допотопные времена. После потопа, должно быть, все замерзло и слоны
волосатые в мерзлоте вечной оказались.
Покончив с рисованием, Венцеславич снова копал яминку в углу камеры,
рядом с предыдущей - опять на локоть в глубину, для справления нужды.
На следующий раз господин де Бирс один явился. Долго на рисунок
пялился, в конце даже почмокал языком, как вкусив хорошей еды.
- Можешь ли ты определить местоположение находки?
- Если пройти с Нижней Тунгуски на ее приток Чону, переволочься на
Вилюй, а с него перейти на Лен-реку, то понадобится три дня пути вверх по
течению. В том месте берег высокий-высокий.
Пожевал губами голландский мастер, понял, что нескоро европейцы туда
доберутся, и то, если русские в санях довезут. Вопросил уже более сердитым
голосом:
- Почему размеры на рисунок не нанес?
- У слона волосатого их много. И мне не ведомо, как оные показывать.
Разве что провести нереальные оси из одной точки, считая их как измерители
длины, ширины и высоты - под прямыми углами. И ставить на них отметины.
Таким образом каждая точка на слоне будет иметь три меры, три числа...
- Неужели ты, московит, хочешь сказать, что придумал координатную
геометрию?
- А чего, лишь декартам вашим невесть что сочинять? - и получил от де
Бирса по губам, но, облизнув кровь, не унялся.- Это только вам придумывать,
чтобы с нас затем мехами, лесом, хлебом за вашу придумку брать? Притащил
камень, который у меня свеи подлючие похитили? Где табак, огниво и прочее?
Де Бирс бросил на землю сверток и солнечный камень.
- Исландский шпат, ничего особенного. Откуда он у тебя?
- От отца. Он был выходец из германских земель.
- Отчего ж в дикую Московию ушел?
- Оттого, что душно в немецких краях жить, за всем присмотр, кругом
донос. Жадные грабят невозбранно, суд покупается за деньги, доносчик
вознаграждается имуществом оболганного, а всех, кто живет нестяжательным
христовым словом, ждет виселица или костер.
Де Бирс начал что-то говорить про писания Гейденштейна, который увидел
в московитах рабов и содомитов, но, увидев только спину узника, смолк и
покинул камеру.
К курению табака Венцеславич пристрастился на Тереке, в Терках, где у
него двор в остроге стоял; зелье привозили дербентские купцы,
останавливающиеся на Билянском гостином дворе. Поев, Василий разжег трубку,
поделал из дыма колечек и наконец почувствовал приятство в жилах. До того
как лечь спать, стал рыть новую ямку. И, прежде чем сходить по нужде, опять
закурил. Заметил, что дымок потянуло в угол, тот самый, где копал. Значит,
слабый сквознячок имеется.
Венцеславич вовремя почувствовал, кто-то приближается по коридору.
Спешно забросав ямку, растянулся на полу за миг до того, как в камеру кто-то
вошел.
По дыханию Василий сразу догадался - не мужское. По цветочному запаху
духов опознал - Лисье. Его заскорузлая рука легла на упругий шелк ее груди.
- Знаешь, мне сейчас так... ясно, как на Лене зимой. Ты, может, не
поверишь, если там плюнешь, на снег падает стекляшка.
- И вы не прятались там от мороза?
- Почто прятаться? Зимой можно пройти там, где летом не проберешься.
Болота замерзли, гнуса нет. И вражину легче зимой приметить, прежде чем она
в тебя острие метнет.
- Расскажи мне... о своей стране.
- Суровая страна... у нас холодно бывает и для самого неприхотливого из
злаков. Иногда и летом видим снег. Даже скудный плод земли нашей хочет
крымский, ногайский и прочий кочевой люд отнять; не отобьешься, так он еще
избу сожжет и детей увезет. Пузатые галеоны, набитые серебром и заморскими
плодами, не приплывают к нам из океана. Отняты у нас моря незамерзающие.
Далеки и полгода непроходимы дороги. Тяжело нам обмениваться плодами своего
труда и знаниями.
- Отчего ж не вымер твой народ?
- Бог не попустил. Оттого мы селимся широко, особливо с времен царя
Иоанна, странствуем через страну нашу, и пёхом, и в седле, и под парусом,
бывает, что переволакиваем суда свои от реки к реке, на катках и даже на
руках.
- Корабли на руках? - Лисье хохотнула.
- Нам-то не смешно, когда тащишь - думаешь, лишь бы не споткнуться,
иначе вся эта махина на тебя завалится и чего-нибудь отдавит.
Ее пальчики пробежались по его коже под рубашкой.
- А почему страна ваша при такой ширине не развалится на куски, которые
подхватят соседи?
- Потому что у нас свой царь-государь, который державу нашу воедину
связывает. Оттого самые дальние куски земли, до которых три года ехать надо,
не отваливаются. Вера соединяет, Богу и государю. Благодаря вере само
делается то, что в иных странах происходит через принуждение оружием и
казнями.
- А отчего у вас не размножаются пёсоглавые оборотни?
- Они размножаются там, где веры мало, а жадности много. Но все же
могут в гости к нам пожаловать; в Смуту отец мой побил их немало.
Лисье нежно провела пальцами по его губами и неодобрительно дернула за
бороду.
- Сбрил бы, а то хуже псоглавца. Не принято, что ли, у вас облик свой
украшать, чтобы девам нравиться?
- У девицы здесь гладко должно быть, а у христианина, как от Бога
положено... Лисье, тебя дядя ко встрече со мной принудил?
Ее губы коснулись его уха.
- Он мне не дядя.
- Уже догадывался, значит, ты так мстишь ему. Эта бестия взяла тебя с
собой, чтобы сожительствовать. Непременно убью его, башкой об стенку. И
посмотрю какая у него там шишковидная железа.
- Ты до сих пор ничего не понял. Он - мой господин и будет также твоим
господином. Он знает всё; и что отец твой, бедный рыцарь, известный как
Венцеслав или Венцель Герлиц, бежал в Московию из Лаузица, где его должны
были сжечь живьем - в городе Бауцен. За ведовство.
- Я не знаю, а он знает.
- Он покупает сведения у судов по всем делам о ведьмачестве. Отец твой
прибыл в Польшу, чтобы дальше бежать на восток. Там донесли на него -
наказание за это в польском королевстве - смерть, но Венцель Герлиц скрылся
из-под стражи.
- А что неправильно? Да, ушел он из стран немецких, потому что там не
вере, а греху поощрение, люди не Богу, а Тельцу поклоняются. А мой отец
Мамоне не хотел служить, в отличие от твоего господина.
- Не суди его так. Мой господин покупает тех, кто уже предопределен к
погибели. Истинная смерть заменяется подложной, погружением в сон. Многим не
дал господин мой умереть до конца.
- Может он и не дает умереть кому-то до конца, но мне такой господин не
нужен, я государю своему служу.
Теперь откликнулась Лисье не его словам, а какому-то шуму из-за двери.
- Пора мне, милый Герлиц, скоро сменится солдат на вахте, и придет тот,
который не получил плату.
На следующий день вместо де Бирса пожаловал шведский комендант.
- Ты, вроде, по-немецки понимаешь, московит, а я родом саксонец....
Знаешь, как называл комаров покойный король наш Густав Адольф?
- Откуда мне знать, это ж был ваш король, не мой.
- Душами московитов. Слышишь барабанную дробь с плаца? Вот и добавился
один комар. А завтра еще одним комаром станет больше.
- Тогда побереги свою задницу, когда сядешь опростаться на улице.
Обязательно прилечу.
- Я не обижаюсь, ведь ты уже одной ногой в преисподней. А не хочешь
узнать, как ты смерть у нас примешь?
- Люблю неожиданности.
- Но я скажу. Тебя не повесят на крюк, не колесуют, не вздернут вверх
ногами со вспоротым брюхом - и это твоя большая удача. Ландсгевдинг Нильс
Маннершельд приговорил тебя к необычной казни. Возможно, ты мог бы ты спасти
свою жизнь приношением немалой суммы риксдалеров, но ты умалчиваешь о своем
достоянии. Тебя отравят - это необходимо для сохранности тела.
- И какому стервятнику понадобилось мое тело?
- Мастеру де Бирсу. А его Лисье возьмет твои бубенцы себе на память.
Поедешь в Лейден в ящике. Выставят тебя там в кунсткамере: московит
морозоустойчивый вульгарис. Будешь там стоять вместе с чучелом индейского
кацика и вождя из Конго. Так что впереди ждет тебя известность, просто
завидно.
- Не завидуй, господин комендант. И тебя ждет путешествие на Страшный
суд, где судия строг и риксдалеров не берет.
Комендант поднес к нему свои бледные глаза, утопленные под тяжелыми
надбровными дугами.
- Жаль, что ты умрешь столь легкой смертью, московит.
- Попа нашего пришлете мне для исповеди и покаяния?
- Нет здесь ваших попов. Одни сбежали, других повесили. Я пришлю
человека, который измерит тебя, чтобы было ясно, какой ящик потребен
господину де Бирсу.
Этой ночью Венцеславич вырыл еще одну яму и пробился в подвал сквозь
сгнившее перекрытие - шведы при строительстве Нюенсканса для скорости
использовали старые брусья, оставшиеся от русского поселения. Цепь, которая
его за ногу держала, допилил пилкой, что была в оковку солнечного камня
спрятана, персидский булат оказался тверже шведского железа. Еще сажень
земли преодолел - копал какой-то костью, похожей на лопатку, и выбрался за
стену шведского укрепления. Обдирая ногти на пальцах пытался удержаться от
падение в ров, но все равно чуть не распорол себе живот о частик [11],
выглядывающий из грязи.
Потом преодолел обратную сторону рва, а едва перевалил через гребень
насыпи, как рядом прошествовали две пары ног: то были солдаты,
направлявшиеся в караульню. Замер, прижавшись в земле, хоть сердце и
пыталось пробиться через горло. Потом продолжил путь. Не было тут надолбов,
коими русские хитро защищают свои крепости, однако немало расставлено
рогаток.
Пробрался к берегу широкой Нево. На счастье нашелся у берега утлый
ялик, на котором со страхом немалым переправился через слегка подмазанные
луной воды к Спасскому селению. Переночевал в овине, с рассветными сумерками
двинулся в путь. Какая-то русская баба заметила беглеца и одарила осьмушкой
хлеба, хотела и молоком напоить, но окликнул ее муж - финляндский
переселенец - и она в страхе поспешила в дом. Напоследок лишь успела кинуть
рваную попону - это спасло от холодной смерти на следующую ночь.
4. Ликантропы
Враги его не видели, а он слышал лай собак. Выйдя к Словянке, Василий
прошел саженей сто вверх по речке, чтобы шведские псы потеряли след. Еще
несколько часов пути, выдохся он и хотел было разжечь огонь, но послышались
тут грубые голоса шведов. Звуки шли кучно и выходило, что солдаты еще не
развернулись в цепь, идут клином - по сторонам-то редкий кривобокий
березняк, похоже, вокруг топи.
Внезапно голоса рядом оказались и Венцеславич мигом укрылся по шею в
болотной жиже.
- Jag vill skдra den Muscovite i bitar [12], - многообещающе посулил
один из шведов.
- Fцrresten, herr kommendant fцrpliktas leverera honom levande. Han
kommer bli hдngd i fдstningen med trumrytmer. [13]
Прямо над Василием из кустов выглянула густоусая физиономия. Мгновенно
выпрямившись, Венцеславич оглушил шведа ударом по ушам, и выхватив из руки
его тесак, провел ему по горлу. Подтянувшись за ветви, рванулся из кустов и
ткнул острием другого солдата - у этого позаимствовал кинжал с закаленным
узким клинком. Снова повернулся к болоту и стал пробираться по кочкам. Сзади
пальнули из мушкета и пуля свистнула около уха. Следующая будет его...
И тогда сосредоточился он в сердце, отец называл такое усилие духа
"смирением перед прыжком". Когда снова посмотрел на болото, на цепочку
шведов, то все это показалось тонким, плоским, будто сжатым между двумя
океанами Божьего света. Словно змейка выползла из крестца, стала волной,
усилилась и понесла его. Он то ли бежал, то ли плыл, а взгляд вбирал всякую
подробность - пузырьки на воде, растительность, цвет дернины. Мысленно
расчертил он болото на ячейки, в середине каждой из них топкая мочажина, а
по кочковатым краям можно и пройти. Когда голоса шведов затихли, а пальба
пошла невесть куда, закончилось и его "плавание", замер он в изнеможении.
С рассветом очнулся, огляделся, с болота ушел на марь, от
преследователей оторвался, но окоченел так, что едва мог пошевелить членами.
Чтобы избавиться от немощи, сунул в рот последний кусочек хлеба, втянул
капли с больших лопуховых листов. Прошел еще немного - от каждого его шага в
образовавшейся ямке проступала вода, и местность знакомой показалась. Вот за
тем валуном скрылся Вейка, когда подводы пошел прятать.
Неожиданно фыркнула неподалеку какая-то копытная тварь. Василий,
рявкнув для бодрости: "Сейчас потроха-то выпущу", сделал несколько
неуверенных шагов. За ивняком стояла низкорослая лошадка, та самая буланая,
Вейкина, и телега его. Одна из тех, которую карел должен был спрятать в
зарослях тростника неподалеку от берега ижорского. На облучке телеги сидела
Вейкина дочь.
- Мне что ли потроха выпустишь, недобрый молодец?
Василий едва удержался, чтобы не расцеловать ясноглазую, вместо этого
причесал пятерней слипшиеся волосы и спросил:
- Ты не заблудилась, красава?
- Ах ты, бессовестный. За вами пришла, потому что не прибыли в
назначенный срок к Марьино. А ты никак на кочерге, вот и глаза мутные.
- Нет, скорее уж ты на помеле. Как лошадку с телегой нашла?
- Шла-шла и нашла. Обе подводы с грузом. По натесам на коре деревьев,
которые отец оставил. Лошадок умеет он уговаривать, так что далеко не ушли.
И где ж он наконец?
Заныло сердце у Венцеславича, лежит где-то окровавленное тело
товарища - одиноким смерть он принял.
- Не знаю, Катя, думаю, что не жив. А я вот сбежал, прости.
Девица ненадолго закрыла глаза, сквозь веки проступили слезы, но,
утерев их рукавом, сказала решительно:
- Потом погорюю, сейчас за саврасой пошли. Её я запрячь ещё не успела.
- Ты первой иди. Я с оглобельной запряжкой не шибко в ладах. Всю жизнь
в седле езжу.
- Не волнуйся ты так, сын боярский. Сама справлюсь - тебе доверю только
супонь затянуть.
Шведы ждали их за ижорской переправой, однако Василий и Катерина
вовремя съехали с дороги в лес - одну повозку бросить пришлось. Тот груз,
что не вышло перегрузить на другую, закопали до лучших времен.
Когда к Тосне подъезжали, новой опасностью повеяло - рядом враг, почти
выследил. Очень бесшумный, едва заметный, но птицы тревожатся.
- Катерина, веди лошадей вдоль берега, пока водопад не увидишь. Надо
разобраться, кто нам на хвост наступает. Только не прекословь. Не сейчас.
Вскоре после того как перестал слышаться скрип тележных осей, приметил
он между деревьев словно бы искажения воздуха, очертания зыбкие. Сколько их
там, не определить пока. Были они стремительны, как те, кто питается людской
плотью.
Эти твари находились в... системе координат, но не той, что измыслил
Декарт. Он-то по осям пространственным измерения проставил - длина, высота,
ширина. А тут другие измерения были... времени, что ли. Другая ширина
времени, чем у нас, другая длина. Помолившись, Василий сосредоточился в
сердце, заодно и дольний мир сделался тонким, как фарфор. Вот проступили
очертания одной твари, набрякли. Можно было разглядеть мощный загривок,
выдвинутую челюсть.
Сейчас главное не пустить в сердце испуг. Вся телесность Василия стала
легкой как барабанная перепонка. Слышал он утробный звук из тела твари,
жужжание пчельное у бортного дерева, копошение личинок под гниющей корой.
Однако и нелюдь повела носом, повернула к Венцеславичу голову. И вся
стая разом устремилась к нему, легко перемахивая через пни и отталкиваясь от
стволов.
Дольний мир лопнул как перенатянутая сеть, в прорехи хлынули золотистые
вихри, которые понесли Венцеславича. Не стал он противиться и было ему
легко. Не хлестали его по лицу ветви. И никоего усилия в ногах не ощущалось,
будто скользил с ледяной горки. И столь резв был бег, что иногда мнилось, он
сразу в двух, а то и трёх местах единовременно. За сосенкой и перед ней, за
камнем и до.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг