попал без малого два года назад, - все это была одна западноевропейская
цивилизация, объединенная тысячью незримых связей.
В мире, откуда явился историк, события следовали иному сценарию.
Собственно, и тамошнюю Россию европейской державой можно было считать
достаточно условно. Там Ливонская война была, возможно, первой попыткой
Москвы заявить о себе как о серьезном игроке в европейском концерте. До
того страна скорее оборонялась от натиска с Запада, направляя вектор
развития на Восток - кстати, весьма небезуспешно: территории,
присоединенные при том же Иване Грозном, существенно превышали любые
мыслимые приобретения в Европе. Но Запад манил - пуд русского хлеба стоил в
Гамбурге раза в четыре дороже, чем в Москве. Торгуй, обогащайся! Но на пути
лежали Швеция, Ливонский орден, Литва и Польша, снимавшие все с этой
торговли сливки. Иван IV предпринял отчаянную - и поначалу успешную -
попытку прорваться к морю. Ливонский орден, уже давно не представлявший
реальной военной силы, пал за три года. Но дальше начались сложности:
против России, не желая усиления соседа, выступила Литва. Не в состоянии
справиться в одиночку, она объединилась с Польшей. Силы московского царя не
смогли сопротивляться такому напору - возможно, не последнюю роль здесь
сыграло ослабление страны и армии опричниной и репрессиями. Так или иначе,
но Москва потеряла все западные приобретения. Земли, захваченные в
Прибалтике, были поделены между Речью Посполитой и Швецией. Стокгольм
прихватил земли, прилегающие к Неве, за которые давно спорил с Новгородом и
которые надолго стали шведской Ингерманландией. Заканчивал Ливонскую войну
уже Борис Годунов, сумевший после весьма неудачного для России последнего
ее этапа выторговать вполне приличные условия. Потом Смута, воцарение дома
Романовых... Весь XVII век Москва направляла помыслы на приобретение южных
и восточных земель. Крымские походы стали, можно сказать, частью
национальной традиции. Из западноевропейской политики Москва ушла,
закрывшись доктриной изоляционизма. До Петра Великого - но это уже другая
история...
Петр еще раз проверил выкладки и стал переносить их на ситуацию,
сложившуюся в этом мире.
Здесь уже два века существовали два дружественных русских
государства - Московия и Северороссия. Последняя изначально ориентировала
свое развитие на север и запад. Но все-таки Ливонскую войну Иван Грозный
начал в союзе с Петербургом. В ходе военных действий он захватил Латвию,
превратив ее в вассальное государство. То же было и в его мире, но -
существенное отличие - при отсутствии северного союзника. А слова Курбского
свидетельствовали, что московский двор намеревался наложить когтистую лапу
и на всю Северороссию. Возможно, потому великий князь Николай и не
поддержал Ивана в войне с Литвой. Теперь Северороссия расколота на два
враждующих лагеря. Позиция сторонников Василия понятна: русский
национализм, полное следование в фарватере Москвы. Возможно, их даже
устроило бы слияние с Московией - при предоставлении им высокого статуса в
иерархии этого государства, разумеется. А вот второй лагерь... Классические
западники. Позже сказали бы, сторонники вхождения в общеевропейский дом.
Неужели в этом мире история заставила общество разделиться на западников и
славянофилов на три столетия раньше? Причина понятна: в Северороссии много
выходцев из Западной Европы. Но на их стороне и многие русские дворяне -
Оладьин и Дашевский, например. А в противоположном лагере есть обрусевшие
немцы. Это уже война не народов, а культур. Раскол. Что он сулит?
- Барон, а как после нашей победы будут складываться взаимоотношения с
Москвой? - откашлявшись, спросил Петр.
- Думаю, это будет целиком зависеть от Ивана. Он непримирим и
злопамятен. Раз уж он решил нас захватить, постарается довести дело до
конца. Значит, война.
- Хорошо, - вкрадчиво начал Петр, - но если московский царь сменится,
а его преемник не будет питать по отношению к нам агрессивных намерений?
- Это было бы великолепно, - улыбнулся Оладьин. - Пусть Московия воюет
в Сибири и в южной степи. Пусть даже держит флот в Риге. Мы будем держать
наши земли, торговать через Таллин, Петербург, Архангельск и воевать за
Финляндию. Нам выгоднее иметь Московию в союзниках.
- А слиться с ней в единую империю? - неожиданно спросил Петр.
- Сложный вопрос, - пожал плечами барон. - И у нас, и в Московии
немало сторонников этой идеи. Впрочем, после Ивановых казней сторонников
мирного объединения стало на Москве много меньше, а сторонников захвата -
много больше. И вообще, присоединить Северороссию к Московии очень сложно,
слишком разные традиции и уклады. Царь - самодержавный правитель; всякий
подданный - его холоп, с которым государь волен делать все, что хочет. У
нас даже мелкий лавочник привык сознавать, что рождается с неотъемлемыми
правами и вольностями. Он может даже подать в суд на князя, если считает,
что тот ущемил его права. И бывают судебные решения не в пользу князя. С
потерей этих вольностей люди не смирятся. Будут бунты. И если царь захочет
править в этой земле, как в своей стране, ему придется быть много
кровожаднее Ивана. Прольются реки крови... Горестная перспектива. А
присоединить Московию к нам? Право, не представляю, как наша система,
строившаяся для торговых городов Петербурга, Новгорода и Пскова, сможет
действовать в такой земле, как Московия. Ну, представь, назначат меня
наместником Москвы. И что я буду делать? С эстляндцами я еще мог вести
переговоры: они выторговывали вольности, я - их лояльность. А что делать в
стране, где тебя способны воспринимать или как барина, или как холопа, но
упорно не говорят на равных? Ни один договор или закон в такой стране не
будет работать, как у нас. Там это будет или угроза, или пожелание. Там
надо постоянно грозить плеткой, потому что народ, едва почуяв слабость
правителя, свергнет его, устроит погром, а потом, устав от себя, запросит
нового, еще более жестокого царя, чтобы навел порядок, чтобы и боготворить
его, и ненавидеть. Нет, увольте, я не готов править в такой стране! Пусть
они лучше будут нашими союзниками и разбираются со своими внутренними
делами.
- Думаете, в такой стране нельзя ничего поменять? - спросил Петр.
- Некоторые полагают, что это у них в крови, - хмыкнул барон. - Я не
согласен. Ведь не только я, коренной новгородец, но и русские, переехавшие
к нам из Московии, недавно живущие здесь, очень хорошо воспринимают наш
уклад. Просто так сложилась их история. Думаю, они смогут измениться -
поколений за пять-шесть. Но не завидую тем, кто будет править в эти
времена...
Глава 47
ВСТРЕЧА В АНГЛИЙСКОМ ПАБЕ
"Это через столетия Британия станет великой империей, а чопорность ее
жителей войдет в поговорки, - думал Петр, поглощая прожаренный бифштекс и
запивая его темным английским пивом. - Это через века британский
традиционализм станет притчей во языцех. А сейчас, наверное, нет страны
динамичнее. Здесь все дышит движением, стремлением к развитию, безудержному
росту. Ничто не стоит на месте, все меняется. Все дальше плывут корабли,
открывая все новые земли Нового Света, все смелее набеги на испанские
колонии, все больше претензий на европейское господство. Неважно, что
Испания еще грозит еретикам, живущим на туманном острове. Неважно, что
Португалия встала на всех торговых путях вокруг Африки. Неважно, что
шотландцы пытаются сомкнуться с Францией, чтобы противостоять притязаниям
Лондона. Что может остановить английского льва, берущего разгон? Кто может
противиться стране, решившей встать над миром, живущей этим, дышащей этим,
движущейся ради этого? И уже маячит впереди Британия - владычица морей. Вот
из этого вечного движения и рождаются империи, в пределах которых не
заходит солнце. Которые впоследствии могут позволить себе неподвижность и
традиционность. Которые потом теряют колонии и доживают имперский век сытым
и самодовольным островным государством, раздумывающим, пристать ли к новой
мировой империи, выросшей из собственной колонии, или войти в
общеевропейский дом. Но до этого еще далеко. Пока - вечное движение,
подъем, расширение. А впереди - разгром Непобедимой армады и покорение
Индии". Петр откинулся на спинку стула и улыбнулся: легко быть пророком,
придя из будущего.
Он обедал в ресторане лондонской гостиницы. Сделав еще один большой
глоток тягучего, хмельного, доброго пива, Петр присмотрелся к окружающим.
Гостиница была не из дешевых, и только в такой и могло разместиться
посольство Северороссии. Здесь не останавливались простые моряки, торговцы
и мелкопоместные дворяне. Вот за соседним столиком лощеный джентльмен
поддерживает светскую беседу с дамой. А там двое - в высоких сапогах,
широких штанах и куртках, курящие длинные трубки, - наверняка капитаны
корсарских кораблей. Интересно, а кто этот джентльмен, одиноко сидящий за
столиком и неспешно поглощающий превосходное английское пиво? Тонкая
бородка-эспаньолка, кривая восточная сабля, европейский камзол... Что-то
знакомое - в облике, в этих глазах, запечатлевших одновременно усмешку и
печаль... Незнакомец бросил острый взгляд, остановил его на Петре и
улыбнулся. Петр тоже узнал: Басов. Кто бы мог подумать?
Басов встал, подхватил кружку с пивом, неспешно направился к Петру.
Подошел, легко опустился напротив и, будто не было годичной разлуки,
буднично сказал по-русски:
- Ну, здравствуй.
- Здравствуй, - отозвался донельзя озадаченный Петр. - Как ты здесь
оказался? Где Федор?
- Путешествую, - охотно пояснил фехтовальщик. - Федор осваивает азы
секса под руководством одной многоопытной, но еще достаточно молодой дамы.
А ты?
- Я с посольством, - гордо произнес Петр. - Мы прибыли, чтобы
уговорить внука великого князя Николая, Карла Стюарта, взойти на престол...
- Слушай, давай не будем о политике, - поморщился Басов. - Уши вянут.
Значит, все еще на службе?
- Да. Знаешь, я теперь полковник, - степенно произнес Петр. - И
рыцарь.
- Поздравляю, - улыбнулся Басов. - Но я, как помнишь, дворянство
присвоил, и пока в этом никто не сомневается, - он самодовольно погладил
эфес сабли.
- Брось, - отмахнулся Петр. - Я, между прочим, участвую в
строительстве нового государства, в котором...
- В котором жулики прогонят убийц, - усмехнулся Басов.
- Ты не прав, - покачал головой Петр. - Впрочем, не стану
переубеждать. Не отвергни ты всех предложений, что тебе делали, то добился
бы большего.
- А я и так добился, чего хотел, - хохотнул Басов. - Ты - политик, я -
странник. Сидим в одной и той же гостинице, пьем одинаковое пиво и едим
одинаковый бифштекс. Я жду, когда отчалит корабль, который отвезет меня
туда, куда я хочу; ты - пока тебя примут при дворе. Потом ты вернешься в
Петербург и будешь служить прохиндеям, думающим только о собственной власти
и деньгах, они выжмут тебя, как лимон, и выкинут на свалку.
- Мы по-разному смотрим на все это, - произнес Петр. - У тебя был
неудачный опыт, и ты пришел к выводу, что все в мире такие... Кстати, ты
знаешь, наш капитан погиб.
- Как? - бесстрастно спросил Басов.
- На службе у Ивана Грозного. Его послали против восставшего
Вайсберга, и он попал под картечь наших орудий под Ямбургом.
- Погиб за то, чтобы Иван мог резать и сажать на кол людей не только в
Москве и Твери, но и в Петербурге, - хмыкнул Басов. - Ну что же, за твою
память, Виктор Белых, ты был хороший мужик и стоек в своих заблуждениях.
Он отхлебнул из кружки несколько больших глотков и поставил ее на
стол.
- А может, он погиб за выход России к морю? - заметил Петр.
- Если ему надо было к морю, он вполне мог пройти, - усмехнулся
Басов. - А умирать за то, чтобы кусок берега принадлежал царю...
- Слушай, Игорь, - прервал Петр. - Ведь есть же интересы страны,
гражданином которой ты являешься.
- А ты, когда жил в коммуналке и получал восемьдесят долларов в месяц
на семью из трех человек, действительно считал, что у тебя есть интересы в
зоне Персидского залива? - съязвил Басов. - Предоставь толстопузым рвать
друг другу глотки. Они за это получают свои миллионы, виллы, гранаты в
дверцы своих "мерседесов" и пули в подъездах. Решай свои проблемы.
- А какие у тебя проблемы? - тут же спросил Петр.
- Хватает, - усмехнулся Басов. - Например, хочу научиться фехтовать.
- Ты - не умеешь - фехтовать? - изумился Петр.
- Я умею так, как умею. А хочу - лучше.
- Нет предела совершенству?
- Само собой, - улыбнулся Басов. - Но совершенствоваться стоит.
- Зачем? Ну, сможешь ты уложить своей саблей две, три сотни врагов.
Что дальше?
- Да не в сотнях врагов дело, - отмахнулся Басов. - Неважно даже, чем
заниматься. Можно и гладью вышивать. Просто сложилось так, что я стал тем,
кем стал, занимаясь борьбой. Потом добавил фехтование. Для того чтобы стать
лучше, понять мир, нужно забыть себя - таким, какой ты есть. Если будешь
нежить себя, любимого, ублажать, жалеть - можешь заработать много денег,
добиться высокого положения. Но так и останешься маленьким, трусливым
человечком, не видящим дальше собственного носа. А если будешь заботиться о
том, как двигаешься, бьешь или вышиваешь - ты откроешься для мира, сможешь
разобраться в нем, стать лучше. Совершенствуя рисунок или стойку, ты будешь
вынужден узнавать все больше и больше нового. Только заниматься этим надо
не ради денег или чего-то еще - находят обычно то, что ищут. Чтобы
заработать денег, мне навыков хватило. Но если я не пойду дальше, то предам
себя.
- Но зачем тебе это?
- А кто сказал, что жизнь имеет смысл только при деньгах и власти? -
вопросом на вопрос ответил Басов. - Ведь они не самодостаточны, ты
добиваешься их только ради удовольствия, которое они приносят. Власть меня
тяготит. Денег мне нужно столько, чтобы оплатить номер в гостинице, обед и
кружку хорошего пива. Все это у меня есть. А удовольствие я получаю,
познавая мир и совершенствуясь в своем искусстве.
- По-моему, ты псих, - серьезно произнес Петр. - Весь мир живет по
определенным правилам. Может, не лучшим, конечно... Но ты ведь знаешь - он
все-таки достигнет немалых высот. А если бы все начали копаться в себе...
- А вдруг тогда одна группа идиотов не всадила бы "боинги" с сотнями
людей в торговый центр, а другая - не стала бы за это бомбить мирные хижины
ни в чем не повинных людей на другом конце света, - в тон ему ответил
Басов. - И, может быть, мир не жил бы полвека под угрозой ядерной войны. А
ведь мы, заметь, не досмотрели спектакль до конца.
И уж точно мы не покупали бы дешевый ширпотреб, ломающийся в первый же
день. Если хочешь только заработать, приходится выпускать и сбывать по
дешевке халтуру. А вот если ты делаешь чайник и относишься к этому, как к
искусству, то просто не можешь схалтурить. Привычка-то относиться к своему
делу, как к искусству, на все распространяется. Если ты хороший
фехтовальщик, то и шашлык по-другому начинаешь готовить, и чайник паять...
Тебе бы очень не понравилось жить в мире, где все - произведение искусства?
От сантехники до жилого дома?
- Красиво излагаешь. А вот я хочу много денег. И дворец хочу. И
вельможей стать. Что, осуждать будешь?
- Не буду, - отрицательно покачал головой Басов. - Иди своим путем.
Что натворишь, за то и ответишь. Только чего ж вы все меня к себе зовете?
Почему жалеете? Мне-то хорошо.
- Тебе хорошо, - кивнул Петр. - Ты вот здесь в шикарной гостинице
живешь. В Петербурге состояние сколотил. В том мире не бедствовал. А я вот
в коммуналке, с женой и маленьким ребенком - на восемьдесят долларов, как
ты сам сказал. И хочу денег. И власти, чтобы никто у меня эти деньги не
отобрал. Я же не собираюсь ни у кого воровать, не намерен никого
притеснять. Я хочу спокойно зарабатывать и счастливо жить с семьей. Я хочу
жить так, как в этой же Англии через четыре века. И что, будешь меня за это
осуждать?
- Сказал же, не буду, - хмыкнул Басов. - Зарабатывай на здоровье.
Только зачем ты это целью жизни делаешь? Добьешься - что будет? Цель жизни
должна быть недостижима, ибо достигнешь - и считай, уже умер, хоть еще сто
лет живи: смысла нет. Я сколько заниматься ни буду, всегда можно еще лучше.
А ты? Ну, станешь вельможей. Дальше что? Брюхо набивать да дворовых девок в
постель таскать?
- Там тоже может быть развитие, - уже без прежнего запала проговорил
Петр.
- Ага, - кивнул Басов. - На "девятку" заработаешь - на "фольксваген"
надо. Потом на "мерседес". Потом нефтяные скважины прикупить надо, чтобы на
"роллс-ройсе" ездить...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг