Александр Тюрин
Служилый
1. Златоглавая
Москва поразила его храмами и многолюдьем. Золотые или лазурные в
звездах купола церквей - они словно в небо готовились взлететь вслед за
ангелами божьими. Сказали ему, что в стольном граде обитает сверх десяти
тысяч народу всякого чина, не считая их чад и жен. Раньше было много более -
до резни и пожара, устроенных ляхами в марте 1611 года.
В Тобольске имелась сотня-другая лавок, где торговали все, кому не
лень: от стрельцов до ямщиков, досыпающих в лавке после долгой сибирской
дороги. А здесь за прилавками настоящие торговые люди - суконных, гостинных,
черных сотен, знающие толк в любом товаре.
Торговые ряды начинаются, как площадь Красную перейдешь. У каждого
изделия свой ряд: холсты и сукна, шкатулки и ларцы, утварь, глиняные
игрушки, кадки с ягодой, корзины с пряниками печатными, чернослив, изюм в
бочках, меды белые, красные, ягодные, осетры и сиги во льду, меха, среди
которых и туруханские соболя - долго же они сюда добирались. Есть даже ряд,
где целый дом по бревнышку приобрести можно. Еще полно в Китай-городе
харчевен, поварен, бань, квасоварен, крытых дерном кузниц.
В толчее и кукольники, и медведчики, и скоромохи; шутки у них срамные,
порой липнут как банный лист к заднице. Пусть архиереи их не любят, а гнать
подзатыльником нельзя - честь их защищает Судебник царский.
Площадные подьячие предлагают составить дарственную, купчую или что
еще. Возле церкви Ильи Пророка люди армянские торгуют шелком. Немало других
восточных купцов, маджусы с выкрашенными хной бородами, у которых мертвецов
птицы расклевывают. Порядком голландцев в туфлях с металлическими пряжками и
черных фетровых шляпах. У них впервые увидел он квикзильвер, что еще
меркурием прозывают. Словно из живых шариков состоит, и пальцами поймать
невозможно. Немало забавят их стекла увеличительные, где нога блохи размером
с куриную кажется. Товары голландские затейливы, но без смысла часто, да еще
дороги против наших. Нелегки пути в царстве российском для вывоза и ввоза
изделий разных. Голландские флайты приходят летом на архангельскую пристань,
ящики и тюки перегружаются на дощаники, которые плывут вверх по Двине, ждут
зимы в Холмогорах и на санях добираются до Москвы.
А более всего глянулся ему литейный двор на Неглинной, особливо
бляуофены, что выше высоких дерев, дымят как вулканы. Подают жару огромные
мехи, что от водяных верхнебойных колес в движение нагнетальное приводятся.
Льется из печей огненная река да в земляные берега, остывают ряды могучих
стволов под ядра в 20 гривенок, светясь плутоновым светом.
Спасский мост тоже приметен: там книги печатные и свитки рукописные
продаются, продавцы голосят: "Подходи-бери повесть о Савве Грудцыне,
Горе-Злосчастии, о Петре и Февронии, всего копейка. И Землемерная наука,
геометрией именуемая - за алтын". Но чтение для него занятие более тяжкое,
чем копейный бой, хотя отец Питерим учил его два лета и даже похваливал.
Были и те, что принуждали сердечко шибко забиться: красавы в высоких
киках, успыпанных самоцветами, в узорочье закутанные. С ними из ворот всегда
выходила мамка. А за воротами видны были сады, средь которых прятались
высокие горницы с карнизами-гребешками, наличниками-кокошниками и резными
коньками. На иных горницах стояли и терема со смотрильными башенками...
Василий Венцеславич, сын боярский [1], доставил в Москву ясак от
инородцев Ленского края. Ясак был взят посильный, десятинный, в знак
признания ими власти белого царя. Пришел Василий на Лен-реку из Тобольска с
отрядом Навацкого одним из первых в 1628. По Нижней Тунгуске шел, по Чоне с
переволоком на Вилюй и далее на Лену. После сидения в острожке от нападения
туземных князьцов Нарыкана и Бурухи, Василий и еще несколько служилых были
отправлены начальником отряда на Туруханское зимовье. На обратном пути
стреляли по ним санягири - поразили Венцеславича в плечо зазубренным
наконечником. Вылечила тунгусская шулма травами, битьем в бубен и горячим
своим телом.
Василий со товарищи построил дощаник, поплыли из Туруханского края по
Енисею, с него переволоклись на Кеть, что в Обь течёт, далее по Иртышу,
Тоболу и Туре, по Бабиновской дороге через Камень, шли по Каме и Волге до
Новгорода Нижнего. Сказали там, на низовье Волги опять неспокойно, калмыки
великим скопищем идут и ногаев с собой увлекают. У Нижнего ударили по ним из
пищалей - поранило товарища, от огневицы потом страдал, но удалось тех
разбойников навек угомонить. Рожи у них все в шрамах были, видно еще с паном
Лисовским на Русь явились.
По Оке и Москве-реке служилые прибыли к Спасским водяным воротам
Китай-города. В Москве узнали, что идет война с Польшей, государь собрался
город наш старинный Смоленск вернуть, на том и Собор Земский порешил. А
крымский хан польскому королю помогает усердно. В прошлом году орда поганых
с добавлением янычар султана турецкого на Курский, Белгородский,
Новосильский, Мценский, Орловский уезды накатывала, оттянула поход нашей
рати в западную сторону. В этом году опять пожаловал Джанбек-Гирей с ордой,
осаждал Ливны, где посад пожег, дважды подступал под Тулу и раз под Рязянь,
пошел по серпуховской дороге, рассыпая загоны для пленения людей по всей
округе.
Оттого многие служилые люди из украинных уездов бросали смоленское
осадное дело и возвращались к дому, чтобы защитить жен и чад от насильства
поганых и полона безвозвратного. Некоторые из них лишь пепелище находили на
месте своего двора. Ляхи же, твари нечестивые, отправили хану великую казну
за это разорение....
Меха Василий сдал дьяку приказа Казанского дворца, ведающего всей
Сибирью, Матвею Одинцову, мужу с небольшими пронзительными глазами. Под
опись - рядом подьячий с чернильницей на шее. Потом сказал, что привез и
кое-чего еще.
- Челобитную? От себя или всего городового общества? - дьяк прищурился
и глаза его стали как жучки в сметане. - Государь непременно прочтет, ибо
хочет знать, какую невзгоду народ христианский имеет.
- С чего ты взял, Матвей Аверьянович? Не челобитную, а диковину - из
Ленского края.
Дьяк вышел с ним во двор, перекрестился на недалекий Архангельский
собор, откинул влажную рогожу, покрывающую тележный груз.
- Это и есть твоя "диковина", Василий? Мог бы и якутскую бабу, что
потолще, привезти.
- И что не дивно? Зуб волосатого слона, а не мышиный хвостик. Воевода
Палицин, с которым я на Туруханском зимовье свиделся, это одобрил.
- Какое ж мы найдем ему предназначение?
- Ты ж знаешь, Матвей Аверьянович, что сейчас в самых дальних краях
державы, по царёву приказу, ищут месторождения металла благородного и до сих
пор не нашли. Может, и зуб волосатого слона искать будут - а он уже здесь.
Непрост был дьяк, один с немногими помощниками-подьячими ведал завозом
того, что необходимо русским людям на далеком суровом просторе. Помнил
наперечет, что содержалось в грудах свитков, от приказов до доездных грамот
[2], устилавших столы в приказной избе. Знал всё, что открыто там, в голове
его помещался "чертеж сибирской земле". Наконец уложилась в дьякову голову и
диковина.
- Где остановился-то, Василий-су?
- В гостином дворе у Фрола Петрова, что в Замоскворечье, в Стрелецкой
слободе.
- Много берет?
- Как фряг, который Господу о прибыли молится. Копейку в день. Я ж,
считай, на алтын живу. А Разряд мне задолжал три рубля за городовую службу
еще в Курске.
- Туда не ходи, сам спроворю, до следующей седмицы непременно
получишь... Зуб свой здесь оставь. Может и пригодится.
Через неделю Василий, получив сполна жалование, собрался уже в обратный
путь вместе с товарищами, тобольскими городовыми казаками, а в гостиный двор
гонец явился. Надлежало прибыть служилому ко двору царскому.
Он как раз полночи обмывал жалованье в кабацкой избе, где случилось
объяснить одному завсегдатаю, что за польские панские порядки ратовать
негоже православному. Тот вдруг ножом пырнул и целил-то под ребро, но в
итоге улегся на пол дощатый, роняя красную юшку из носа. Теперь вот Фролова
женка споро замотала руку Василия тряпицей, подложив травку целебную, и
зашила тонкой костяной иглой рубаху разодранную...
Двое стрельцов в пестрых кафтанах и с протазанами в руках провели
Василия Венцеславича от Троицких ворот к палатам из белого камня с
узорчатыми кирпичными поясами. Оставили в зале под низкими сводчатыми
потолками, что стояли на витых столбах. Имелись здесь книги в великом
множестве, и печатные, и пером писаные, на пергаменте и в свитках. Еще
самоцветы, жемчуга, цветы засушенные, чучела птиц, рога и шкуры, клыки
земных и морских зверей, меха, сосуды с жидкостями, в которых плавали дохлые
ящерицы, змейки и прочие гады. Сюда приволок кто-то уже и зуб волосатого
слона.
- Как прозывают твоего зверя, служилый?
Венцеславич обернулся и, увидев боярина в низкой вышитой золотом шапке,
круглолицего, с серыми немного выпуклыми и задумчивыми глазами, поклонился
учтиво. Казалось, что видел его когда-то, а где, не припоминалось.
- Вогуличи, сударь мой, именуют его мангонт, якуты - злым духом, так
они ж недавно в Ленский край с юга перекочевали, а я - слон дивноволосый
российский.
Боярин провел по бивню пальцем, оценил ощущения.
- От кого же принял он смерть? От еще большего гиганта?
- Скорее от мелких, но хищных созданий. Вот как в Смуту, когда великая
наша держава едва не погибла от хищничества жадных тварей.
Дотоле мирно стоящий боярин после этих слов стал шествовать по палате в
некоем волнении. И дабы молчание прервать, спросил похоже первое, что на ум
пришло:
- Как же ты его нашел?
- Когда земля на берегу Лены-реки оттаяла под натиском весенних вод и
местами вскрылась.
- И как тебе Лена река?
- Вода великая течет в ней, да впадает в студеный океан. Воевода
мангазейский Палицин, человек многоученый, считает, если идти по ней вверх,
до Индии добраться можно. Мол, Александр Великий этим путем уже ходил, но я
тому не верю. Индия за высокими горами должна находиться. Поскольку там жара
и люди едва срам прикрывают, как то Афанасий Никитин тверитянин описал. А
Ленский край - сильно морозный. Да и зачем нам, боярин, об Индии мечтать,
как англам и голландцам - это они пограбить её хотят; нам и у себя хорошо,
простора хватает.
- Простора хватает, только держава наша кажется похожей на мало
обитаемый остров, от всего мира отрезанный, - боярин снова походил по
палате, только уже спокойно, мягко, глянул в оконцо цветное. - Знаю о тебе,
что ты можешь самую быструю дорогу всегда найти.
- Не знаю, кто тебе рассказал, сударь, я бы себя так не хвалил.
- Да-да, себя хвалить грешно, - боярин ненадолго замкнулся; судя по
движению губ, молитву беззвучную прочитал. - Всё ж какая тут отгадка?
Василий подумал, что совсем ничего не молвить - неучтиво будет.
- При плавании компасом и астролябией владею, могу широту угломерным
инструментом определить. По высоте солнца, теням и моху лесному -
направление сторон света на суше. И вот, - Венцеславич снял с шеи кубик
каменный, окованный в металл. - Оный помогает мне солнце и в непогожий день
видеть, как на суше, так и на воде. Солнечный камень называется. На вот,
сударь, посмотри.
- Ага, приладил к глазу, да ничего такого не примечаю, - с некоторой
обидой в голосе заметил боярин.
- Потому что солнце в палату эту не заглядывает, даже через облака.
- Ладно, томить тебя не буду. Царь и великий князь всея Руси Михаил
Федорович велит тебе новую службу сослужить. Надлежит проехать через земли,
отнятые шведской короной в пору нестроения от владений государя нашего. В
невское устье, где наш Спасский Городенский погост ранее был. Голландский
капитан доставит туда оружие, не количеством важное, а умелостью работы,
чтобы наши мастера перенять могли; сверх того книгу Жакоба де Гейна,
составленную из предписаний Морица Оранского, как войска строем ходить
должны и согласованно огонь вести. Не знаем мы толком того, что они называют
opleiding in marcheren en het gebruik van wapens [3]. А без этого в нынешней
войне не победить. Ведь, памятуя Клушинское сражение, на офицеров
чужеземных, что полковник Лесли привез, полагаться шибко нельзя. Еще в грузе
будет пищаль девятиствольная перевертная. В обмен просит меха собольи. И
нашу пушнину, и голландское оружие придется скрытно везти, закрыв другим
грузом.
- Не ошибся ли ты, боярин? Статочное ли дело доставлять что-либо тайком
через Ижорский край? Наших людей любого чина свеи хватают там и казнят, если
подозревают в нем контрабандиста или соглядатая.
- Путь через архангельскую пристань зело долгий. А сей товар нам сейчас
надобен... Назовешься ты купцом гостиной сотни московской, будет у тебя и
грамота опасная [4].
Вроде как пора уже идти Василию, к исполнению царской службы
готовиться, но спрашивает у него боярин, взглядом при том будто круг весь
земной охватывая:
- Странствовал ты много, так что не грех спросить тебя, что чувствуешь,
когда один и в долгом пути, а кругом только дебри дремучие?
- Мне и лоб морщить не надо. Чувствую, что Бог рядом, и царь не так уж
далеко, обо всем своем государстве думает.
- Может быть... как о дите. Сильно боится государь за младенца в этой
огромной колыбели. Дошли слухи до государя, что за западными рубежами нашей
земли размножение нечисти случилось, вурдалаков, что плотью человеческой
питаются. Странно жизнь закончил король шведский, который хоть не друг нам,
но должен был вместе с нами Польшу воевать. В последней битве утащила его
какая-то сила и бросила бездыханным прямо перед позициями войск цесарских.
Пришло много и других известий о зверочеловеках.
Шутит или проверяет чего-то боярин?
- Неужто, сударь, вурдалаки эти хуже крымцев и ногаев?
- От крымцев и ногаев должна спасать станичная и сторожевая служба,
валы, надолбы и засеки, скоро через Белгород новую черту будем строить. А за
вурдалаками вовсе не уследить - они быстрее нашего глаза. Или ты
сомневаешься в существовании оных?
- Отчего ж, на западной стороне война нешуточная идет который год. От
разорения военного тамошние люди могут и человечьей плотью питаться, хоть
вурдалаками их назови. Однако зачем нам их сказками баловаться?
Остановился боярин возле сосуда большого, где странное существо
заспиртовано было, с волосами и клыками, однако и на человека смахивающее.
- Какова тебе эта сказка? Может, чтобы спасаться от тех тягостей, что
война несет, люди некоторые с диаволом сговорились, отчего подверглись
превращению и научились двигаться быстрее взора?
- Сдается мне, боярин, что те, кто договор с дьяволом заключили, не
должны спасаться от тягостей войны. Валленштейнам война только в радость,
они умеют обращать кровь в золото похлеще любого алхимика.
- Запутал ты меня, служилый, так тебе и распутывать. Сам проведаешь, не
затевается ли что-нибудь против нас на западном рубеже... Отца твоего
государь с благодарством помнит. Сей воин славный немало истребил тварей
безбожных и кровопийных, что пришли к нам в смуту с западной стороны. Иных
из этих исчадий адских никто, кроме отца твоего, настичь не мог... Ну, иди,
Бог в помощь. Письменный приказ после получишь. Поспеши только руку
залечить.
Служилый, поклонившись, вышел из палаты и, приметив неподалеку думного
дьяка, спросил у того:
- Что за боярин в палате был? Окольничий? Я же не мог спросить: как
зовут.
Ответствовал дьяк, слегка осклабившись.
- Как зовут? Неужто не признал государя нашего Михаила Федоровича?
Остановился Василий, вот же дурень, отчего не узнал. Отец ведь
рассказывал о государе, внешность и нрав описывал, поскольку был на том
Соборе Земском, совете Земли русской, что Михаила Федоровича на царствие
избрал.
2. Через рубежный камень
Далеко разносится стук копыт ясным осенним утром. Холода пришли уже в
сентябре, после Астафия, да и сушь стоит, может до начала ноября обильного
снега не будет, лишь слегка припорошит. Плохо для зерна озимого, которое
тщетно пытается согреться в своей мякинной рубашке, удобно для похода
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг