- Раньше люди думали, - говорил он. - Что солнце, это бог.
А оно уже прижималось к земле, огромное, красное, чуть сплюснутое и
трава от него была красной, и небо.
- Бог, не бог, а уважение к нему надо иметь. - добавлял дядя Миша. -
От него все добро в мире - и свет, и тепло. Давай его проводим.
Инна не возражала.
Они стояли взявшись за руки и ждали, когда от солнца останется сначала
три четверти, потом половинка, и совсем скоро четвертушка. Молчали, а ветер
все крепче дул в спину, щелкая краями голубого ситцевого платья.
- Куда уходит солнце? - однажды спросила Инна, вдыхая пряный аромат
трав. - Мама говорит, что оно просто крутиться вокруг Земли. Это правда?
- Для тех, кто не верит в чудеса - правда. - ответил он. - Но не надо
отказываться от чудес раньше времени.
- А если по-чудесному, что с ним становится там, за краем?
- Оно уходит в страну, где раньше жили все люди, а теперь только птицы
и звери. Там оно отдыхает и набирается сил, потому что это страна счастья.
- Я знаю. Иркина бабушка называет эту страну "рай". Там раньше жили
люди, а потом они осрамились и Бог их выгнал оттуда. Бог это злой
волшебник?
- Нет, он добрый. Вряд ли он мог их выгнать, скорее это сделал кто-то
другой.
- Злой волшебник?
- Да. Только я не знаю, как его звать.
- А если бы знал, ты б его победил?
- Разорвал бы на части! - рассмеялся дядя Миша.
- Значит ты, такой взрослый, все еще веришь в сказки?
- Знаешь, очень многие взрослые верят в сказки и от этого их жизнь
вовсе не становится хуже. Только лучше.
- Почему?
- Потому что всегда бывает то, во что веришь.
Солнце село за край земли, оставив в небе полыхающий хвост заката.
- Пойдем. - сказал дядя Миша. - Надо еще палатку поставить.
Инна очень любила ночевать в палатке - маленький брезентовый домик
почему-то вызывал у нее ни с чем не сравнимое чувство защищенности и уюта.
А за мягкими стенами в темноте страшно вскрикивали ночные птицы, и трава
шуршала, будто вокруг ходил великан.
Иногда любопытство пересиливало страх темноты и тогда Иннна по плечи
высовывалась наружу, глядя, как в черноте неба расцветают огромные звезды,
каких никогда не было в городе.
Утром они шли умываться к озеру. Было прохладно, а над водой висело
плотное покрывало тумана. На глинистом берегу рос камыш, а чуть дальше от
воды густые заросли болиголова.
- Хочешь сделаю тебе дудочку? - улыбнулся дядя Миша.
- Хочу! - Инна даже в ладоши захлопала от радости.
Дядя Миша срезал стебель складным ножом, затем отмерил нужную длину и
снова обрезал.
- Пусть чуть просохнет пока завтрак готовится. Сделаю до отъезда.
Вода за ночь остыла и приятно холодила лицо. Сквозь нее было видно
плоские, чуть поросшие бархатной зеленью камушки. Еще Инна заметила стайку
мальков, но они испугались и уплыли, когда она зачерпнула воду рукой.
Костер дядя Миша разводить не любил. У него для стряпни был
специальный бронзовый примус, на который он ставил маленькую, почти
игрушечную сковородку. Примус свистел и фыркал, а в сковородке грелся
извлеченный из банок "Завтрак туриста". Инна говорила на него "ужасная
смесь".
Дядя Миша сделал дудочку в срок, как и обещал - он всегда выполнял
свои обещания. Всегда-всегда.
- Она волшебная. - подмигнул он, протягивая игрушку.
- Не бывает. - отмахнулась Инна.
- А ты попробуй, подуй.
Она дунула, но звука не вышло.
- Сильнее! - рассмеялся дядя Миша.
Инна дунула сильнее и дудочка выдала длинный, очень чистый звук.
- Здоровско! - у Инны от счастья заблестели глаза.
- Видишь, тут девять дырочек. - показал он. - Если их по-разному
прижимать, то получаться разные ноты. Можно сыграть любую музыку. Давай,
покажу.
Он взял дудочку и без запинки сыграл "В траве сидел кузнечик". Инне
это показалось очень сложным занятием.
- Научишься. - пообещал он.
Инна поверила, ведь обещания дяди Мишы всегда выполнялись. К тому же
он явно лучше всех разбирался в дудочках.
- А вот китайская музыка. - улыбнулся он, и сыграл настоящий китайский
мотивчик, поочереди отпуская и прижимая пальцы.
- А в чем же волшебство? - спросила Инна, принимая игрушку обратно.
- Это твой ключик в волшебный мир. - объяснил дядя Миша. - Ведь любому
человеку порой бывает очень плохо, до слез. Кто-то обидит, или что-то
пойдет не так. Если с тобой такое случиться, выйди из дома и найди место,
де можешь остаться одна. Сядь и просто играй на дудочке, пока тебе не
станет легко.
- А станет?
- Станет обязательно, я тебе обещаю. Придет добрый волшебник Ветер и
унесет все твои печали так далеко, что они никогда до тебя не доберутся.
Ветер всегда приходит на зов дудочки.
- Почему?
- Потому что звук в дудочке рожден ветром. Тем, который ты выдуваешь.
Только ты ее не теряй, она тебе точно поможет.
Он не обманул, как всегда. Конечно, ведь когда-то дядя Миша был
моряком, а кто лучше моряков может знать о ветре?
Тем летом Инна часто играла на дудочке. Наверное оно было последним
летом ее детства, а это всегда чувствуется и всегда вызывает грусть. Она
играла, когда ее предал Малька и когда Вадик забрал ее велосипед и разбил,
специально врезавшись в дерево. Она забиралась на крышу дедовского дома и
играла, глядя, как плывут в небесах облака. Она играла, когда Олька со
злости вылила ей на платье целую банку краски и особенно долго играла,
когда дядя Миша умер от страшной болезни, название которой бабушка даже
боялась произносить.
Только Инна знала, что он не умер по-настоящему. Ведь он знал,
наверняка знал, для чего делал дудочку, он знал, что не умрет, а просто
станет ветром, тем самым волшебником, который всегда и от всех ее защитит.
Он ведь всегда выполнял обещания...
Инна стояла на коленях и плакала.
- Помоги мне, Господи! Я сделаю все, что ты только попросишь! -
шептала она. - Только дай знак. Сделай так, чтобы все обошлось.
И тут она поняла, что молится в пустоту. Никогда раньше она не
чувствовала этого столь остро и никогда это не вызывало такого отчаяния.
- Господи... - бесполезное слово замерло на губах.
Мама говорила, что в молитве главное - искренность. Сейчас Инна была
искренней, как никогда, но это ничего не меняло. В вышине по прежнему плыли
облака, медленно вычищая голубое стекло небес, по прежнему шумели деревья и
вороны хмуро сидели на ветках. Беспощадный господь не откликался на ее
жалобный плач.
Хотелось чуда, настоящего чуда, как в сказке, как в детстве, но чудеса
кончились в тот день, когда Тамара Васильевна сломала волшебную дудочку.
Инна верила, что дяди Мишин подарок приносил удачу, поэтому часто брала с
собой в школу, но один раз Валерка с соседней парты забрал игрушку и стал
дудеть на уроке. Инна могла бы сказать, что дудочка ее, тогда бы ее
отругали, даже скорее всего вызвали маму в школу, зато дудочку бы отдали.
Но Инна побоялась и смолчала, а Тамара Васильевна разозлилась, переломила
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг