следы борьбы, пятна крови и прочих неприятных внутренних жидкостей на мебели
и переборках, иногда куски человеческого мяса или внутренности. Поразили
кишки, висящие на люстре. Но никто больше не урчал, не стрекотал и не рычал
из углов. Много останков в самом неприглядном виде. Трансформанты жрали друг
друга, после чего деймы терминировали их, как умели.
На наших глазах молчаливые служители-биомехи складывали в сосуды Дьюара
куски разорванной плоти одного из пассажиров, нос и руки в один, голову в
другой. На вопросы не откликаются, только протяжно приветствуют нас, как
заведенные: "До-о-обрый де-е-ень". А другие биомехи принесли большой белый
ящик и достали из него того же самого пассажира, так сказать, в улучшенной
более прочной версии. Легким тычком в лоб включили дабла. Тот поднялся,
оттестировался по-быстрому, выплюнул сгусток технологических отходов,
оставшихся от фазы сборки. Надел одежду, полученную по наследству от своего
предшественника, и как ни в чем не бывало приступил к обычным делам
бездельника-миллиардера. Единственное необычное в его поведении - он совсем
не реагировал на нас. Значит, так происходит замена выбывших людей на
даблов - буднично.
У "Зефф Итернити" было всё готово на случай, если деймы начнут пороть
отсебятину и пассажиров придется терминировать. В том числе необходимые
материалы для производства дублей в количестве четырех тысяч штук, чтобы
внешне всё осталось по-прежнему. Вот что значит, думать о капитализации
проекта.
Мы с Надей прошли через ресторан восемнадцатой палубы. И там смотрелось всё
внешне нормально, а на самом деле дико. За столиками сидели прекрасно одетые
пары или семейства, неспешно разговаривали, ни следа ужаса и паники, никто
никуда не торопился, некоторые здоровались с Надей, жизнеутверждающе играл
оркестр - и оркестранты в красном, как принято в день рождения королевы
английской. В небольших бассейнах плескалась рыбёшка, которую, по выбору
посетителей, готовили тут же повара - некоторые рыбки совсем чудные, как
шары из полупрозрачной фиолетовой или сиреневой плоти, без плавников.
Согласно последним веяниям кухня не была отделена от зала; дым и пар,
происходящие от готовки пищи, отсекались туманным барьером из деймов. Так
что были видны языки пламени, с которыми играли кулинарные искусники. Всё
было симулякром, никто из дублей ничего не ел. И блюда, после того, как
постояли на столе, убирались официантами и заменялись на следующие.
Наверное, для биомехов все биологические существа на один подбор, и,
наверное, они нас всех, от медузы до нобелевского лауреата, называют
"полужидкими" или, возможно, "соплевидными". Когда "соплевидных" не станет,
биомехам больше не надо будет притворяться и имитировать людей, есть, пить,
носить шматье.
- Биомехам революция не нужна, - признала Надя и снова утерла слезу. - Людей
нет, а проект "Мировой змей" остался на плаву.
- А мы сделаем ручкой "Мировому змею", очень скоро. И посмотрим, кто
останется, в итоге, на плаву, и кто пойдет с бульками на дно.
Снарягу я брал в спортивной каптерке - такие были на каждой палубе, бухту
четырнадцатимиллиметровой веревки, обвязку, дюралевую "восьмерку" для спуска
и карабин. А ещё Надя вручила мне свою косметичку, я так понял, что в ней
есть полезные вещи.
Иллюминатор я открывал универсальным ключом от Обличителя, это ж цифровой
коннектор, который, то ли подбирает, то ли хранит код открытия, подходящий
для замка. Тот открылся, я открутил несколько задраек, иллюминатор задрожал,
а когда открутил последнюю, полетел как снаряд из пушки, чуть не снеся мне
голову.
А вслед за ним с неистовым воем ворвался ветер, сразу создав тысячу вихрей
на палубе, бодро закружив всё, что было весом меньше трех килограммов.
Я, помахав Наде рукой для бодрости, рывком вышел из проема иллюминатора.
Увидел океан под собой и зажмурил глаза из-за невыносимого зрелища - да
разве ж с этой кипящей бесконечной массой можно поиграть в игры? От рева
стихий забило уши. Когда я пришел в себя, то понял, что не могу спускаться.
Ветер прибивает моё тело к борту, а при любой попытке двинуться, меня
начинает мотать, как блоху на шерстинке, которую бьет лапой медведь.
Свободный конец веревки бешено бросала вода, беснующаяся внизу.
Но всё же я начал спуск, пытаясь попутно обнять борт. Прошел десятую часть
пути вниз и потерял половину сил. Остановился, чтобы отдохнуть; если можно
назвать отдыхом, когда тебя швыряет из стороны в сторону, словно боксерскую
грушу под ударами тяжеловеса. Точнее, рассвирепевшего Посейдона. Сейчас бы
не помешало мне весить килограммов на пятьдесят побольше.
Водой меня стало хлестать и заливать, когда осталось метров семь до
лацпорта. Теперь волны в компании с ветром по полной издевались надо мной,
не давая передышки хотя бы на три секунды. Но я уже у лацпорта - вижу стыки
двери, даю сигнал оторванной голове Обличителя, который должен через
грузовую систему открыть водонепроницаемую дверь. "Пора, мать твою!"
Почему-то я поверил, что он действительно хочет, чтобы я встретился с
Зеффом.
Ненароком оглянувшись, я увидел в кабельтове волну, настоящую адскую махину
могильного темно-зеленого цвета, высотой раза в два выше, чем остальные,
перед которой девятый вал Айвазовского был просто струйкой из-под задней
лапки таксы. Мамма миа. Скоро Большая Сатана должна была обрушиться всей
своей многотонной массой на меня и размазать.
Я не забился в панике. Наоборот даже отключился немного. Я - пена, просто
пена, сползающая по борту.
И тут дверь лацпорта поползла в сторону. Я кое-как ухватился одеревеневшими
пальцами за край проёма и последним рывком впихнул себя внутрь. Дернул рычаг
закрытия лацпорта. Дверь поползла назад, но нарочито неспешно. Бешеный поток
воды ударил в проём. Меня швырнуло, крутануло пять раз вокруг всех осей и
шмякнуло о переборку.
Всё помещение заполнилось бурлящей водой, а мне уже не хватает воздуха.
Дверь лацпорта закрывается, но так медленно, как будто издевается. Я
дернулся к ней, помочь, но встречный поток воды не пускает меня. Тогда надо
проплыть по круговороту и зайти сбоку, чтобы руками подтолкнуть её. А
воздуха нет от слова совсем. Удушье распирает меня изнутри - ещё немного, и
порвет мозг - тогда я труп. Вот я у двери, толкаю её, ничего не соображая.
Наконец, чувствую, что вода идёт назад, теперь цепляюсь за дверь, чтобы меня
ненароком не вытащило наружу. Надо чуть выждать, чтобы в помещении появилось
пространство для дыхания. А куда дальше ждать, легкие сжались и схлопнулись,
темные пятна проели мой мозг.
Вода всё же отошла от моего лица. И я вздохнул. Рай, в натуре. Дверь
закрылась, отгородив меня от океана - рай в квадрате. Господи, как же я
люблю дышать.
5.2. Семь лет назад. Лазурный берег
Со всех сторон от него была насыщенная синева. Тем, кто снаружи, вода
кажется одинаковой и молчаливой. Особенно якобы печальна и тиха, как
смерть - Глубина. На самом деле оттенков в ней - цветовых, температурных,
вкусовых, по прозрачности и проницаемости взглядом - не меньше, чем на суше.
И она говорит многими голосами. Хотя смерть в её владениях тоже обильно
присутствует. То, что медленными белыми хлопьями, изрядно похожими на снег,
опускается вниз - останки прежде живых существ.
Ка слышал мощное урчание пучины. Вода полнилась разговорами морских существ.
Кто-то ищет кого-то, чтобы слопать. Или ищет, с кем поиграть. Или сперва
поиграть, а потом слопать. Или познакомиться в матримониальных целях. Или
наставить потомков на путь истинный. Или собрать команду единомышленников,
чтоб вместе бродяжить по морям. Некоторые особо крупные господа и дамы
обожают общаться друг с другом на расстоянии тысяч километров - звук в воде,
если умеючи его издать, в нужном слое, в состоянии пробежаться по всему
океану. И тему общую всегда находят - насчет питания или насчет воспитания
молоди. Вспомните, как иногда разговаривают друг с другом с разных концов
автобуса два выходца из южных краев, нисколько не смущаясь толпы остальных
пассажиров. Под водой примерно то же самое.
Здесь слышны разговоры дельфинов - они окликают друг друга с любого
расстояния по имени: брат Петя, не узнаешь брата Жору? Жужжание больших
рыбьих косяков - рыбонька моя, не потеряйся, держись всегда моего хвостика.
Крики китов - у них есть мудрые вожди, которые отдают указания на сотни
миль - плыви, мой верный, в Южное полушарие. И шепот планктона, изначальной
жизни, лежащей в основе бесчисленных пищевых цепочек.
Организм Ка замечательным образом способен настраиваться на условия среды.
Дыхательный центр теперь сам предотвращает непроизвольный вздох - а иногда и
под водой бывает душно, особенно если застываешь на месте. Центр в
продолговатом (про него доктор Олленбергер сказывал) мозгу стал регулировать
ритмы обоих сердец, замедляя их при длительном погружении. Ка научился
вмешиваться в работу тех органов, которые раньше были недоступны сознанию.
Это, конечно, не так, как у штурмана в ходовой рубке судна, который скажет
"малый ход", и судовая машина сбавляет обороты. Ка словно течет вместе с
кровью, чувствуя вязкость жидкости, подталкивавая её в пузырчатую гущу
легких или выжимая её из каких-то сосудов. Может поглаживать одно из своих
сердец, как котенка, успокаивая и замедляя его.
Когда Ка отрубался от усталости, то продолжал пересекать водные просторы на
автопилоте, то есть полуспал-полубодрствовал на плаву. Что-то наблюдая в
яви, а что-то в не-яви. Там он видел серебристые сполохи, которые
растягивались в нити, дрожащие, трепещущие и даже жужжащие. Иногда они
рассыпались ворохом искр, а порой становились будто бабочки с серебристыми
крылышками и, слетаясь, образовывали новые ниточки. В своём полусне Ка
двигался вдоль такой посверкивающей нити, которая показывала ему путь в
пространстве и времени...
В полусне он даже лучше чувствовал самых молчаливых и опасных обитателей
пучины, которые обычно становятся слышны, когда уже убивают свою жертву,
звучно вырывая зубастой пастью сразу пять кагэ мяса. Впрочем, однажды Ка
столкнулся нос в нос с семиметровой зубастой красавицей. И только то, что он
с перепуга направился прямо на нее, заставило белую акулу свернуть в
сторонку. Он ещё долго и с содроганием вспоминал её улыбку в триста зубов.
Сейчас в сновидение Ка ворвался хоровой металлический звук и мгновенно
пробудил его - приближается она, плавучая гора.
Ка всплывает на глубину двадцать и движется параллельным курсом к движению
огромного корабля.
А следом за Ка из синевы выплывает морское чудище, словно бы имеющее
гребень, длинный кольчатый хвост и несколько голов с фиолетовыми зевами. То
ли морской змей, то ли молодой, ещё не округлившийся Левиафан. Но нет, это
всего лишь многочисленные и разнообразные морские существа, планктон и
нектон, кишечнополостные, моллюски, асцидии, мшанки, черви, личинки, мальки
и так далее. Ка прекрасно чувствует эту гущу - она как будто продолжает его
тело, потому что подвластна его воле. Его мысль падает в неё, летит по ней,
оснастившись серебристыми крылышками и, постепенно замирая, производит её
изменение и движение.
Сейчас корабль проплывает через это скопление живых существ. Они не
воспринимаются корабельными гидролокаторами и подводными беспилотниками
сопровождения как опасность, потому что отражают акустические волны, как
самые обычные порождения природы.
Мириады крохотных телец налипают на борт корабля, особенно в районе кормы,
на его руль и винт, погибая во множестве, но оставляя слизь даже на
лопастях.
Пока ничего особенного как будто не происходит. И ничего особенного не будет
происходить долгое время. Как будто.
Только через несколько лет по бортам огромного корабля расплывутся бурые
кляксы, словно язвами покроются лопасти винтов.
Ещё прилично погодя заморщинится недавно такая гладкая легированная сталь, и
вдруг "распустится" огромными цветами. Системы контроля зафиксируют
поступление в отсек забортной воды. Ничего не понимающий капитан даст
команду задраить водонепроницаемые двери, клинкеты, горловины и ввести в
работу водоотливные средства. Но тут начнет поступать вода в другой отсек.
Борта корабля будут выглядеть - при осмотре с помощью подводных дронов -
словно пораженная плесенью картофелина. Винт лишится лопастей, и гребной вал
лишь зря будет расходовать мощность двигателя.
Забавно, но корабль, огромный и твердый как гора, станет едой для склизких
тошнотворно мягких существ.
Эти "пожиратели железа" своими крохотными едкими телами будут вызывать
быстротечную питтинговую и межкристаллитную коррозию металла. Чтобы дело
спорилось, в каждой едкой крошке имеется органелла, занимающаяся сверлением
корпуса корабля маленькой дрелью со сверлом из ионов-активаторов. Она
является усовершенствованным потомком стрекательной нити медуз и
подпитывается за счет взрывного окисления металла.
Ка научил этих существ быть такими, когда они оказались в сопровождавшем его
шлейфе среброкрылых бабочек. Ощущая искорки накопленной ими энергии и
паутинки электромагнитных взаимодействий, улавливая мелкие вибрации
химических и вандерваальсовых связей.
Обучая живую слизь, Ка нередко скатывался на ту границу, где вещи теряют
реальность и множественность, а пространство создается ручейками
организующего времени, которые просачивается сквозь мембрану вакуума. За ней
Бездна, наполненная бушующей хрональной энергией. В её сердцевине живёт Оно,
которое порождает нас всех, а потом принимает обратно, сглаживая те
небольшие различия, которые мы приобрели в процессе недолгого
индивидуального существования...
Однако и Ка, кажется, иссяк, такая усталость пропитала его насквозь,
проникла в каждую клетку...
К нему подплыла Бланш, потом вторая белуха, третья, четвертая, целая стая,
закружились хороводом.
Они приглашали его, и Ка, ухватив за плавники сразу двоих, давай рассекать
так, что бедный тюлень Леопольд едва поспевал за ними.
Вдруг белух рядом не стало, зато всё больше рыбешки. Вскоре её так много,
что рябит в глазах. Ка догадался, что его тащит траловая сеть. Финал
близок - неумолимая сила затаскивает его через кормовой слип рыболовецкого
судна. Затем он куда-то падает, приходится бороться, отчаянно работая руками
и толкаясь ногами, чтобы его не погребло под толщей рыбы.
И вот он лежит на груде улова, заполнившего рыбозагрузочный бункер, этакий
русал. Хорошо, хоть плавки не потерял. С флагштока к нему склоняется
российский флаг. Слышатся слова на родном языке.
- И что за зверя выловили?
- Кажется, моргает. А упитанный-то какой.
Это было последнее, что он услышал.
Ка хотел, выхаркнув влагу из глотки, объяснить, что он не упитанный, а
адаптировавшийся; без слоя жира в холодных водах не выжить. Но не
получилось. Он отключился, когда попытался произнести свое имя: "Кха-а-а".
А когда очнулся, уже в тепле, под одеялом, на койке, то попросил кусок сала
и стакан водки. В счёт следующей получки. Его спросили, как его зовут, он
ответил: "Ка". И все присутствующие, заржав, нарочито начали переспрашивать:
"Как, как? Ка-ка или просто кака?" И какой-то мужик, показывая пальцем на
его татуировку с якорем, сказал: "Ну, надо ж так упиться, морячок". А парень
в очках, судовой радист, сказал, что у древних египтян словом "Ка"
обозначался двойник человека, сохраняющий его жизненную силу.
И тогда Ка показалось, что его, на самом деле, зовут Кид Иванович Пятницкий.
И когда он назвал свое имя, фамилию и отчество, то все перестали смеяться и
посмотрели очень сочувственно. Поскольку люди требовали подробности, то
пришлось Киду Ивановичу из осколков и обрывков памяти на скорую руку
соорудить свою биографию. Дескать, служил срочную на ВМФ, а после морского
училища недолго был штурманом на судне. Уволился, неудачно занимался
бизнесом, потому что не смотрит на людей, как на предметы, приносящие
прибыль. Кажется, у него есть бывшая жена и сын. У жены пять котиков, против
чего он не возражал, и какие-то френды, с которыми она общалась виртуально,
пока он был дома, и вполне реально, когда он дома отсутствовал. Это вызывало
у него протест, поэтому они давно развелись.
О том, как он попал в воду Баренцева моря, пришлось откровенно наврать -
мол, упал за борт во время морской прогулки на яхточке. А когда Ка слепил из
обрывков воспоминаний и догадок свою человеческую биографию и некое подобие
человеческого прошлого, то пучина морская с её разговорами и видениями стала
таять в его памяти, как медуза, выброшенная на берег...
Васильевна, как вскоре выяснилось - судовая буфетчица, отнеслась к просьбе
найденыша ответственно и принесла сала и водки. И вообще занималась им
последующие сутки, безмерно удивляясь тому, что он иногда любит полежать
вместе с уловом во льду, умеет разговаривать с рыбами и мастерски
прослушивает чужие разговоры через канализационную трубу. И, конечно, его
прожорливости.
А в итоге состоялась содержательная беседа с капитаном траулера.
- Я запрашивал все суда в радиусе ста миль, ни у одного из них нет лиц,
упавших за борт, и прочих потеряшек. Документы у тебя отсутствуют. Ты кто,
мать твою? - напрямки спросил седой мужчина, в котором чувствовалась военная
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг