счастьем. Возвращаясь домой с очередного роскошного приема, Микола
поленился среди ночи опускаться в подземный переход и потащил Ларису через
широкую магистраль. По дороге несся сплошной машинный поток. Лариса, как
ошалевшая от запаха валерьянки кошка, инстинктивно вывертываясь из-под
самых колес, благополучно оказалась на противоположной стороне улицы.
Миколу же прижало между крыльями двух легковушек, раздавив кость ноги.
Полгода он пролежал в травматологии. Ногу удалось спасти, да еще и
инвалидность дали. И это Микола воспринял как большую удачу. Ведь теперь
никто не посмеет заикнуться, что он - бездельник. С театром он вскоре
рассчитался.
Полгода, пока Микола был в больнице, Ларисе пришлось трудиться за
двоих. Она пока еще не решалась оставить работу в редакции, хотя с каждым
днем становилось все труднее наводить утренний марафет, чтобы и в самом
деле не походить на пугало гороховое. А отстукивать чужую графоманию, как
говорил Микола. казалось теперь унизительным. Закончив работу, она бегала
со стаканчиком по подругам и знакомым. Иногда оставалось время и для
посещения Миколы. Но он не обижался на то, что Лариса редко его
проведывает. Он видел ее посоловевшие и припухшие глаза, понимал, жена не
бездельничает.
С наступлением "новой жизни" Микола по-настоящему полюбил Ларису. Он
никак не ожидал встретить в ней столько взаимопонимания, поддержки,
самопожертвования, смирения и трудолюбия. Она готова была с утра до вечера
не выпускать из рук волшебный стаканчик.
Но в первый же день, когда Микола, припадая на правую ногу, вернулся
из больницы и решил, не теряя времени, сразу приступить к работе, произошло
событие, которое тоже обернулось настоящим счастьем, теперь уже для Ларисы.
Микола откупорил бутылку коньяка, купленную по дороге домой, и спросил
торжественно у Ларисы:
- А где Его Величество Стаканчик? Следует отметить мое возвращение из
больницы!
Лариса ощупала все карманчики, осмотрела все полочки на кухне.
Напрасно. Она то и дело повторяла в растерянности:
- Господи! Я же вчера с ним допоздна работала. Куда он только мог
подеваться?!
Микола ждал, пока хватало сил сдерживать себя, затем взорвался:
- Зараза! Где Стаканчик, зараза?! Ты представляешь, что ты натворила?-
и схватил со стола утюг.
Лариса сначала даже не испугалась. Но когда он запустил в нее утюг, и
тот пролетел над ее головой, пробив стекло в кухонной двери, и глухо
бухнулся в холодильник, то сразу смекнула, что шутки плохи. Она опрометью
помчалась к входным дверям. Открыть их не успела. Микола на нее набросился.
Она вырвалась, вбежала в комнату. Микола минут двадцать гонял ее по
квартире. Закончилось это тем, что упал старый, дубовый, еще отцовский,
шкаф. Придавил Ларисе левую ногу. Крика почти не было. Лариса только
шипела, как гадюка, пока Микола, постепенно успокаиваясь, освобождал
пострадавшую. Наступить на ногу Лариса не смогла.
Пока Микола продолжал поиски Стаканчика, она подползла к телефону и
вызвала "скорую помощь".
Стаканчик нашелся за кухонным столом-тумбой.
Спокойствие и умиротворение возвратились в душу Миколы. Он расцеловал
Ларису, поучая как маленькую:
- Разве можно быть такой легкомысленной? Разве ж можно? Стаканчик
беречь нужно, Он наш кормилец.
Врач "скорой помощи", не колеблясь, определил - перелом.
Последующие три месяца, пока Лариса лежала в травматологическом
отделении, зарабатывая и себе возможность оставить работу, Микола тоже
трудился за двоих.
За годы своей работы Лариса имела репутацию хорошей машинистки,
поэтому она имела возможность сказать со временем, что подрабатывает дома
перепечаткой, а ходить на службу не позволяет поврежденная нога.
Вернулась она из больницы, смешно прихрамывая на левую ногу. От
радости встречи с Его Величеством Стаканчиком она смеялась, пританцовывала.
Короче говоря, продолжалась жизнь, заполненная настоящим счастьем.
О сыне они вспоминали, по их мнению, довольно часто - ежемесячно
торжественно садились писать матери письмо, благодарили ее за материнскую
заботу. Микола воспевал гимны чуткости, исчерпывая до дна глубины своего
замутненного краснобайства.
Когда однажды Лариса спросила мужа, почему он даже не думает о том,
чтобы сесть к письменному столу и создать "нечто потрясное", Микола долго
искренне смеялся. А потом разразился саркастическим монологом:
- Многоуважаемая распространительница чужой графомании! О чем вы лично
хотели бы прочитать книгу? Что способно удивить не только весь мир, а хотя
бы вас лично? Что? Все уже давно сказано. И обо всем уже написано.
Библиотеки завалены тоннами макулатуры, и каждый год выпускаются новые
тонны. Читайте, читайте то, что уже написано. Этого хватит на всю вашу
долгую и счастливую жизнь. И не нужно удивлять мир. Наш горемычный мир уже
так удивлен, что после очередного удивления не успевает менять подштанники.
Зачем удивлять мир? Мир нужно жалеть. Торжественно клянусь, что больше
никогда не возьму перо в руки. За исключением того, когда буду вместе с
тобой писать письма божественно доброй женщине, твоей матери,
многоуважаемой Ефросиний Дмитриевне, склоняя в почтении свою дурную, но
благодарную голову... Аминь!
В одно из их "трудовых" посещений хозяин породистой болонки, которую
во время вечерней прогулки неожиданно и насильно покрыл соседский
беспородный пес, жаловался, что не знает, куда девать щенков. Миколе
понравился маленький лохматый и белый шарик. Заложил его себе за пазуху,
выпил за здоровье Пушка, как он его сразу окрестил, полный Стаканчик водки
(коньяк в той компании не признавали) и решительно заторопился с женой
домой:
- Нам пора, дорогие хозяева. Извините, что рано сбегаем. Очень много
работы. Да и здоровье уже не то. Извините. До свидания.
Пушок щекотал его за пазухой, и Микола всю дорогу блаженно улыбался.
А дома он торжественно запустил щенка к себе под одеяло. После смерти
отца он блаженствовал на его кровати, обидевшись на Ларисино пренебрежение
к его гениальной в своей простоте и непосредственности персоне. Пушок
первые дни смирно терпел пьяные поцелуи нового хозяина, хотя каждую ночь и
подмачивал Миколину репутацию. Ему это прощалось, как ребенку. Но со
временем, подрастая и умнея, начал царапаться и чихать от перегара. А
Микола часто среди ночи кричал на него:
- Лежи спокойно, дурень! С тобой гомо сапиенс, царь природы, спит!
Пушок на эти крики не обращал внимания. Они его вовсе не убеждали. И
наконец, как-то ночью "царь природы" сбросил его на пол. Пушок обиженно
заскулил.
С тех пор его место определилось под кроватью.
...В глубоких залежах строительного мусора, давно присыпанного
черноземом, среди вымытых дождями обломков кирпича и изогнутых застывших
червей арматуры, среди "самородков" когда-то расплавленной и отвердевшей
смолы упрямо пробивался вглубь своими корнями слабенький росток. Его не
вытоптала детвора, так как вырос он под самыми окнами, не потравила и не
съела скотина, - ее здесь в центре города никогда не бывало, - не высушило
солнце, так как светило оно этому побегу лишь ласковыми утренними лучами, а
потом пряталось за глыбу высотного дома.
На третью весну это уже было маленькое деревце. Его заметили, и все
очень удивлялись - оно было причудливо, ни на какое известное дерево
непохоже. Одни называли его уксусным деревом, другие "знатоки" - молодым
олеандром, третьи - какой-то пальмой, а остальные убеждали всех, что это
какое-то растение из Индии.
Выросло деревцо под балконом Сидоренко, а они, отец с сыном, четвертый
год, изредка наезжая домой, работали в Индии. Строили какой-то комбинат.
Затем деревцо начало расти очень быстро, удивляя всех уже
по-настоящему - каждый листок на нем не был похож на другой, имел свою
оригинальную форму, цвет каждого листочка был неопределенный, меняющийся.
Микола выполз на балкон, тяжело оперся на скрипнувшие перила, сплюнул
на жестяной карниз сидоренкового балкона, потянулся за утренней сигаретой и
выцарапал из пачки последнюю смятую "Приму". Чиркнул спичкой и дрожащими
ладонями защитил огонек от ветра. Жадно затянулся дымом. Было прохладно.
Припадая на правую ногу, он побрел в комнату.
- Лариска!- крикнул хрипло и закашлялся.- Сколько можно спать?
Шевелись по дому, магазин скоро откроют, курева нет как нет, хлеба...
- Можешь и сам сходить, хромой чертяка,- прошипела Лариса из-под
старого, некогда пушистого одеяла. Она любила спать, укрывшись с головой, а
Миколу это в последнее время просто бесило. Темноты и духоты он теперь не
переносил, и смотреть спокойно, как спит Лариса, прямо-таки не мог.
- Лариска, вставай!- подошел к кровати и потянул одеяло.
- Отстань, я сплю!
- Зачем врешь? Ты уже три часа с боку на бок крутишься.
- А это тебя пусть не тревожит.
Лариска, худая, помятая, медленно перебирая ногами, начала стягивать с
себя одеяло. Справившись с ним, села и зевнула.
- Даже поспать не даешь.
Микола прохромал по комнате от стены до стены раз пять. Сплюнул и
снова задымил сигаретой.
- Пушок! Эй, Пушок! Где ты там? Ну-ка, пойди сюда, Пушок!- Микола
оглянулся вокруг и заметил кончик грязного хвоста, сосулькой торчащего
из-под старого дивана.- Иди сюда, Пушок!
Грязная сосулька чуть вздрогнула от голоса, но не более того, Микола
подошел и медленно вытащил щенка, не отпуская его хвост. Тот только жалобно
повизгивал.
- Почему не отзываешься? Разленился? Разожрался на хозяйских харчах? С
тобою гомо сапиенс, царь природы, поговорить желает. А ты...
Микола опустил щенка на пол, и тот с обреченно-благодарным видом
подполз к хозяину и лизнул его босую ногу.
Если бы Пушка иногда купали, он был бы красивым белым и пушистым псом.
А в том, что он был умницей, не было сомнений никаких. Но он очень любил
своих хозяев (не зная лучших), походил на них и от этого выглядел
запуганным и несчастным Не было у Пушка настоящей собачьей гордости и
достоинства ни во взгляде, ни во всей его собачьей фигуре.
Когда он выходил из квартиры вместе с хозяином, провожая его к
гастроному или на "работу", то всегда бежал впереди, прихрамывая на правую
заднюю лапу. Ему нравилось подражать своему хозяину. Пушок чувствовал, что
хозяину приятно видеть его, хромающим на правую лапу. Пушок уставал от
долгого бега на трех лапах. Тогда он садился, высунув язык, отдыхал. А
потом аллюром на всех четырех догонял Миколу и вновь, как и прежде, бежал
впереди. Когда Пушок выходил на улицу с Ларисой, то так же добросовестно
прихрамывал на левую лапу. Но больше всего ему нравилось прогуливаться с
хозяином и хозяйкой. Тогда он совсем не уставал. Бежал спокойненько впереди
и, желая угодить обоим, прихрамывал поочередно то на левую, то на правую
лапу.
Было слышно, как Лариса на кухне налила в Стаканчик водки, со смаком
выпила и крикнула:
- Куда ты сумку задевал, чертяка писательская?
- Я по твоим сумкам не лазал... Пушок, иди сюда! Сигарет не забудь
купить. "Примы" пачек десять.
Жена ничего не ответила, послышалось только, как скрипнула дверь, и
щелкнул замок.
- Пушок, ко мне! Где ты там? А-а-а, ты за хозяйкой увязался, стервец.
Ну ладно, молодчина. Правильно, нужно с утра погулять.
Микола взял на кухне яблоко, закусил им утренние сто пятьдесят и вышел
на балкон. Огрызок бросил вниз. Внимательно смотрел, как тот падал, задевая
разлапистые листья безымянного заморского дерева.
- Ишь ты, рябина засохла, и каштаны не прижились, а это чудо растет
себе на битом кирпиче и смоле...
Увидел, как из подъезда вышла жена в домашнем халате, зашлепала по
асфальту в тапочках на босу ногу. За нею выбежал Пушок, обогнал хозяйку и,
задрав хвостик, прихрамывал впереди.
Микола сплюнул с балкона и произнес:
- Вот уж поистине - пугало огородное. Чистую правду говорила ее мать.
А поначалу нос задирала, наряжалась, черт знает как. Пугало пугалом и
осталась.
Постояв еще несколько минут на балконе, Микола поплелся опять на
кухню. Не мог устоять от соблазна выпить немножко. Они с Ларисой дали друг
другу слово никогда не пить просто так, ибо нужно беречь здоровье. Пить
разрешалось только для заработка, то есть - чужое. Работа есть работа. Но
искушение тоже не шутка. Да и зачем терпеть танталовы муки? Для здоровья
это тоже плохо. Да разве заработаешь все деньги на свете? А им что, разве
не хватает? Всего полно. Богат тот, кому достаточно того, что он имеет,-
часто повторял Микола древнюю мудрость.
- Тебя за смертью посылать, - громко произнес, как только скрипнула
входная дверь. - Сколько можно попусту болтаться? "Приму" купила? Какую?
Киевскую или прилуцкую?
- Какая была, ту и взяла.
Лариса прохромала на кухню к Стаканчику.
Нежданно послышался звонок входной двери.
- Кого это черт несет?
На пороге стояла дворничиха с грязным бумажным пакетом в руках.
- Вот,- она решительно вошла в прихожую, положила пакет на пол и
развернула его.- Сколько можно вам повторять?! Сколько я буду за вами мусор
подбирать? - на влажной грязной бумаге лежали огрызки яблок, сморщенные
корки арбуза, сигаретные окурки. - Вот! Это все опять под вашим балконом
собрала.
- Я с фильтром не курю. Это не мои. А все остальное - удобрение.
Перегниет и для земли польза будет. Хоть трава вырастет. Рябина вон
высохла, каштаны не растут. Только чудо заморское и живет как-то. А ты,
вместо того, чтобы поливать и беречь бедную флору, ко мне придираешься!
Дворничиха ругнулась, хлопнула дверью и ушла.
Микола поднял с пола бумагу с мусором, вынес на балкон, тщательно
вывернул все снова вниз на землю. Грязную бумагу скомкал и швырнул следом.
...В тот осенний вечер будто сильный ветер разгулялся за окном.
Правда, не было слышно ни посвисту, ни завывания или шквальных порывов, но
сквозняки гуляли по квартире, как шальные. Распахивались двери,
высасывались воздушным потоком шторы в форточки... А тело окутывалось
странным потусторонним холодом.
- Дурной день сегодня,- пробурчал через силу Микола, выпив свою
очередную порцию из Стаканчика.
Сосредоточенно достал сигарету и закурил.
- Только не выходи на балкон. Кури здесь,- сказала Лариса.
- А я и не собираюсь никуда идти,- ответил Микола и задумался. Будто к
чему-то прислушивался.
- Кури в комнате,- повторила Лариса.
- Дурной день сегодня,- опять сказал Микола.- Сегодня я, наверное, уже
литр выпил. А не берет... Душа болит...
- Помнишь, когда мы были молодыми? Тогда ты стихи писал... Я тебя за
стихи и полюбила...- Лариса размазывала по лицу пьяные слезы.
- Плетешь черт знает что... Стихи - это полова.
- Надо бы к Юрасику съездить...
- Пускай учится. Незачем ему мешать. Только бы и делала, что ездила
туда-сюда, тебе лишь бы деньги переводить. А здоровье уже не то, как
прежде. Беречь себя нужно. К сыну после нового года съездишь без меня...
Когда-нибудь весною, как потеплеет...
- Конечно, весной... Я и не собиралась раньше.
- Дурной сегодня день.
- Напрасно ты телевизор продал. Посмотрели бы сегодня, под
настроение...
- Да что там смотреть? Обдуряют людей... Ну и сквозняки сегодня, с ума
сойти можно. Ты только глянь. Все окна и форточки закрыты, а шторы просто
присосало к окнам...
- Ты только к балкону не подходи... Ты лучше выпей малость и ложись
спать... Слышишь? У меня на душе предчувствие...
- Помолчала бы твоя дурная душа,- огрызнулся Микола и опять к чему-то
прислушался. - Ха-ха-ха, послушай. Вроде пылесос где-то высасывает
вечность... Ха-ха-ха-ха... Ты послушай... Пылесос истории... Комедия,
холера ее забери...
Он подошел к балконной двери, и Лариса испуганно сжалась на кровати.
Попробовал открыть дверь, но она была плотно прижата. Микола поднапрягся.
Наконец, в комнату ворвалась осенняя прохлада. Какая-то необычная,
словно неземная прохлада.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг