Рахитов. Говорит негромко, рассудительно, а если с кем-либо один на один,
то приглушенным, дружественно-сюсюкающим шепотком.
Рахитов держался скромно. Начальство было довольно покладистым
ответственным товарищем. Потом оказалось, что Рахитов защитил диссертацию
по дисциплине, не имеющей ничего общего с его работой, и получил ученое
звание кандидата наук.
Полученная ученая степень принесла Рахитову свои плоды по службе -
как-никак, в анкете Рахитова появился увесистый довод к тому, чтобы при
первой же возможности продвинуть его выше по служебной лестнице. И такой
момент наступил. К тому времени Рахитов числился в должности помощника
заведующего отделом. Неправильное отношение руководителя отдела к
сотрудникам привело к протесту, к резким столкновениям. Рахитов делал вид,
что держится в стороне, в разговорах с сотрудниками один на один осуждал
недостойное поведение начальника, однако открыто против него не выступал
под тем предлогом, что, мол, поскольку он является его помощником, то
руководители учреждения могут обвинить Рахитова в разжигании склоки, в
стремлении "подсидеть". Приказом по учреждению прежний начальник был
освобожден от занимаемой должности, а на его место назначен Рахитов.
Сотрудники восприняли это назначение с радостью. Рахитов разводил руками:
"Какой я зав? Я же ничего не знаю!" Он не прибеднялся - сидя за закрытой
дверью своего кабинета, действительно ухитрился ничего не знать, даже о
том, что касалось непосредственно дел, которыми он официально занимался уже
в течение ряда лет. Рахитов видел наступающее у сотрудников разочарование
им и решил принять меры. На вопросы и замечания недовольных его
деятельностью руководителей учреждения он теперь неизменно отвечал, что-де
ему "не с кем работать", что прежний руководитель подобрал исключительно
угодничавших перед ним, неспособных и неквалифицированных людей, которые,
мол, устраивают ему, новому начальнику, тайную обструкцию. Не поняв хитрого
хода своего протеже, начальство дало согласие на увольнение и переброску
неугодных Рахитову людей, - так начался разгром коллектива. И первым, кого
выжил Рахитов, был Василий Прокудин, старый коммунист, пользовавшийся
уважением за знание дела, принципиальность и отзывчивость, тот самый
Прокудин, который фактически вместо него выполнял всю работу по руководству
отделом. Теперь от Прокудина следовало избавиться, его присутствие было
опасно - этот не станет молчать, видя бездарность и ошибки нового зава. В
расправе с Прокудиным Рахитову помогла и случайность: нашлись люди, давно
затаившие на Прокудина обиду за когда-то где-то сказанное тем прямое слово.
Теперь они решили, что настала пора проучить строптивого сотрудника, и
уволили его, снабдив при этом прекрасной характеристикой - видимость
объективности была соблюдена. Прокудин попытался пожаловаться, но - иногда
и так бывает - лишь нажил себе этим новых недоброжелателей. В конце концов
все решал Ананий Федорович Баранников. А уж Рахитов постарался представить
Прокудина в самых мрачных красках, как человека неуживчивого, склочного,
высокомерного. Ананий Федорович принял решение. Рахитов торжествовал. Мог
ли он представить, что, роя яму Прокудину, тем самым роет могилу самому
себе. Но жизнь сложная вещь, случилось именно так.
Высокое служебное положение еще больше вскружило Рахитову голову. Он
упивался достигнутыми в жизни успехами, карьерой.
Кое-кому из оставшихся в отделе старых сотрудников довелось случайно
побывать на квартире Рахитова, оказалось, что всегда скромно, почти бедно
одетый, он живет в роскоши, добытой одному ему известными средствами, -
ковры, хрусталь, картины, антикварные безделушки...
Положение обязывало, и, разыгрывая из себя ценителя искусства, Рахитов
довольно часто посещал театры, концертные залы.
Это, конечно, музыка Моцарта... Нет, пожалуй, Лист. Очнувшись от
размышлений по поводу своих служебных дел, Рахитов пытался угадать, чье
именно произведение он слушает. Угадать оказалось нелегко, сначала потому,
что, несмотря на все его старания, он так-таки и не сумел проникнуть в
музыкальное искусство настолько, чтобы узнавать великих композиторов по их
манере, по стилю, а затем совсем по другой причине, к музыке не имеющей
никакого отношения, - перед его взором всеми цветами радуги переливались
бриллиантовые серьги, массивные и в то же время изящные, выполненные в
оригинальной форме. При каждом повороте головы незнакомки, сидящей впереди
него, бриллиантовые грани искрились, как снег на морозе. И где только она
могла достать такую красоту? Рахитов окончательно забыл о Моцарте и о
Листе. Он хотел слегка подтолкнуть локтем сидящую рядом с ним жену, но,
взглянув на нее, увидел, что толкать ни к чему - та буквально впилась
глазами в бриллиантовые украшения. Она, видимо, хотела что-то сказать мужу,
беспокойно ерзала на месте. Но Рахитов и без слов понимал ее: следует
как-то выяснить, где и как можно достать такие же серьги, и, не откладывая
в долгий ящик, приобрести.
В антракте незнакомка направилась в буфет - она оказалась молодой,
обаятельно-красивой. Пока чета Рахитовых ломала голову над тем, как бы
потактичнее заговорить с ней, проблема разрешилась сама собой: они
очутились за одним столиком.
Тщеславие любой женщины бывает удовлетворено вниманием, которое к ее
одежде, нарядам проявляют другие, - Ирина Петровна не составляла
исключения. Видя в жене Рахитова истинную ценительницу прекрасного, она
решила пойти на жертву - расстаться с другой парой серег. Рахитов осторожно
заметил, что, по-видимому, бриллиантовая вещь стоит дорого, но на лице его
жены появилось такое страдальческое выражение, что он предпочел замолчать.
Они долго еще болтали о том, о сем, а после концерта Рахитов в своей машине
отвез Ирину Петровну к Покровским воротам. Договорились встретиться на
следующий же день. Ирина Петровна многозначительно улыбалась, супруга
Рахитова, поглощенная мечтой о серьгах, ничего вокруг не видела, а сам он
никак не мог разгадать, чего в молодой красавице больше - наивной
общительности или возможной доступности. Его к ней влекло, в этом он не мог
себе не признаться.
Встреча состоялась на даче Ирины Петровны, в полусотне километров от
Москвы. Каких только редких вещичек у нее не было! Рахитовы ходили из одной
комнаты в другую, затаив дыхание от восторга и неожиданности, потом пили
приготовленный хозяйкой чай и снова вели бесконечные разговоры о пустяках,
каждый на свой лад стремясь закрепить наметившуюся дружбу.
К проданным бриллиантовым серьгам Ирина Петровна, в виде подарка,
приложила пару каких-то необыкновенных чулок и нейлоновую кофточку.
Еще по дороге на дачу Рахитов обдумывал, как бы побольше узнать о
новой знакомой, однако спрашивать ни о чем не пришлось: на стене гостиной
он увидел портрет человека, перед которым трепетал, - самого Анания
Федоровича Баранникова, Оказалось, что Ирина Петровна - племянница Анания
Федоровича, а так как отца ее убили на фронте, то она является как бы
дочерью его, почти постоянно видится с ним и в данное время очень
обеспокоена состоянием здоровья дяди - у Анания Федоровича инфаркт. О том,
что Баранников лежит с инфарктом, Рахитов знал, и теперь он осторожно
постарался выведать - не помешает ли Ананию Федоровичу болезнь возвратиться
к исполнению обязанностей. Молодая женщина успокоила гостя и обещала завтра
же рассказать Баранникову о приятном знакомстве с его подчиненным, но
Рахитов постарался отговорить ее от этой затеи: мало ли что может подумать
Ананий Федорович.
С этого времени Рахитовы часто встречались с Ириной Петровной. Тимур -
единственный сын Рахитова - аспирант одного из институтов, молчаливый, не
очень-то жаловал молодую женщину, ставшую своей в их семье. Для такого
настороженного и не весьма любезного отношения к ней у Тимура были
основания. Во-первых, он любил Марину Нарежную, студентку, и опасался, что
любимая им девушка неправильно истолкует визиты Ирины Петровны в его
квартиру; во-вторых, он видел то, чего не видела его мать: она была
искренне убеждена, что вся дружба с племянницей Баранникова основывается на
общей для них страсти к скупке дорогих вещей и на расчете мужа через
племянницу стать поближе к всемогущему начальнику.
Вдумчивый и неглупый парень, он не мог не обратить внимания на
какую-то искусственность в столь внезапно вспыхнувшей дружбе. В самом деле,
что могло быть у Ирины Петровны общего с людьми, по крайней мере в два раза
старше ее по возрасту? Что она тут ищет? Удовлетворения духовных запросов?
Об этом не могло быть и речи. Рахитовы не такие люди, да и беседы-то всегда
ведутся неизменно торгашески-меркантильного свойства... Преследует женские
свои интересы? Но Рахитов, ей-же-ей, ничем не блещет, да и незаметно
что-то, чтобы она спешила приблизить его к себе. А главное - подруга
Тимура, Марина Нарежная, нервничала: частые визиты Ирины Петровны в
квартиру Рахитовых мешали ей заниматься и портили отношения между молодыми
людьми.
Однажды Ирина Петровна со смехом призналась: о завязавшейся дружбе с
Рахитовыми она дядюшке все-таки поведала, и тот просил передать привет и
приглашение посетить его, как только он выйдет из больницы. Рахитов
рассыпался в благодарностях и постепенно, как-то незаметно для самого себя,
стал видеть в молодой красавице частичку могущественного Анания Федоровича.
Через Ирину Петровну Баранников обратился к Рахитову с доверительной
просьбой - переслать ему служебную справку, затрагивающую некоторые
секретные вопросы: он чувствовал себя теперь уже не так плохо и хотел бы
продемонстрировать перед начальством, что, мол, "есть еще порох в
пороховнице" и он вполне в состоянии приступить к своей прежней работе.
Помочь Ананию Федоровичу в такой момент было для Рахитова крайне важно, тем
более что именно с его ответственной должностью связывал он устойчивость
своего собственного нынешнего положения и свою дальнейшую карьеру. Справку
Ирина Петровна получила.
Знакомство с молодой женщиной доставляло Рахитовым и неприятные
переживания - на редкие вещи, которые она им уступала, денег не было, и
приходилось брать их под расписки, с обязательством уплатить при первой же
возможности. Недавнему кандидату наук все еще казалось, что разговоры о
деньгах ведутся ею несерьезно, поскольку - он был в этом абсолютно уверен -
она отлично знает, что их отношения вскоре примут иной, более интимный
характер, и тогда будет не до счетов. Если бы Тимур не избегал оставаться
дома, когда там появлялась Ирина Петровна, он, возможно, заметил бы, что
молодая женщина действительно стала флиртовать. Рахитов неожиданно для
самого себя увлекся ею и, как обычно бывает в подобных случаях, мечтал о
новом счастье, готовый произвести, если потребуется, полный переворот в
своей личной жизни: в конце концов иметь молодую красавицу-жену и
могущественного покровителя в лице ее дяди было бы не так уж плохо,
размышлял он.
И можно представить себе его радость, когда, однажды позвонив ему на
службу, молодая женщина попросила срочно навестить ее.
Автомобиль пробежал по мосту через канал Москва-Волга, свернул налево,
миновал несколько больших селений и уткнулся радиатором в калитку знакомой
дачи. Ирина Петровна была одна.
Они поднялись наверх, в ее крошечный кабинетик. По знаку хозяйки
Рахитов опустился в глубокое кожаное кресло у письменного столика.
- Полагаю, пора бы окончательно выяснить наши отношения, - сказала
Ирина Петровна с многозначительной улыбкой, присаживаясь к столику с другой
стороны.
Наконец-то! Рахитов порывисто схватил ее руку и покрыл поцелуями.
- Мы не можем терять время на нежности, - услышал он неожиданно
спокойный, насмешливый голос. Не понимая, Рахитов поднял голову и
встретился с ней взглядом - в глазах женщины светилось нескрываемое
презрение. - Я не та, за кого вы меня принимаете.
Он хотел сказать, что любит ее, что мечтает навсегда связать с ней
свою жизнь, но слова замерли у него на губах - со страшной быстротой в ней
произошла перемена, и теперь перед ним была как будто другая женщина, со
строгим и даже враждебным выражением лица.
- Да, да, Михаил Борисович, вы не ослышались - я не та, за кого вы
меня принимаете, я не Ирина Петровна, в родственных отношениях с вашим
покровителем не состою и, между нами говоря, никогда с ним не встречалась.
Рахитов еще надеялся, что все это глупая, неуместная шутка.
- Кто же вы такая? - произнес он хриплым голосом, выдавшим его
волнение.
- Я не Ирина Петровна. Мое подлинное имя Ирэн Грант. Полагаю, вам
теперь все ясно!
Рахитов почувствовал что-то липкое, мерзкое под рубашкой - по всему
телу выступил холодный пот. Капкан! Западня! Он еще не успел продумать
создавшуюся ситуацию, но уже понял, что в эти минуты решается вопрос его
жизни или смерти. Он вскочил на ноги.
- Вы понимаете, как я сейчас поступлю с вами? - спросил он со страшной
злобой и взялся за створку закрытого окна.
- Да, конечно, - подчеркнуто учтиво ответила она. - Вы намерены
сообщить вашему шоферу-коммунисту о том, что женщина, с которой вы связаны,
оказалась шпионкой, агентом иностранной разведки? Уверяю вас, Михаил
Борисович, чистосердечного признания будет совершенно достаточно.
- Достаточно для чего?
- Для того, чтобы карьера ваша кончилась - как это по-русски? - раз и
навсегда.
- Подумайте лучше о себе! - Рахитов не знал, как же быть дальше.
- Что же вы не зовете вашего шофера? - она явно издевалась над ним. -
Вот что, господин Рахитов, пора кончать эту комедию. Никто вам не поверит,
что вы не знали, кто я на самом деле. Ваши расписки на весьма значительную
сумму - у нас. Спрашивается, за что же мы платим вам ценными вещами,
бриллиантами?
- Шантаж! Провокация! - Рахитов заметался по комнате.
- Не шумите! - строго сказала она. - Мне поручено сказать вам, что
справка по сугубо секретному вопросу, которую вы нам передали, оценена
высоко самим мистером Харвудом.
- Ананий Федорович... - почти прошептал Рахитов, теряя голову от
ужаса.
Она иронически рассмеялась.
- Не валяйте дурака, господин Рахитов. Вы отлично знали, для кого
готовили справку. Ананий Федорович - ф-фу!.. Нет и не было никакого Анания
Федоровича, он миф, придуманный вами. Может, вы вспомнили о его портрете,
что висел на стене в гостиной? Разве вы не знаете, что любой портрет можно
сделать со старого негатива? Мне так хотелось доставить вам приятное, вот я
и заказала портрет вашего покровителя.
Он продолжал шептать сквозь стиснутые зубы:
- Знаете, как я с вами поступлю... что я с вами сейчас сделаю?
- Ровным счетом ничего, - сухо заметила она. - И давайте перестанем об
этом болтать. Если вы вздумаете поднимать шум, то мы немедленно разоблачим
вас: копии ваших расписок и секретной справки будут переданы в Комитет
государственной безопасности. Вы сейчас соображаете, как бы выдать меня, не
так ли? Но ведь вы тоже шпион. Могу сообщить вам вашу кличку - "Серый".
Он посмотрел на нее страшными глазами.
- Я убью вас!
Она спокойно произнесла:
- Но ведь это ничего не изменило бы - документы оказались бы в КГБ, и
с вами все равно было бы покончено. Спокойно, спокойно - может ведь быть и
другая развязка?
- Какая?
- Я сама пристрелю вас и объясню такой мой поступок необходимостью
самозащиты. Должна же я защищать свою женскую честь, не так ли?
С губ Рахитова сорвалось проклятье.
- Что вы от меня хотите?
Она положила перед ним листок бумаги - это было обязательство работать
на разведку Аллена Харвуда:
- Подпишите.
- Н-нет... - он забился в кресле и закрыл глаза.
- Тогда уходите отсюда, сейчас же уходите! - прошептала она. - Серый,
я знала, что вы большой подлец, но что вы до такой степени трус - не
предполагала. Вы сами губите себя. И зря - мне поручено передать вам, - нам
нужна от вас еще только одна услуга. Только одна! Разве это не стоит всей
вашей карьеры, всех благ, которых иначе вы можете лишиться? Подумайте
хорошенько.
Рахитов в исступлении тряс головой отрицательно:
- Нет... Нет!
Ирэн Грант брезгливо сморщилась и рывком открыла дверь комнаты.
- Прощайте.
Он продолжал сидеть в кресле. Уйти? Куда? Ведь тогда жизнь для него
кончится! Возможно, ему поверят отчасти, возможно, его и не посадят в
тюрьму, но позор, невыносимый позор падет на его голову, - его выгонят с
должности, у него отнимут высокий оклад, кабинет, автомобиль, отнимут ту
жизнь, к которой он так привык и без которой уже не мыслил своего
дальнейшего существования.
Женщина торопила:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг