- Лады, - он серьезно кивнул. - И все равно, Павел Игнатьевич, сколько
психологов, столько и теорий. Все, что касается подкорки и аномальности
человеческого поведения, трактуется весьма неоднозначно. Фрацкл все на
фрустрацию сваливал, Фрейд - на детство и комплексы. А Гаррисон с Песцели,
например, ратовали за фатализм, - дескать, чему быть, того не миновать. Один
гадал по ладоням, другой по глазам. И если суждено, мол, спятить, то девяносто
процентов, что спятишь.
- Почему?
- Потому что - судьба. Потому что одни рождаются гениями в
пьяно-пролетарских семействах, а другие вопреки талантливым и непьющим
родителям отчего-то однажды становятся маниакальными садюгами, голубыми или еще
каким чудом похлеще.
-- Так... Ну, а сам-то ты как считаешь?
- Я считаю, что прав Гаррисон. Мир - это фарш, что ползет из мясорубки,
и всего в нем намешано вровень - и лука, и сала, и мяса. Печально, но факт: в
сущности своей - психические болезни неизлечимы. Их сглаживают и заглушают
транквилизаторами, из пульсирующего состояния переводят в латентное, но
полностью и бесповоротно, увы, уничтожают только с личностью пациента.
Разумеется, я обобщаю, но в целом все обстоит именно так. Отказаться от
довлеющих обстоятельств, привычного образа жизни, круга знакомых - вещь
практически невозможная. Значит, опять все зависит от пациента. Найдет в себе
силы измениться, произойдет психологический слом, перестроятся полевые формы,
начнется выздоровление. А будет бегать от болячек по курортам, да врачам, в
лучшем случае - добьется только небольшой форы. Человек должен хотеть быть
здоровым.
- Есть такие, что не хотят?
- Еще бы! От одного суицида в России умирает ежегодно в три раза
больше, чем погибло в Афгане.
- А ты знаешь, сколько погибло в Афгане?
- Ну, согласно официальным цифрам...
- Забудь о них. Это все туфта для российской статистики. Но речь не об
этом, продолжай.
Артур смутился.
- Я, конечно, могу ошибаться насчет Афганистана. но о суициде кое-что
знаю. Как официальном, так и неофициальном. И если пытаться всерьез
анализировать ситуацию с суицидом неявного характера, можно смело утверждать: в
той или иной степени подвержены две трети всего населения.
- Не понял?
- Тут как раз все понятно. Люди наловчились губить себя самыми
изощренными методами. Одни превращают жизнь в газетно-телевизионный суррогат,
другие ревностно служат его величеству желудку. Кто-то собачится с ближними,
кто-то молчаливо слушает и терпит. И первые, и вторые, и третьи зарабатывают
таким образом болезни. А психозы, какими бы они ни были, просто так не
проходят. Либо ты их, либо они тебя. Какая, в сущности, разница, залезешь ли ты
сегодня в петлю или загнешься чуть позже от рака.
- Про "чуть позже" я бы с тобой поспорил!
- Иллюзия, Павел Игнатьевич. Величайшая иллюзия! Лишний год мучений и
злопыхательства? Зачем? Это ведь не жизнь, это война. Прежде всего - с самим
собой.
- Война тоже может быть жизнью.
- Ну... Тогда и обижаться нечего. Потому что на войне, как на войне, -
и убивают, и калечат. И галлюцинации в боевой жизни - вещь тоже самая
обыденная. Воюющий человек посягает на явь, а значит, вполне самостоятельно
делает шаг в мир фантомов.
- Весело поешь! А чем же тогда занимаются господа психотерапевты? На
кой хрен содержат все эти клиники для душевнобольных?
Артур хмыкнул.
- Увы, господа психотерапевты - героические люди. Ибо лучше других
сознают, насколько они бессильны перекроить человеческую психику. Кто-то яз них
балуется гипнозом, заглушая болезненные очаги в подкорке, кто-то занимается
проповедями, заменяя собой громоотвод, но что толку, если заряд продолжает
накапливаться? Умный психолог пытается найти первопричину, некую скрытую
травму, успевшую пустить корни. Бывает, это удается, но сил они тратят столько,
что впору говорить об угрозе их собственному здоровью. Самое простое -
транквилизаторы, но это не выход, и помогает клиентам лишь временно.
- Я тебя понял так: выбора нет - и проще сразу шмальнуть себе в висок?
- Этого я не говорил. Напротив - выход всегда есть, но это дверь,
которую в состоянии отворять лишь самые сильные, те, кто действительно желает
жить. По-настоящему, понимаете? Вот и вся немудреная правда.
- Какая-то она у тебя запутанная.
- Да нет же, как раз наоборот. Однако самое банальное и простое, чем в
жизни пренебрегают, за что обычно не берутся, на деле и есть самое сложное.
Кто, к примеру, хочет вегетарианствовать? Кто способен удержаться от пельменей
с котлетами - хотя бы на протяжении месяца? Да что там месяц! -
один-единственный ужин отменить или свести к минимуму - мы зачастую не в силах.
Пустячок, за которым колышутся миллионы белых знамен. Капитулировать всегда
легче, чем бороться, и борьба, я хочу сказать - настоящая, без дураков,
понимается человечеством превратно. Это не драка с внешним, это прежде всего
сопротивление собственному естеству. Труднее этого ничего нет, потому-то и мало
истинных победителей.
- А вот по Кьеркегору выходит иначе. У человека можно отнять все, но
только не свободу. Если же он сам на нее будет покушаться, что же в итоге
останется?
Доктор улыбнулся.
- Читывал, читывал!.. Да только понимание свободы Кьеркегором -
довольно вычурно. Он мазохист, и этим все сказано. Великий патриарх скорбишийся
против масс. Еще один Печорин. Трагика, но не истина. Когда общество страдает
паранойей, возможно, только шизофреники более нормальны. Это ведь тоже его
идея! Правда подумал о том, что все можно перевернуть любым боком. Если
общество повально заразить шизофренией, то нормальными будут выглядеть как раз
параноики.
- Почему обязательно либо те, либо другие? Почему мир не может быть
просто нормальным?
- Потому что слово "норма" - всего-навсего пустой звук. Нормы диктуются
людьми и обстоятельствами, но оттого не теряют своей условности. Нормальный мир
- утопия, Павел Игнатьевич. Положа рук, на сердце, скажите, сколько нормальных
людей вы повидали на своем веку?
Я фыркнул, ничего не ответив.
- Вот видите. Их столь мало, что говорить о них всерьез не приходится.
Скорее клиническим случаем являются именно они, поскольку жить в этом мир;. не
спятив, представляется чем-то противоестественным. - Артур качнул головой. -
Мне тут присылала послечеченскую статистику - о психозах среди солдатиков и
мирного населения, на днях снова перелистывал. То есть, возможно, эти цифры
тоже занижены но и они повергают в ужас. А ведь это не первая волна. И даже не
сто первая! Каждая новая междоусобица дает гигантский шлейф последствий.
Получается что-то вроде снежного кома, и в генах откладывается роковой заряд,
выходящий из нас недомоганиям болезнями. Вывести его в состоянии только мы
Никакая медицина нам в данном мероприятии поможет. Разве что самую малость -
подтолкнет подсказав.
- Да ты философ, Артур!
- Всегда был таким.
-Вот уж никогда бы не подумал.
- Все объясняется просто. Раньше мы с вами говорили об иных вещах_
- Пожалуй, да... - Я неловко поднялся, стиснул в пальцах набалдашник
трости. - Значит, парень мой обречен?
- Почему же? - Артур неспешно вынул из кармана ручку, придвинул к себе
лист бумаги. - Разумеется, кое-что я ему выпишу. Только если парень не дурак, а
мне почему-то кажется, что так оно и есть, то особо на всю эту химию он уповать
не станет. Как я уже объяснял, дело в нас самих, и это следует понимать.
Он протянул мне покрытый торопливыми строчками лист, на секунду мы
встретились глазами. Булавочные зрачки доктора ощутимо кольнули, магнетизм его
взора чувствовался совершенно явственно. И я ответил. Совершенно непроизвольно,
потому что вовсе не собирался этого делать. Знакомый щелчок в голове породил
легкую вспышку. Сотрясенный мозг тяжело реагировал на подобные фокусы.
Собственно, я даже понадеялся, что доктор ничего не почувствует, но он
почувствовал. На лице Артура промелькнуло удивление, его явственно качнуло.
- Боже мой! Вы...
- Да, к сожалению, ухожу. Пора. - Я поспешил повернуться, шагнул к
выходу. - О делах как-нибудь поговорим позже.
- Да, да... - растерянно откликнулся Артур.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Солнце, желтое словно дыня,
Украшением над тобой.
Обуяла тебя гордыня -
это скажет тебе любой.
Б. Корнилое
Похороны прошли довольно скромно - в пику нынешним навороченным
кортежам крутых. Прощание с другом - не балаган и не шоу для любопытствующих. А
демонстрировать мускулы цивильнее в иных ситуациях. Впрочем, с полдюжины
репортеров я все же соизволил к себе подпустить, сквозь зубы процедил, что
награда за информацию о киллерах будет приличной и суммешку в полсотни тысяч
баксов я уж как-нибудь наскребу. Обещая столь лакомый приз, я фактически
подписывал смертный приговор орлам мотоциклистам. Никто, разумеется, о них не
заявит. Не таким я был наивным простачком. Однако когда в ход идут
астрономические цифры, дружба колется пополам не хуже сосновой чурки. Пареньков
попросту пришьют свои. От греха и соблазна подальше.
Один из репортеров блеснул объективом фотоаппарата, сверкнул блиц
вспышки. Я сумрачно покачал головой, и фототехнику у газетчиков оперативно
изъяли. Все, что им дозволялось во время похорон, это работать карандашами в
своих блокнотах и нашептывать фразочки на диктофоны. Хватит с нас и скрытых
камер, что наверняка стрекотали справа и слева, притаившись в чемоданчиках и
под шубами бесчисленных милицейских агентов. В сущности таковых несложно было
вычислить, а, вычислив, вежливо спровадить с территории кладбища, но зачем? Та
же пресса раздражала куда сильнее, и именно для команды борзописцев мы пытались
разыграть этаких скромняг-пуританцев, не претендующих на мавзолеи и ячейки в
заповедных кремлевских стенах. Следуя указаниям Ящера, организаторы похорон
обставили все крайне просто.
Не было никаких катафалков, не было даже европейского гроба с
бронзовыми ручками и лепестковой каймой. Ганса и его сотоварищей хоронили, как
нормальных российских смертных, и этим я тоже хотел подчеркнуть особость всего
происходящего. В самой процедуре прощания таился вызов тем, кто лишил меня
ближайшего помощника. Уж их-то, я точно знал, понесут и повезут, упаковав на
американский манер в полированное дерево, арендовав на пару часов главный
проспект города. То есть, если, конечно, найдется кому упаковывать и везти. На
этот счет у меня имелись серьезные сомнения.
После кладбища, поехали в ресторан, соучредителем которого некогда
числился и Ганс. Рядовая публика расположилась в банкетном зале, сам я с
Безменом, Дином и Утюгом устроился в отдельном кабинетике. Сюда же, стараясь не
маячить на глазах общественности, притопали Хасан, Август и Артур. Вся верхушка
айсберга оказалась в полном сборе. Все, кроме Каптенармуса и его бригады, что в
этот невеселый день обязаны были бдить, обеспечивая безопасность траурных
мероприятий. Разумеется, не участвовал в церемонии поминовения и многочисленный
Штат директоров корпорации. Они тут были ни причем. Достаточно того, что
вассалы прислали около сотни венков, создав на месте могилы подобие
лепесткового кургана. Правда, и это мне не слишком понравилось. Сразу после
того, как репортеры удалились, три четверти венков аккуратно разбросали по
соседним могилам. Ганс не любил показухи, вот и нечего метать бисер.
Собственно, здесь, в ресторане, я тоже ничего особенного устраивать не
намеревался. Смерть Ганса собрала нас вместе, и этого было довольно. При общем
молчании я поднял рюмку и глухо пообещал:
- Как этот год начали, так, по всей видимости, и закончим. Предстоят
бурные дебаты, так что ты, Артур, готовь свои скальпели, а ты, Хасан, - свои
щипчики. Уже через пару дней мы будем точно знать, кто укусил Ганса, а,
следовательно, и всех нас.
- И тогда мы укусим в ответ, - обронил Дин. Сухой, как жердь, он сидел
несколько особняком от других, но ему это позволялось. Я внимательно взглянул
на него.
- Не укусим. Дин, ошибаешься. Съедим! Со всеми их гнилыми потрохами. И
город станет нашим! От и до. Все! - я залпом опрокинул рюмку в рот, занюхал
долькой апельсина. - Советую особо не засиживаться... Дин! Постоянно держи
связь с Августом. Я ему кое-что шепнул, так что введет в курс дела. Безмен
уходит со мной.
Больше митинговать я не собирался. Слова - колыхание воздуха, стоит ли
тратить на них силы и время? Всех нас ждали деле - и дела более чем шумные, а
потому, поставив рюмку на стол и стараясь не встречаться глазами с окружающими,
я заковылял на выход.
Уже в машине главный финансист укоряюще покачал головой.
- Очень-уж ты круто обошелся с ними. Не посидел, не выпил
по-человечески.
- По-человечески - это сколько? Бутылка? Две?.. Сколько, я тебя
спрашиваю?
Он смутился.
- Дело не в объеме.
- Значит, и нечего рассусоливать. Все знают, кем был для меня Ганс,
сколько всего он для меня делал, стало быть, сценические эффекты ни к чему.
Впрочем, если хочешь выпить, давай. Я же вижу, что у тебя там из кармана
топорщится.
- Всего-навсего "Амаретто".
- Лакай, Безмен, не запрещаю.
Помощник извлек плоскую бутыль, приложился к горлышку. Остренький кадык
на его шее поршнем заходил вверх-вниз. Он глотал напиток, как младенец,
припавший к материнской груди. Длинный, тощий, с блеклыми глазками и плохо
выбритым подбородком. Как знать, может, в детстве его действительно не
докормили молоком?..
- Уф! Бот теперь, кажется, готов. В смысле, значит, прихожу в норму.
- Мандражишь, Безмен?
- А что? Не каждый день такое случается. Ганс, считай, состоял при нас
с самого начала. С первых дней основания корпорации. Всегда было на кого
опереться.
- Это верно, опереться было на кого.
- То-то и оно! С утюгом и Каптенармусом, сам знаешь, все немного не
так. Дин, конечно, тоже крутой, и парни у него аховые, но к нему не
подступишься. Весь в себе... А Ганс был свой парень - и все о нас знал.
Достоинства, недостатки. Всегда мог совет дать путевый...
Я недовольно передернул плечом.
- Только давай без скупых слез по шелушащимся мужским щекам! Обойдемся,
хорошо?
Помощник шмыгнул носом, еще раз глотнул бутыли, рукавом обтер губы.
- Как скажешь. Ящер.
- Вот так. Это уже лучше. Теперь можешь докладывать.
Безмен шевельнул бровями, взлохматил на голове жиденькие волосенки.
- Да все в общем в порядке. То есть, если ты бумагами интересуешься. С
Барановичем мы и впрямь не прогадали. Мужчинка работящий, отрабатывает свой
хлебушек в поте лица, явно хочет понравиться. В сущности "Харбин" уже наш.
Примерно на две трети. Власти не топорщатся, Ахметьева нет, американцев, когда
приедут, поставим перед фактом. Уже на следующей неделе можно ожидать денежного
притока, что будет, кстати, весьма своевременно. Валютки-то ухнули за последнюю
недельку - с хорошую кучу.
- Ухнули - это да, - я поморщился. - Ладно, начал с добрых новостей,
приступай к плохим.
- Плохие тоже есть. И первая новость связана с маленькой таможенной
неувязкой.
- Что такое?
- Сам пока толком не разобрался. Растаможивали, понимаешь, партию
машин, и вышла накладка.
- Это у прибалтов, что ли?
- Ну да, ты ведь в курсе. Коридор там вообще-то надежный, и работают
парни не первый год, но на этот раз что-то не склеилось, нужные люди в порт не
явились. В общем, товар задержали на несколько дней, штрафик, само собой,
наложили, а я из-за всех этих заморочек вовремя не обратил внимания. Вмешался,
но с запозданием. Короче говоря, послали туда зелени, подкормили козлов,
автомобили в конце концов пропустили. Но вот куда делись наши собственные
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг