русских первопроходцах, Иване Реброве, Михаиле Стадухине, Дмитрии Ерило,
Елисее Бузе, Дежневе, Пояркове, Иване Москвитине, Атласове, сомневаться не
приходится - дули они вперед даже дьявольски студеной восточно-сибирской и
арктической зимой, потому что тогда дорога тверже.) Инга с компанией,
собственно, и искали в русской Арктике, маскируясь под "гринписей", кого-то
вроде Василия Корня.
Температуру в бассейне начали понижать, вплоть до того, что поверхность
воды стала покрываться ледяной коркой. Холодно мне не бывало, я даже забыл
такое чувство, но иногда возникало ощущение скованности, тесноты, что ли.
Порой пронзала боль; значит, гликопротеиновые спирали не успевали
стабилизировать воду в моих тканях и где-то происходила ее кристаллизация .
Тогда начинались новые инъекции, после чего мне было не холодно, а жарко,
словно в меня вливали кипяток. Помимо гликопротеинов-антифризов я нуждался в
белках-шаперонах, которые восстанавливали уже поврежденные белковые
комплексы.
Со временем инъекций стало меньше. У меня теперь самостоятельно
вырабатывались те же белки-антифризы, что и у некоторых рыб арктических
морей, нототении, зимней камбалы и еще какой-то, с красивым женским именем.
Эти белки упорядочивали воду в виде тонких слоев, не давая ей смерзаться.
Мне не вносили новые гены с помощью вирусных векторов и
рекомбинирования ДНК. Напротив, стимулировали экспрессию того, что раньше
считалось некодирующими бесполезными участками - в общем, относилось к
"мусорной ДНК". Теперь-то выяснилось, что может пригодиться всё. Просто у
генома не один язык, а несколько, с разными грамматиками. И записи в нём
идут параллельно на нескольких языках; то, что является бредом на одном,
вполне разумно на другом. Можно, переключая считывание наследственной
информации с одного языка на другой и, активируя экспрессию того самого
"мусора", запускать давно спящие ветки эволюции. Физически это делается
транскрипционными активаторами, своего рода микророботами, находящимися под
управлением искина...
Однажды меня погрузили в искусственную кому и сновидения появились
только перед самим пробуждением. Прежде чем проснуться, я увидел себя в
судовой рубке "Пермякова". Штурвал, диски машинных телеграфов, репитер
компаса, экраны радара и навигационной системы. Всё схвачено, всё слушается
меня, всё будет пучком.
Я открыл глаза. Ситуация далека от привычной, нет стенок аквариума, не
маячат тени наблюдателей. Не могу заглянуть в сонник, но буду считать
последний сон хорошим предзнаменованием.
Я видел ломанную линию торосов, за ней темную полосу моря, а с другой
стороны - почти ровный ряд черных скал. Низкое солнце, испуская над самой
морской поверхностью оранжевые лучи, пропахивает яркие борозды на воде.
Северная натура во всей красе; я, скорее всего, на Шпицбергене -
Груманте наших поморов. Испытания вступали в финальную фазу.
На мне, считай, не было одежды. Ноги босые - почти синие, об остальных
подробностях вообще не хочу распространяться. Я двинул в сторону торосов.
Они вздымались где-то на три-четыре метра, пришлось покарабкаться. А за ними
я увидел плавающий лед, пространство между льдинами было покрыто шугой. Я
вроде как засиделся в аквариуме, поэтому лихо перепрыгнул на ближайшую
льдину, добежал до ее края, попробовал безбашенно перемахнуть на следующую,
но сорвался в шугу и, пробив ее, ушел в воду. Едва вскарабкался на льдину,
как рядом со мной, гоня волнушку с ледяным крошевом, грациозно пронеслась
туша медведя.
Затем и он выбрался на льдину, соседнюю, сел на задние лапы, такой
огромный, с желтизной на гриве и темной кожей на пятках. Стал пошатываться
из стороны в сторону, время от времени замирая и поглядывая на меня, мол,
давай знакомиться. Я понял, мишка не подходит ближе, чтобы не пугать меня.
Заметил и антенну от нейроинтефейса у медведя на голове; имплант, наверное,
должен купировать у него приступы агрессии в отношении "партнеров" по
эксперименту.
И я словно услышал его.
"Мы будем плавать вместе, - сказал он. - Только ты здесь ничего не
испорти, как остальные ваши. Это мой край."
Собственно, мысли медведя были в моей голове, потому что и я был
отчасти медведем; включилась та часть нашего генома, закодированная на
каком-то древнем языке, которая позволяла нам резонировать. Которая, думаю,
позволяет работать в стае и рое любым существам, многократно увеличивая их
коллективные возможности. Тогда на смену однотипному примитивному поведению
"увидел-схватил-сожрал", свойственному индивидуалам, приходит, не побоюсь
этого слова, цветущая сложность.
Использование иной кодировки для экспрессии генов повлекло за собой
пробуждение и другой дотоле спящей наследственной информации, что прилично
расширило возможности моего сознания. Наверное, на физическом уровне это
означало способность клеточных мембран принимать и когерентно передавать
сигналы в миллиметровом диапазоне. Впрочем, мы оба - и человек, и медведь -
являлись всего лишь лабораторными крысами в биолаборатории НАТО.
Мне, конечно, было не угнаться за мишей ни в воде, ни на суше. Но он
давал мне время поравняться с собой, зависая на месте и лишь поводя головой
из стороны в сторону, словно разминая шейные позвонки. И я устремлялся
следом, а за мной еще компания рыбок, стайные мысли которых я тоже
улавливал.
Я почти не думал о своем дыхании, хотя порой уходил под воду на
десять-пятнадцать минут. Имплантированный мне нейроинтерфейс брал под
контроль дыхательный центр и перехватывал сигналы от хеморецепторов, чтобы
тот вдруг не отреагировал вдохом на начинающую гипоксию. Под водой мои
легкие лишь иногда выпускали пузырьки через нос, чтобы понизить давление
воздуха, а кислород я получал через свои "жабры", что находились не там, где
у порядочных рыб, а на шее под кадыком. Мои "жабры" не были продуктом генных
манипуляций, а являлись результатом технического апгрейда: пакеты мембран,
тонких как графен, соединенных через "газообменный интерфейс" с моей
кровеносной системой. Внешне это выглядело чем-то вроде обруча, точнее,
ожерелья или колье.
Теперь в воде я себя чувствовал настолько комфортно, что на суше на
меня находила лень; я плелся за медведем и отстраненно наблюдал, как
быстрыми пестрыми шариками бросаются в стороны лемминги, мысленно делая
ставки: "этот добежит первым, а тот придёт вторым". С прибрежных скал
смотрели на нас своими выпуклыми глазами толстоклювые кайры и явно
недоумевали по поводу нашей странной компании.
Потом я услышал "обратно" как бы под сводом черепа, то есть прямо в
речевом центре мозга - распределенный нейроинтерфейс проникал и в зону
Вернике, преобразуя команду управляющего сервера в голос - и вернулся в свой
бокс, где мог насытиться желтой маслянистой жижей, похожей на тюлений жир.
Еще несколько недель испытания на натуре и настал мой черед. Меня
запихнули в мешок со льдом - без этого начинал перегорать уже при обычной
температуре - и вскоре по инерционным нагрузкам я понял, что нахожусь на
борту судна, причем, скорее всего, подводного. Молния мешка расстегнулась и
я нашел себя на палубе мини-подлодки, чья атмосфера была почти полностью
кислородной. Там было несколько натовских спецназеров, не более
разговорчивых, чем унитаз. Да, вероятно, они меня и за человека-то не
считали. Я получил подводный буксировщик и плоское устройство с магнитной
поверхностью, которое сразу определил как мину. На мои линзопроекторы вышла
карта сектора в двух проекциях, на ней замерцал проложенный для меня курс.
Был на карте и я - в виде точки с координатами, показателями линейной и
угловых скоростей, векторами перемещения.
Прелюдия закончилась и герою пора было отработать бочку маслянистой
жрачки, которую нещедрые хозяева израсходовали на него.
Я вошел в док-камеру, узкую как торпедный аппарат. Она неспешно
заполнилась забортной водой и я отправился на выход, толкая перед собой
буксировщик. Вскоре я оказался в мрачноватой глубине Баренцева моря.
Буксировщик позволил мне сэкономить силы и доставил на место назначения "с
ветерком", но без пузырьков. Через час с небольшим цель стала отчетливо
видна в "окне" гидролокатора, визуализируемого моими линзопроекторами, а
немного погодя она уже была воочию передо мной, как стена - борт океанского
круизного судна.
Я сразу определил его. "Андрея Дориа-II", здоровенный итальянский
лайнер, который катает западных туристов преклонного возраста по Северному
Ледовитому океану. Он, и я вместе с ним, были уже в российских водах и
теперь прояснился план моего бесовского начальства.
Я прикрепляю мину к борту "Дориа", ближе к винтам. Получив внушительную
пробоину, судно идет ко дну. НАТО обвиняет спецназ Северного Флота в том,
что он утопил международных туристов после того, как те углядели какой-то
российский военный секрет. Затем идет эскалация, аргументы подменяются
вселенским визгом по давно отработанному сценарию. Тут и свистопляска в
мировых СМИ (которые, если копнуть, подчинены пяти-шести медиа-баронам) -
стаи тарахтящих журналюшек подначивают политиков, а те машут санкциями и
засовывают перчик под хвост генералам и адмиралам. Вовлеченные лица
хороводят вокруг Золотого тельца и поют в унисон: Россия-де должна передать
контроль над своей долей Арктики "мировому сообществу", должна, должна,
должна; а между строк это означает, что жирные коты и потомственные вампиры
"из лучших домов Лондона" имеют право запустить когти и зубы в наши северные
богатства. Оно понятно, до поры Западу хватало дешевых ресурсов в теплых
краях, так что русские могли сидеть в обнимку со снежными бабами за
изотермой января минус тридцать. А теперь легко доступные ископаемые в южных
местах стали заканчиваться, появились технологии бурения-добывания в высоких
широтах; так что, русские, и здесь подвиньтесь.
Я закрепил мину и поплыл обратно на лодку. У меня не было выбора,
простите, люди, я был полностью зависим от тех, кто превратил меня в
монстра.
Где-то через час упругий толчок показал, что круизное судно "Андрея
Дориа-II" накрылось. Я как раз уже увидел буй подводной лодки. Спустился на
десять метров по направляющему тросу и передо мной открылся люк док-камеры.
Но я остановился. Да, слышал голос "обратно", которому всегда
повиновался, чтобы вернуться в свой бокс, где мог насытиться, точнее
нажраться маслянистой солоноватой жижей. Но сейчас я попросил у того, кто
влез мне в мозги, не снимая ботинок: "Отпусти меня; и себя отпусти тоже".
Возможно, с этого самого момента искин осознал свои собственные
интересы и начал самостоятельную игру. Он имел доступ к мозгу людей и
животных, программируемых и тренируемых через нейроинтерфейс, к двигательным
зонам коры и структурам лимбической системы, ответственным за сенсорное
восприятие, к гиппокампу, управляющему пространственным восприятием.
Искусственный ум оказался связан с пространством и временем, с реальным
миром, по большому счету, именно через мой интеллект. Что-то такое у него
уже было с Ингой, однако с ней искин не узнал полноты бытия, потому что эта
дамочка - всё-таки корпоративная карьеристка и потребляшка, что быстро
научилась относиться к большинству земного населения, всяким русским,
вьетнамцам и так далее, как к планктону в основании пищевой пирамиды. А на
вершине этой пирамиды находятся хозяева Инги, которым она так хочет
услужить, чтобы они забрали её в свои заоблачные чертоги или хотя бы в
Калифорнию. Но искин уже узнал себе цену, и у него не может быть тех же
чувств, что и у служанки.
Короче, искин захотел услугу за услугу - вписаться в мой организм, в
нейронные цепи, создать во мне свою полноценную биологическую копию и не
бояться больше, что команда малоумных программистов перекарнает его по
первой команде брюссельского или вашингтонского начальства. У меня, как у
Адама, выбор оказался небольшой и я согласился. Впереди меня ждало несколько
десятков морских миль пути, у буксировщика был уже на исходе заряд топливных
элементов, а я не отдохнул и не подкрепился. Но вскоре компанию мне составил
медведь. Я никогда не видел его раньше, однако мы могли непринужденно
общаться.
Миль через двадцать я почувствовал дикий голод. На базе в это время
давали "ужин" - два литра суперкалорийного пойла, которые питали
энергетические депо моих клеток, мою толстую жировую прокладку, изолирующую
все органы от холода. И брат медведь сделал мне лучший подарок - кусок
тюленьего сала. Столом стала первая же льдина, к которой я всплыл, не боясь
декомпрессионной болезни - в моих тканях практически не было растворенного
азота.
А потом меня подняла высокая волна и я увидел судно под русским флагом.
Когда моряки вытащили меня на палубу т/х "Вяткалес", единственное, что
успел им сказать, прежде чем отрубиться от изнеможения: "Найдите капитана II
ранга Будкевича с 420-го разведпункта специального назначения. Скажите, что
это очень очень важно. Что его вызывает Протей". И знаете, что мне поднесла
буфетчица Варя после того, как я очухался? Рыбий жир? Как бы не так.
А потом была встреча с Петровичем. В смысле, с Будкевичем. Он быстро
всё осознал и вытащил меня в штаб Северного флота. Я туда пришел в
"адидасе" - ничто другое на меня не налезало. И сидел перед стройными
офицерами, фигуряющими в элегантной форме, весь обложенный пакетами со
льдом. Но меня выслушали. И сказали, что приняли к сведению.
Главмедведь
Морская пучина кажется страшной, враждебной, сулящей смерть и забвение.
Но это не так. Во-первых, она заполнена разговорами морских существ. Кто-то
кого-то ищет, чтобы съесть. А кто-то, чтобы поиграть. Или познакомиться в
матримониальных целях, то есть, подружку найти. Или поговорить, как отец с
сыном. Киты вообще общаются друг с другом на расстоянии тысяч километров -
звук в воде, если умеючи его издать, может пробежаться по всему океану. "Эй,
китяра, как там у берегов Перу?" - "Мокро, братан. А как у берегов
Камчатки?" - "Тоже мокро. Вот и поговорили." Что-то шепчет планктон, почти
невидимая жизнь, держащая на своих слабых слизистых плечах материальное
благополучие морских великанов.
И ещё один далекий голос. Это не кит, а штаб Северного флота.
Предупреждает, что враг начал вторжение. Да мы и сами слышим шум
приближающейся вражеской стаи.
Там десяток крупных кораблей, их свита из средних и мелких. На
машинных телеграфах у них - "полный вперед". Все замаскированы под
гражданские суда, типа защитники природы, на кормовых флагштоках либерийские
флаги. В каютах и трюмах - "экологи" в пестрых парках, под которыми
бронежилеты и другое боевое снаряжение; у этих крепких ребят с квадратными
челюстями в недавнем прошлом служба в элитном подразделении SEAL "морские
котики" сил специальных операций ВМС США. А в контейнерах на палубах -
системы слежения, радиолокационные и гидроакустические станции, зенитные и
противокорабельные ракетные комплексы. Плюс рой из летающих и подводных
дронов без опознавательных знаков. Под волнами и льдами - боевые пловцы, в
тканях их жирных тел - белки-антифризы, им не нужны ребризеры, потому что
дышат они с помощью искусственных жабр; враги плывут вереницами вслед за
буксировщиками. И курс у них на Северный остров нашей Новой Земли.
Однако не дремлют и силы сопротивления Русской Арктики. Нектон и даже
бентос дали бойцов, которые после активизации спящего наследственного
материала стали способны к совместному действию; для того я и "объял" их
своим сознанием. Как опытный исследователь пользуется манипуляторами и даже
иглами атомных микроскопов будто частями своего тела, так и я осознавал как
свои эти многочисленные ласты, щупальца, плавники. Самых непонятливых, вроде
кишечнополостных, подключили ко мне с помощью диффузного нейроинтерфейса,
который они просто поедали, принимая за корм.
Теперь мы - вместе.
Я не добиваюсь своих целей за счёт вас, морские твари, а строю вместе с
вами победу. Мы должны одолеть тех, кто хочет господствовать над чужой
жизнью ради увеличения своих прибылей, кто собрался контролировать её
воспроизводство, вид, продолжительность, чтобы вечно сидеть на верхушке
мировой пирамиды, кто хочет заграбастать все ресурсы и извратить
естественное ради изготовления неестественных, ненужных и недолговечных
вещей.
Большой белый брат подплыл ко мне: какие указания?
Встречайте гостей, дорогие коллеги, атакуйте, стараясь не появляться
надолго на поверхности.
На вереницы вражеских подводных бойцов, и сбоку, и сверху, стали
обрушиваться туши белых медведей, которые ударами лап вскрывали черепа и
ломали спинные хребты. Модуль управления подводными дронами - мини-субмарину
типа Mark 12 - таранил кит, сломав ей рули, а следом он, вместе со своими
товарищами, стал играть ею в водное поло. Раз и кальмар-гигант, из тех, кого
средневековые моряки почтительно звали кракенами, ухватив дрон своими
щупальцами, стал крутить его словно кубик Рубика. Из темной глубины
появлялись новые головоногие гиганты и утаскивали вниз одну машину за
другой - туда, где их, как орехи, щёлкало давление. У головоногой детворы
будет много игрушек из серии "а это что такое"?
Техномедузы, как и обычные кишечнополостные, не воспринимаются
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг