пронзительным холодом.
- Что такое?! - бормотал Ясный, протирая глаза.
Русаков увидел, как профессор, подняв факел над головой, внимательно
рассматривал стену пещеры. Там примерно на расстоянии двух метров от земли
тушью было написано какое-то четверостишие. Профессор еще и еще раз
перечитывал текст. Наконец он устало опустился на камень. Русаков слышал,
как Ясный сквозь стиснутые зубы прошептал:
- Опять Краус!..
- В чем дело? - спросил Камзолов.
- Какие-то вирши, понять не могу, кто и когда их написал, - ответил
спокойно профессор.
Проводники инженера не проявили ни малейшего любопытства к надписи на
стене.
- По-английски, - заметила Женя.
Русаков не очень хорошо владел английским языком, но все же он
разобрал - речь шла "о хладе и смраде", о каком-то "смертельном яде земли,
убивающем все живое". Четверостишие оставляло впечатление цитаты.
- Пошли! - И Проценко тронулся дальше. Он казался весьма озабоченным -
прогулка под землей не ответила на его вопросы: откуда и зачем пришли те
люди, следы которых он видел в долине, можно ли быть уверенным, что в этом
подземном лабиринте нет сейчас чужих людей?
Они выбрались на поверхность через "окно" одного из гротов в верхней
части пещеры, усталые вернулись в лагерь.
В палатке Жени, у рации, сидели Русаков и Проценко, читали шифровки,
полученные по радио от Бондаренко и из штаба погранотряда. В эту ночь
капитан Русаков снова не уснул: со слов полковника Соколова он кое-что знал
о Краусе и теперь пытался разгадать связь между пребыванием в этих местах
гитлеровского ученого-атомщика в 1938 году, - дату на стене он хорошо
рассмотрел - и появлением здесь же экспедиции Ясного и Лучинина теперь.
Ясный поднялся рано и, как обычно, вместе с Русаковым отправился к
ручью умываться.
- Александр Иванович, почему вы думаете, что это был Краус? - прямо
спросил Русаков.
Ученый усмехнулся: "родственник Харламова" был весьма осведомленным
молодым человеком.
- Вы видели эти завитушки "Г.Ф.К."? Это он, я знаю его манеру
расписываться. Но это не все... Когда мы вместе работали в лаборатории фон
Грозова, я много раз слышал, как он читал это четверостишие о "яде земли,
убивающем все живое". По его словам, это из "Поэмы на пальмовых листьях",
какого-то древнего поэта. Ну, а "хлад", "небесная твердь, закрытая бронею
льда", вы ее сами видели и чувствовали, не так ли?
Русаков, зачерпнувший пригоршню свежей воды, стремительно выпрямился:
- Следовательно?
- Следовательно, древний автор поэмы написал свое произведение,
побывав, в частности, там, где недавно стояли мы с вами. Следовательно,
гитлеровец Краус пришел потом по его стопам и, очутившись как раз под
"бронею льда", не удержался и от радости написал на стене то, что и привело
его сюда.
- Но в чем все-таки дело?
- Видите ли, Сергей, некоторые немецкие ученые во главе с знаменитым
Гумбольдтом ошибочно утверждали, что в Небесных горах имеются вулканы. Свою
гипотезу они основывали на том общеизвестном факте, что в зоне Тянь-Шаня
часты разрушительные землетрясения. Причины же как того, так и другого -
деятельность атомной энергии в недрах нашей планеты. Вывод ясен: стало
быть, именно в районе Тянь-Шаня и по обе стороны Небесных гор должно
залегать колоссальное количество радиоактивных элементов. Кое-какие
наблюдения иностранных, в частности английских и американских, ученых,
побывавших в Синцзяне и Тибете, как будто подтверждали такое предположение,
начали распространяться всевозможные слухи о наличии сильной атомной
радиации в ряде мест, об убийственном влиянии исходящего из земли
радиоактивного излучения на человека и вообще на все живое: "смертельный яд
земли". Краус очень интересовался этим вопросом, и когда в его руки
каким-то образом попала "Поэма на пальмовых листьях", он заучил ее назубок.
Только вчера, там, в пещере, я понял, что его привлекала к себе не
поэзия... Теперь мне понятно, какими соображениями он руководствовался,
упорно работая над пробуждением цепной реакции в уране, не очищенном от
примесей: ведь в недрах земли нет завода по рассортировке металлов, и все
же там происходит выделение колоссального количества атомной энергии...
- Та-ак... - мысль Русакова лихорадочно работала. Не успели они
вернуться к лагерю, как навстречу им показались Камзолов и его проводник,
тот, что был помоложе. По растерянному выражению лица инженера Русаков
понял, что произошла какая-то неприятность.
- Исчез Муса, - сообщил Камзолов.
- Не случилось ли с ним несчастья? Может, он попал в трещину? - сказал
Ясный. - Надо организовать поиски.
Камзолов устало махнул рукой:
- Ну что вы! Муса просто удрал от нас ночью, сбежал, как вор, и это
наводит меня на размышления - почему ему понадобилось бежать от нас? Вы
ничего не замечали за ним?
- Нет. А вот что он, опытный проводник, оставил нас здесь одних, это
скверно. Завел сюда и бросил.
Керим впервые за все время подал голос:
- Я и без Мусы проведу вас через эти горы.
Русакова поразили глаза Керима - мутно-желтые, налитые злобой.
Когда-то он уже видел эти мутно-желтые глаза, в глубине которых внезапно
вспыхивает ненависть! Когда? Где? Капитан усиленно тер себе виски, но
вспомнить так и не мог.
Появился взволнованный Лучинии. Он отозвал в сторону Ясного и сообщил
ему: исчезла геологическая карта района, над составлением которой он
трудился вместе с Вадимом Волковым. Карта в основном была готова. Так вот
почему сбежал Муса! Русакова точно ударило током: им была нужна
геологическая карта! И пока он не отходил от Ясного, вражеский агент
похитил карту. Но почему ее оказалось нужным похищать, разве нелегче было
незаметно сделать с нее фотоснимок? Странно. "Следовательно, - размышлял
Русаков, - я снова не сумел вовремя разгадать ход врага. И получилось
нехорошо: пока я охранял Ясного, а майор Проценко следил за появлением
здесь людей из той банды, которую преследуют пограничники Харламова, враг
получил возможность без помех заниматься своим делом. Значит, дело не
только в покушении на профессора Ясного! Враг снова перехитрил меня. Но кто
же из трех посланец Харвуда? Муса? Камзолов?" При этой мысли молодой чекист
несколько оторопел: получалось что-то непонятное, Камзолов никак не мог
быть "невидимкой", сброшенным вместе со Струнниковым близ Краснотала, его
личность установлена. Его проводник Муса? В радиосообщении из Пржевальска
утверждалось, что и он, и Керим - колхозники, люди, не внушающие
подозрений. Теперь ясно, что тут какая-то ошибка: Муса разоблачил себя. Но
можно ли быть уверенным, что именно он - засланный сюда агент Харвуда? И
что после его бегства можно быть спокойным по крайней мере за жизнь обоих
ученых?
О похищении геологической карты и бегстве Мусы немедленно сообщили в
погранотряд и в органы госбезопасности.
Майор Проценко был недоволен.
- Обыграли нас, как мальчишек, - раздраженно произнес он. - Этот
негодяй свое сделал! Ну, схватят его наши пограничники, карту отберут, да
нам-то стыдно.
Русаков присел на камень.
- Огорчаться не время, - сказал он. - По моим данным, основное, что
привлекает внимание иностранной разведки к нашей геологической партии, это
все же не карта, а наши ученые Ясный и Лучинин. Загадка с личностью Мусы
скоро выяснится, сейчас дело не в этом...
- Ты ожидаешь покушения на Лучинина? - с тревогой спросил Проценко.
- Да. Фотокарточка Ясного, привезенная вами из Пржевальска, говорила о
внимании иностранной разведки к Александру Ивановичу, и, признаюсь, что это
не было для меня неожиданностью. Похищение карты свидетельствует, что в
опасности и Степан Ильич Лучинин.
- Стало быть, по-твоему, эта троица?..
- Вся ли троица - не могу утверждать, - ответил Русаков, - но сейчас
ясно одно: настал час большой опасности и для Ясного, и для Лучинина, о чем
они и не подозревают. Мы с вами, товарищ майор, должны сейчас же выработать
план действий. Похищение карты - это, по-видимому, первая часть задания
вражеской разведки. Но после бегства Мусы им поневоле приходится спешить,
тут уж прохлаждаться некогда!
- Правильно, - согласился Проценко.
- У меня есть такой план... - и капитан Русаков принялся излагать
майору свои соображения: надо было действовать так, чтобы враги и не
подозревали, что они разоблачены.
В призрачно-зеленом лунном свете мириады мелких капель воды крутились
в воздухе , подобно крошечным драгоценным камешкам - со скал низвергался
водопад. Он то успокаивался, то вспыхивал фантастическими красками, тона
которых беспрерывно менялись.
Ясный и его друзья часто в вечерний час приходили сюда полюбоваться
красивым зрелищем и отдохнуть под свежим дыханием мощного ледяного потока.
Так было и сегодня перед ужином. На этот раз Ясного и Лучинина сопровождали
Русаков, Проценко и Борис Сахно. Говорили о предстоящем возвращении в
Пржевальск, снятие лагеря было назначено на следующее утро.
Возвращались тропинкой вдоль скал у подножия того самого гиганта со
снежной шапкой, с другой стороны которого расположились палатки
альпинистов.
И вдруг произошло нечто странное: один за другим послышались несколько
ударов грома. Вечернее небо было совершенно чисто, а где-то над самой
головой гремели грозовые раскаты. И в то же мгновенье все увидели, как с
вершины горы будто кто-то мощным дыханием сдул снеговой покров. Снежные
облака метнулись вдоль небосвода, на половине неба не стало видно звезд, а
удары все продолжались.
Проценко и Русаков переглянулись: вот оно, началось!
- Лавина! За мной! - увлекая за собой других, Русаков бросился в
сторону, к гроту, вход в который он и Проценко приметили уже давно. Они
подбежали в самый раз. Скоро вход в пещеру оказался заваленным мощным слоем
снега.
- Не выдержали! - сказал Проценко.
- Лавина!
- В это время суток не бывает падения лавин. К тому же с этой стороны
горы лавина и не могла идти... - Сахно удивленно посмотрел на Лучинина.
Проценко и Русаков осмотрели пещеру и обнаружили, что она узким ходом
сообщается с рядом небольших гротов, в которых имеются глубокие колодцы.
- Теперь ни слова, - прошептал Русаков.
Все отчетливо услышали движение, но не в глубине темных ходов, а
где-то почти над головой, и не успели они опомниться, как из-за камней,
нагроможденных в верхнем углу пещеры, с факелом в руке появился человек.
Это был Муса, беглец возвратился. Муса поднял факел и неожиданно увидел
перед собой Ясного. Выхватив, нож, он бросился на ученого. Ясный
приготовился защищаться, но это оказалось излишним: Муса уже извивался в
крепких руках Русакова, а майор Проценко вынимал из его кармана пистолет.
Майор по верхнему ходу, которым только что появился Муса, поднялся на
склон горы: долину внизу до самого водопада забило мощным слоем снега, но
по склону можно было выйти на другую сторону, к лагерю.
Русаков посоветовался с Проценко и решил остаться на месте.
- Я сейчас же пришлю сюда сержанта Глыбина, - пообещал майор.
Он ушел, захватив с собой и Мусу.
Русаков притаился и стал ожидать - для него вовсе небезразлично было,
кто появится здесь раньше: сержант пограничник или бандиты, а что они
должны появиться, он не сомневался. Они пустили в ход взрывчатку для того,
чтобы таким образом искусственно вызвать лавину и покончить с Ясным и
Лучининым, после чего рисковать оставаться в лагере им было уже незачем.
"Невидимка", сброшенный на ларашюте близ Краснотала, действовал нагло, но
на этот раз его постигла неудача - и Русаков и Процекко не позволили
застать себя врасплох. Русаков не сомневался, что ни Камзолова, ни его
проводника в лагере уже нет, но кто именно агент Харвуда и где он
находится - этого капитан пока не знал. Ясный и Лучинин теперь в
безопасности, а Муса явился сюда не зря, - наверное, в этом месте условлена
встреча с другими.
Ждать пришлось недолго, но гости появились совсем не с той стороны,
откуда Русаков ожидал их, а из дальнего подземелья. Это были Камзолов и
Керим, снаряженные в дальнюю дорогу. Притаившись в нише за камнями, капитан
слышал каждое их слово.
- Подождем, - произнес Керим по-ново повелительным тоном и поднял
перед собой горящий факел. В отблеске огня Русаков снова увидел его
мутно-желтые глаза и вздрогнул, точно от прикосновения тока: теперь он
вспомнил, кого именно напоминает ему Керим... Да, да, это он! Русаков мог
поручиться, что фотокарточку этого человека ему довелось не раз
рассматривать в кабинете полковника Соколова.
- Подождем, - повторил Керим. - Он скоро должен быть здесь.
- Может, он попал в руки пограничников? - возразил Камзолов. - Нам
лучше поскорее уходить отсюда.
- Ваше дело не рассуждать, а выполнять мои приказания, - резко
возразил Керим. - Лучинин был вместе с профессором Ясным, следовательно, и
он погиб.
- Хорошо, - после паузы примирительно заговорил Камзолов. - Но
объясните мне по крайней мере, на кой черт вам потребовалось выдавать им
нашего друга?
- Время, время, вот что нам надо было выиграть... Карту было приказано
передать кому надо, а исчезновение нашего Мусы "просто так" навело бы
майора на подозрение, не связаны ли мы через него с теми, кого пограничники
преследуют по ту сторону хребта Сары-Джас. К тому же они нашли вход в
пещеру и могли отрезать нам дорогу.
Камзолов выругался. Керим заговорил насмешливо:
- Вы странный человек, ваши руки в крови, а вы все еще мечтаете
возвратиться к жизни честного обывателя! Вряд ли у вас что получится...
Впрочем, мне до этого нет дела... Мне нужен Муса - так я привык называть
нашего друга, только он знает все ходы и выходы в этом лабиринте и может
под землей провести меня на ту сторону границы, туда, где уже ждут меня. И
если бы вы были хоть немного дальновиднее, вы просили бы меня взять вас с
собой.
- Почему? - вырвалось у Камзолова.
- Потому что час назад из погранотряда на имя Ясного и Проценко
поступило сообщение: пограничники нашли тела убитых нами колхозников Мусы и
Керима, тех самых, которых вы наняли себе в проводники и под именем которых
мы вместе с вами появились в лагере экспедиции.
Камзолов издал проклятье. Его спутник рассмеялся.
- Игра стоила свеч, задание я выполнил полностью, - сказал он
довольным тоном.
Теперь капитан Русаков не сомневался: перед ним стоял агент Харвуда,
"Невидимка", тот самый, который нам известен как Двадцатый, маскировавшийся
до сих пор под колхозника проводника Керима. Капитан мог сейчас легко
перестрелять врагов, но он удержал себя от искушения - Двадцатого надо было
во что бы то ни стало взять живым.
- Я приказал ему привести сюда своих людей. Пока их не переловили
пограничники, надо уходить за кордон, - заговорил Двадцатый, имея,
по-видимому, в виду того своего сообщника, который до сих пор именовал себя
Мусой. Снова проклятье сорвалось с губ диверсанта. - Время истекло, а его
все нет! Тут оставаться опасно. Идемте. Я знаю одну тропинку, ведущую на ту
сторону, - и он решительно направился обратно, туда, откуда они недавно
появились.
Русаков оставил Глыбину записку и осторожно последовал за врагами.
Они двигались быстро, освещая себе дорогу, иногда помогая друг другу.
Русакову было неизмеримо труднее, он шел в темноте, и ему никто не мог
помочь.
Сколько так шли, трудно сказать. Была уже поздняя ночь... Но вот свет
факела исчез. Что это могло означать? Русаков осторожно продвигался по
круто поднимающемуся ходу и неожиданно очутился на поверхности земли. Он
осмотрелся: диверсанты разделились - один из них шел на север, другой - в
нем капитан узнал агента Харвуда - уходил на восток. Русаков решительно
бросился вслед за ним, к дикому горному хребту, черной стеной
поднимавшемуся на горизонте.
Река шумела на дне ущелья. Двадцатый быстро продвигался по узкому
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг