Кирилл Юрченко
Последняя картина
Я думал, что знаю этого человека так же хорошо, как самого себя, но это
оказалось неправдой. По молодости мы с Григорием Калейдиным часто куролесили
вместе, потом, когда настала пора остепениться, дружили семьями, и были
столь же близки и откровенны друг с другом, как в пору нашего знакомства - в
далеком детстве. Он не считался успешным художником, никогда не мог
похвастать количеством выставок, а о стоимости картин можно было говорить
только относительно, и лишь его удивительное трудолюбие и способность, не
гнушаясь, браться за самую мелкую работу, спасало семью от бедности.
Несмотря на скромный характер творческой деятельности, талант его был
удивительно многогранен. Казалось, все должно было складываться успешно,
однако результат был один: ни картины, ни редкие скульптуры его, практически
не продавались, хотя было немало лиц, которые выражали заинтересованность в
их покупке, но дальше заверений в уважении к таланту дело не доходило -
спустя какое-то время эти люди неожиданно отказывались, изыскивая любую
причину, или попросту исчезали из поля зрения. В такие периоды мой друг
впадал в депрессию и становился чернее ночи. Он часто уходил в длительные
запои, а семья в эти периоды существовала только за счет помощи знакомых и
близких.
Однажды мне по роду службы пришлось уехать из родного города, и на
какой-то период мы расстались. Вести донесли, что с моим другом произошли
трагические события. После внезапной и страшной в своей абсурдности смерти
жены, а вслед за тем гибели дочери, на короткий промежуток времени он словно
пропал. Никто его не видел, не слышал. Я подумал тогда, что он запросто мог
исчезнуть физически. Утопиться, к примеру, или быть убитым в какой-нибудь
пьяной драке, где единственный исход - концы в воду.
Но, когда я вернулся, то к радости своей обнаружил его живым и
здоровым. Более того - успешным, как никогда. Наступил тот период, которого
каждый творческий человек ждет как манны небесной: слава, реальный интерес
покупателей, немалый доход - все это свалилось на него в одночасье. Правды
ради, стоит упомянуть, что такой оборот событий не слишком-то его радовал и
находился мой друг в постоянном напряжении. И вдруг, на третий после моего
приезда день он снова исчез. Вскоре мне удалось отыскать его в больнице. В
припадке буйства, вызванного без всяких сомнений, очередным приступом белой
горячки, он отрубил себе руку, которой создавал странные картины. В одной
частной коллекции еще можно увидеть чудом сохранившуюся фотографию - даже не
копию - одной из них (это единственное, что уцелело). Не уверен, что она
понравится кому-либо, ибо что-то отталкивающее исходило от полотна. Впрочем,
в самой картине, как художник, он был, бесспорно, очень интересен, но как
человек - открылся для меня чудовищем, созданным для искушения низменных
страстей, скрывающихся в каждом человеке. Я согласен был с некоторыми,
которые утверждали, что такое творение не привиделось бы и Босху, и Дали,
вместе взятым. Свора безумцев - голых (со всеми анатомическими
подробностями) мужчин и женщин с уродливыми, чуть расплывчатыми и похожими
на кошачьи головами, образующих клубок яростно совокупляющихся и беснующихся
тел, - представляла собой глаз мерзкого гидроподобного существа, которое, в
свою очередь, если смотреть на удалении, становилось зрачком одного из
одержимых, показанного крупным планом, - самого мерзкого и большого,
выглядевшего словно пришелец из Ада. Опять же, утверждали, и я склонен с
этим согласиться, что в реальности эта картина производила куда более
сильное впечатление, нежели карточка с фотоэмульсией. Эта картина была
уничтожена огнем, как и все другие, что создал мой друг в то время, и ни
одна из них не обладала даже каплей чистоты и нравственности, без чего
раньше его творчество не возможно было и представить...
Только спустя полгода мой друг, наконец, отважился рассказать о том
периоде жизни. Мы сидели в палате загородной лечебницы для душевнобольных.
Он явно шел на поправку, и я до сих пор помню его светлый и радостный
взгляд, которым он встретил меня. И до сих пор держу в памяти его рассказ,
со всеми малейшими подробностями. После его смерти (та наша встреча была
последней), я неоднократно пересказываю его историю сам себе, и жизнь моего
друга, о которой я не знал, предстает передо мной так, будто я сам был ее
свидетелем.
" - ...Вот ты говоришь, что не веришь, ни в Бога, ни в темные силы.
Может быть, эта история заставит тебя изменить собственное мнение. А может,
и не заставит, но, в любом случае, я хотел бы ее рассказать.
Я всегда боялся поделиться тем, что видел, потому что это не было
похоже на сон, как меня пытались убедить здешние доктора. Все краски и
запахи были совершенно естественны и отложились в памяти свежими пятнами. Ты
ведь знаешь, как много времени я здесь провел, некоторое время лежал в
настоящей камере с тяжелыми решетками на окнах.
Началось все с того, что после того нашего расставания (твоего
отъезда), я пережил, пожалуй, худшие годы в моей жизни - умерла жена, дочь
долго болела, переживая об уходе матери, а однажды, уже идя на поправку,
вышла из дома на прогулку и попала под машину. Водитель был пьян и летел на
скорости, не взирая ни на "лежачих полицейских", ни на крики людей. В
случившемся я винил себя, хотя понимал, что не в силах был что-либо
предотвратить.
Как проклятый я бродил по городу ночами, по тем улицам, где мы ходили
все вместе: мать, отец и ребенок - я всегда держал обоих за руки. Не знаю,
почему не днем, а именно ночью - быть может, потому что не было людей и
никто не станет свидетелем твоих слез и рыданий, которые я не хотел
выставлять напоказ. Господи! - думал я тогда, почему ты поступил так
жестоко? Почему ты не оставил мне хотя бы дочь, мою ласточку, ее
кровиночку...
Не знаю, когда во мне появилась мысль убить себя. До той поры я никак
не мог понять людей, добровольно уходящих из жизни. Но когда передо мной
открылась бездна отчаяния, нежелание плыть по воле жестокой судьбы, когда я
не видел более смысла проживать на этой земле, когда, казалось, душа моя
ушла вместе со смертью близких мне людей в иной мир, я решил не
задерживаться на этом свете, а соединиться с ними там...
И вот я брел как-то по спящим аллеям санатория на берегу реки, ты
знаешь, где это место. Там все замерло: спали люди, больные и здоровые;
спали деревья; спали белки и птицы, которых мы вместе когда-то кормили с
рук. Я прошел через почерневший лес, вдоль берега добрался до склона,
который вел к небольшому, но глубокому каналу, где я и намеревался
расстаться с жизнью.
Стыдно вспоминать, но я тогда долго раздумывал - раздеваться мне или
нет, как будто собирался устроить прощальное представление, в котором надо
сохранить остатки приличия. Я даже подумал о том, что глупо поступаю, раз
приходят в голову столь пошлые мысли, и уже испытал сомнения в правильности
намерений...
Лучше бы я сразу безрассудно прыгнул в воду, тогда бы я не встретился с
этим человеком. Откуда он взялся, я не заметил, да и не задумывался, так как
соображать был не в состоянии.
- Думаешь ты один, такой разнесчастный?
Услышав этот голос за спиной, я вздрогнул и обернулся.
Казалось, что и без того черная тьма вокруг сгустилась и исторгла из
себя этого некрасивого и, пожалуй, даже уродливого человека (хотя, как я мог
это заметить, сам не понимаю), а появление его было столь неожиданным, что я
позабыл, зачем здесь.
Когда он вновь заговорил, я понял, что он все знает про меня. Я уже
догадался, чей он посланец, но в глубине души надеялся, что ошибся, и что он
пришел с добром. Глупец...
- Ну, прыгай, чего медлишь, или передумал? - таким образом он пытался
вовлечь меня в свою жестокую игру.
Он понимал, что сейчас я этого уже не сделаю, но ему нужно было, чтобы
я испытал страх перед своими мыслями. Хотя уверен, - шагни я в пучину именно
в ту секунду, кто знает, может быть, Создатель принял бы меня, и пусть попы
твердят все, что угодно, насчет самоубийства, но я теперь знаю цену многим
речам.
Я не сделал последнего шага и остался наедине с ним. Он назвался. Имя
его - Князь, олицетворяло с хозяином преисподней.
- Я знаю, о чем ты подумал, - сказал он. - Но я всего лишь его слуга...
И тогда он пообещал мне страшное. Он сказал, что отныне каждую ночь я
буду встречаться с женой и ребенком, как будто они никогда не умирали. А
взамен он требовал посвятить ему мой талант и дневную жизнь.
Я не мог устоять. Страх самоубийства поймал душу в сети, а желание
видеть родных заставило сдаться. Получив от меня согласие, этот человек
исчез.
На востоке уже светлел горизонт. Как мне казалось, я пришел к реке,
когда еще не было часу ночи, и с Князем, по собственным ощущениям, не
говорил и десяти минут. Видимо, это тоже была часть плана, своеобразная игра
демона, завлекающего жертву в свои объятия и не дающего возможности
передумать. Хотя какие могут быть сомнения. Однажды взяв с меня слово, он
отыскал бы мою душу и на том свете.
Весь день в муках я ждал, когда наступит вечер. Во мне бушевали
разнообразные чувства. С одной стороны я тешил себя тем, что прошедшей ночью
могло разыграться воображение, что я помешался, но в другие моменты понимал,
что выдаю желаемое за действительное.
Все еще бодрствуя, я вскоре устал ждать, часы давно перешли рубеж
полуночи, но ничего обещанного не происходило. Я уверил себя в том, что
виновата моя истерзанная психика.
Спать совершенно не хотелось и я, следуя выработавшейся за последние
недели привычке, оделся, погасил во всех комнатах свет, проверил ключи - они
лежали в кармане - и уже стоял в коридоре, напяливая непослушные туфли, как
вдруг в дверь отчаянно позвонили, потом застучали часто-часто, снова
раздался требовательный звонок.
Я удивился - кто бы это мог быть в столь поздний час? - да еще при этом
столь нахально стучаться, когда все должны спать.
У меня в коридоре всегда стоит тренога от мольберта. В первый момент
возникло желание взять ее в руки, но донесшиеся голоса с площадки
перечеркнули мое намерение. Это были ОНИ.
- Папа! Открывай скорее, - голос Вареньки ударил в виски, вызывая и
страх и невероятную радость одновременно.
Сознание мое разрывалось на две части - одна требовала немедленно
открыть, а другая умоляла об одном - гнать пришельцев прочь. Я не мог
поступить так и бросился к двери.
Они стояли на пороге, обе невероятно радостные, почему-то с чемоданами
и какими-то сумками. Невпопад я спросил:
- Ну, как долетели?
И с ужасом понял, что это уже было однажды. Что я сейчас проживаю
мгновения собственной жизни.
...ЭТО БЫЛО... Три года назад, когда Эля с Варенькой уезжали на курорт.
Весь год я работал, не покладая рук, - выпала фартовая халтура для детского
лагеря, и это дало возможность болевшей жене съездить на лечение. Ребенка
она взяла с собой - на воспитание собственной дочери, боюсь, у меня не
нашлось бы времени..."
...- ЭТО УЖЕ БЫЛО"... - вновь произнес мой друг и продолжил рассказ.
"... Разговаривая с ними, я произносил не свои слова. Точнее свои, но
сказанные несколько лет назад другим Григорием Калейдиным. Тем Григорием,
который был счастливым человеком, не знающим будущего и не ведающим о
грядущих испытаниях.
Получилось так, что я всего лишь заново пережил один из самых радостных
дней в моей жизни. Но этого было достаточно, чтобы ко мне вернулись
спокойствие и ощущение удовлетворенности жизнью. Пусть только до утра... До
утра я был счастлив...
А потом наступил новый день. Я понимал, что никогда мне не вырваться из
плена. И буду готов все отдать, чтобы это повторилось.
Еще не было семи, и солнце еще только вставало. Я уснул. Проснулся уже
во время обеда - слышно было, как топают вернувшиеся со школы дети в
квартире наверху. Еще одно напоминание об утерянном. Тогда я зарыдал от
отчаяния и безысходности. Убить себя я уже не был в силах - я по настоящему
жаждал следующей ночи.
Немного успокоившись, я решил пойти прогуляться. Впервые за долгие
месяцы, отважился на это днем. На лестничной площадке я задержался,
возившись с замком, в этот момент из лифта вышел худощавый человек. В глаза
бросилось некое сходство с Князем, хотя этот был гораздо ниже и совершенно
лысый, с глубокими шрамами от порезов на голове. Я сделал попытку
улыбнуться, хотя бы из вежливости, но мне этого не удалось - человек этот
был глубоко несимпатичным. Он, как я понял, видел меня впервые, потому что
спросил:
- Вы Калейдин?
Я кивнул, потеряв дар речи от осознания грядущей расплаты.
- Вы позволите? - он указал рукой на мою квартиру.
Я заворочал непослушным ключом, но замок упорно не желал поддаваться.
Незнакомец хмыкнул и толкнул дверь, как будто она не была заперта. Он вошел
первым - как хозяин.
Я последовал за ним, но, к удивлению своему, в коридоре его не
обнаружил. Неужели это все-таки галлюцинации, подумал я, и даже обрадовался
такому обороту - по крайней мере, в этом случае меня можно вылечить. Я
развернулся, собираясь покинуть дом, но услышал хрип из залы:
- Почему вы не проходите, Григорий Александрович?
Я робко шагнул в комнату. Лысый незнакомец занял место за обеденным
столом, там, где обычно сидел я сам. Он кивнул на стул, требуя, чтобы я
занял место рядом.
- Вы понимаете, зачем я сюда пришел?
- Догадываюсь, - прошептал я.
- Вы талантливый художник. Даже ваши недруги и конкуренты не могут
отрицать этого, - его слова сопровождала зловещая усмешка, - но и они скоро
станут вашими друзьями.
- Почему?
- Потому что люди, занятые одним делом, не должны быть врагами.
Я молчал.
- Неужели вам не интересно знать, о чем речь? Как вы должны понимать,
искусство - это путь к сердцам людей. То, что открывается их душам, имеет
огромное значение. Разве вам никогда не доводилось видеть картину, которая
вызывала в вас бурю эмоций, хотя вы и сами не могли при этом понимать, чем
же она вас так задела?
- Да, понимаю, божественные полотна... - руки мои дрожали, я облизывал
горящие губы, стараясь не смотреть в глаза незнакомца.
- Божественные? - как бы удивляясь, спросил он, задумался над
произнесенным и ответил сам себе: - Да, пожалуй, есть и такие. Но я имею
ввиду другое. Что вы скажете насчет творчества Авенира Голосова?
Я вздрогнул. Какой же мастер не знал этого имени. Картины его ценились
среди богачей, и простому человеку были не по карману.
- Мне он не нравится. С его картин идет зло.
- Голубчик мой, что вы понимаете под словом зло? - незнакомец
захохотал, стул под ним заскрипел, в голос подвывая сидящему.
Когда он успокоился, я заметил изображенное им смущение, изображенное -
потому, что это, без всякого сомнения, было наиграно.
- Простите меня, я не представился, а позволяю столь хамски вести себя
в гостях. Князев. Михаил Львович.
- Князь, - выдавил я из себя.
Он перестал улыбаться.
- Да, так меня в детстве звали, - постарался он перевести все в шутку.
- Так вот, любезнейший Григорий Александрович. Осмелюсь просить вас
сделать маленький заказ. Обещаю вам - работа ваша будет оплачена щедро.
Намек был ясен. Мне не оставалось ничего другого, как спросить:
- Когда я должен приступить?
- Зачем же торопиться. Мне важно было удостовериться, что вы не
откажетесь. Теперь я спокоен.
Я почувствовал острое желание встать и размазать его хитрую лживую
физиономию. Он же снова захохотал, отчего мне стало дурно. Я схватился за
голову и, сдавив ее руками, закрыл глаза, чтобы не видеть этого гадливого
субъекта.
Смех неожиданно прекратился, но не скоро я заставил себя поднять
взгляд, и удивился тому, что за столом я был один. Пол в зале был невероятно
скрипучим, но я не слышал, чтобы Князь проходил мимо.
Я вернулся в коридор и убедился, что дверь заперта. Обойдя все комнаты,
заглянув в туалет и ванную, осмотрев все места, где можно было спрятаться,
удостоверился, что, кроме меня, никого в квартире нет...
На следующий день я его не видел, и на второй тоже. А за это время
заново пережил наиболее врезавшиеся в память события, радуясь встрече с Элей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг