соседей, по автобусу пронесся удивленный вздох. А в следующую секунду со
скрипом разъехались створки дверей, и грохочущей волной в салон влетел
человеческий рев. В испуге мы повскакали с мест. Ситуация мгновенно
прояснилась. Всюду, куда не падал взор, за окнами простиралось море людских
голов. Колышущийся живой океан волнами накатывал на машину, стискивал ее в
жутковатых объятиях, заметно раскачивая. Автобус штурмовали, точно маленькую
крепость, колотя палками по металлу, с руганью прорываясь в салон. И мы, и
"сиволапые" очутились в одинаковом положении. Распри мгновенно были забыты.
Единый порыв толкнул нас навстречу людскому потоку. Меня подхватило, как щепку,
завертело в убийственном водовороте. Не в состоянии управлять ни руками, ни
ногами, я старался по возможности хотя бы не упасть. В дверях уже боролись две
остервенелые стихии. Пассажиры автобуса не просто оборонялись, они сумели
слиться в гигатнский пресс и медленно, шаг за шагом вытесняли из салона
штурмующих. Одна из величайших способностей человека -- умение претворять
фантазии в жизнь. Мифический ад закипал на наших глазах...
Я очнулся, когда знакомо и буднично автобус уже подпрыгивал на дорожных
неровностях. В салоне царило оживление, и среди истерзанных, таких родных лиц
временами мелькали и совершенно незнакомые. Кто-то не сумел удержаться здесь, и
опустевшие места оказались немедленно заняты.
Шмыгая разбитым носом, дядюшка Пин гладил меня по голове и беспрестанно
что-то лопотал. Расцарапанное лицо Уолфа заботливо смазывала бальзамом тетушка
Двина. Я уже понял, что досталось всем -- даже Мэллованам, умудрявшимся обычно
избегать серьезных потасовок, несмотря на то, что зачастую они сами их
затевали. Но главным событием оказался установившийся мир!..
На одной ноге, что-то бормоча про себя, ко мне припрыгала Чита. Маленькие
ее пальчики прижимали к вспухшей щеке медный пятак. Кокетливо взглянув на меня,
она запрыгала обратно.
Смущенно оглядевшись, я заметил, что недавний наш враг, посол "сиволапых",
беседует с Лисом и его парнями. И Лис, и "посол" дружелюбно и с удовольствием
посмеивались. Случилось чудо, и это чудо я лицезрел воочию.
-- Очнулся? Вот и славно! -- дядюшка Пин радостно засуетился. -- А мы
перепугались! Думали, что же с нашим малюткой стряслось...
Склонившись к тетушке Двине, он что-то зашептал ей на ухо. Она быстро
взглянула на меня и с улыбкой потянула к себе цветастую сумку. А через секунду
в руках у меня появился тяжелый бархатистый персик.
Какой же это был персик!.. Настоящий футбольный мяч! Маленькая планета
поросшая белесым мхом. Осторожно перекатывая его в ладонях, я приблизил к нему
лицо и, глубоко вдохнув неземной аромат, ласково откусил. Впрочем, это не то
слово! Персик некусаем! Его только хочешь откусить, но это совершенно
невозможно. Зубы проваливаются в ворсистую мякоть, не встречая ни малейшего
сопротивления. Губами и небом ты тонешь в сладостном соке и, как не старайся,
обязательно устряпаешь нос и щеки. Да и разве это вкусно, если не устряпать?..
Лишь услышав быстрые прыжочки, я заставил себя оторваться от чарующего
плода. Что-то механически перещелкнуло в голове, -- это укоризненно вздыхал
старикашка Василий. С неожиданной печалью я вдруг осознал, что с персиком
придется расстаться. Моя радость от него была слишком велика, чтобы ею не
поделиться.
Оглянувшись на Читу, бочком-бочком я почему-то приблизился сначала к Лису
и протянул ему надкусанный персик.
-- Можешь попробовать. Если хочешь...
Чудная присказка! Кто же не захочет персика! На суровом лице Лиса
проступила снисходительная улыбка. Помявшись, он чуть наклонился и стеснительно
распахнул рот.
###Глава 9
..Очарование, любопытство, изумление...
Если б не спасательная забывчивость, мы избавились бы от этих понятий в
первые же годы жизни. Но по счастью, мы забываем -- и забываем все на свете,
тем самым обновляя гардероб восприятия, не отучаясь радоваться банальному, само
это слово "банальное" не допуская в привычный лексикон. Наиболее памятливые из
нас -- самые грустные люди на земле. Они читают книгу лишь раз, влюбляются
только однажды, и лишь один-единственный год способен поразить их дюжиной
месяцев. Счастье детей -- в короткой дистанции, отмеренной с момента рождения,
в умении осмысливать, приходящем с ЩАДЯЩЕЙ постепенностью. Отсюда и свежесть
юного взора, и искренность детских клятв. Увы, свежесть эта не вечна. Мы
стареем, и парадоксом помощи нам является Ее Величество Забывчивость. Умело
забывая, мы видим заново. Салют тебе, Дырявая Память! Костыль и поручень
жизни!..
Я помню иные дни, иные мгновения, а между тем вереницы лет стерты шершавой
резинкой, как строки неудавшегося письма. Моя жизнь уподобилась пунктиру с
пространственными междометиями, которые, вероятно, мне никогда не заполнить.
Бесплодно напрягая мышцы, я не умею напрячь то, что способно вызывать к жизни
временные провалы. То, что мы зовем памятью, -- всего-навсего проруби на
поверхности мерзлой большой реки, проталины среди заснеженного леса. Наверное,
прав был Уолф, не доверяя зыбкости воспоминаний. Я отлично вижу тот день
установившегося благодушия, когда слились половинки автобуса, помню тот
поделенный между друзьями персик, удивительно сочный, огромный, как спелый
кокос. Так по крайней мере мне тогда казалось, а сейчас... Сейчас я силюсь
угадать, что же было потом, но "потом" слилось в безликую насмешку над моими
потугами. Вероятно, это были беседы, сотни бесед с сотнями акцентов, череда
остановок, сопровождающихся схватками, и ежедневные, ничуть не меняющиеся глаза
Читы. Взрослеющей Читы. Это было сонное дыхание салона, споры моего "старика
Василия" с Уолфом и что-то еще, равнодушно утерянное памятью. Архивы,
приговоренные к уничтожению, которых мне всегда будет жаль, хотя никогда я так
и не узнаю, стоили они моего сожаления или нет. Я могу только гадать. Впрочем,
в случае нужды можно порасспрашивать тетушку Двину или Леончика, но более всего
я хотел бы поговорить о прошлом с Уолфом. Он -- единственный, воспоминаниям
которого я мог бы поверить безоговорочно. Но увы, я лишен и этой подсказки.
Уолф пропал. Пропал совсем недавно в одном из моих бездонных провалов. Я
полагаю, что это произошло во время очередной схватки со штурмующими новичками.
Уолф никогда не прятался за чужими спинами, и может быть, столь долго щадящий
нас перст судьбы в одной из ожесточенных баталий лениво избрал среди многих
других именно его. А далее тот же перст, не успокоившись, смочил самое себя в
слюне и перелистнул разом стопку страниц. Я только сморгнул, а целый пласт моей
жизни оказался позади. И только после этого невидимый режиссер сдвинул мохнатые
брови, заставив время заструиться с прежней скоростью.
* * *
Вдвоем с Лисом мы стояли у водительской кабины. Тонкая прозрачная
перегородка отделяла нас от лысоватого неподвижного затылка шофера. Этим самым
затылком он не мог, конечно, разглядеть решимости на наших лицах и увесистых
дубинок в руках.
-- Вот увидишь, нам даже не придется его бить, -- шепнул Лис.
-- Возможно. Он уже не тот белозубый забияка...
В этот миг, что-то почувствовав, шофер обернулся. Пухлый дрожащий
подбородок, рыхлые плечи, -- действительно, за последние годы "рубаха-парень"
основательно поистрепался. Его глаза -- два маленьких светлячка пугливо
прятались в щелочках между набрякшими кожными складками. Заметив нас, они
настороженно заблестели. Но испуга пока не было. Скорее, удивление и
непонимание. Пинком Лис распахнул стеклянную дверь и в мгновение ока очутился
рядом с водителем. Держа дубинку наготове, я вошел следом.
-- Когда следующая остановка, толстяк? Кажется, скоро?
-- Остановка? -- "светлячки" обеспокоенно забегали. -- Что вы задумали,
ребята? Какую-нибудь шутку?
Лис поднес к носу водителя дубинку.
-- Если ты эту шутку имеешь в виду, то да.
"Рубаха-парень" растерянно заморгал.
-- А теперь послушай меня, -- я шагнул к шоферу. -- Отныне ты не будешь
останавливаться. Ни сейчас, ни завтра, никогда. Только на заправку! Это и есть
то, о чем мы хотели потолковать с тобой. Дави на газ и наращивай брюхо. Не мне
тебя учить, как объезжать все эти сборища стороной.
Физиономия водителя вытянулась и начала стремительно багроветь. А потом
что-то случилось, он разом увял, потеряв всяческую окраску. А я запоздало
обратил внимание на его руки. Словно живущие порознь с телом и сознанием, они
спокойно и уверенно продолжали родное дело, ни на миг не отрываясь от баранки.
Встревоженный мозг и паникующее сердце были им не нужны.
-- Ребятки... -- Он судорожно сглотнул. -- Вы сами не понимаете, что
творите!
-- Все, разговор окончен! -- Лис ткнул его дубинкой между лопаток. --
Отныне ты едешь без остановок, жмешь на клаксон и все такое прочее.
-- Ребятки! Милые, я не могу! -- голос водителя прозвучал умоляюще. --
Правда, не могу!
-- Это тебе только кажется, -- Лис хмыкнул. -- Пока ты с нами, забудь о
своих страхах.
-- Но поймите, я ДОЛЖЕН останавливаться!
Лис не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы заставить ойкнуть,
ударил дубинкой по массивному загривку шофера.
-- Сейчас ты сам увидишь, как это просто -- ехать без остановок. И
перестанешь вибрировать. На первый раз мы, так и быть, тебе поможем.
Я уселся на поручень, задрав ноги на панель управления, и занялся тем, что
стал наблюдать, как стекают по вискам нашей жертвы капельки мутного пота.
"Рубаха-парень" здорово перетрусил. За стеклом впереди тянулась дорога, черная
и лоснящаяся, как огромная морская змея. Справа и слева мелькали тени столбов.
-- Смотри, приятель! До сих пор мы обходились с тобой ласково, --
предупредил Лис. -- Не превращай нас во врагов.
Он встал за тяжелой, почерневшей от пота спиной водителя, положив
костлявую кисть на вздрагивающее плечо.
Прошло, наверное, минут десять, прежде чем мы увидели станцию. Этого
момента мы с нетерпением ждали и отнюдь не восприняли, как нечто неожиданное.
Остановки шли строго по расписанию. Гигантским прыжком тьма отскочила от
дороги, выпустив из своих лап неопрятно разросшийся кустарник, позволив
рассмотреть мертвенно-бледный абрис станционных зданий и мусорные пирамидальные
кучи. Обогнув обшарпанный домик почтамта, украшенный ржавого цвета вывеской, мы
выехали на площадь и зажмурились от множества разожженных костров. Сквозь рев
мотора прорвались первые неясные крики. Нас ждали.
Автобус начал тормозить, и я невольно шевельнул дубинкой. Лис приподнял
свою. Водитель вобрал голову в плечи. Надо признать, картинка была не из
приятных. В пронзительный свет фар одна за другой вбегали странные существа.
Черные провалы ртов на багровых лицах, безумные глаза. Отпихивая друг дружку,
они бежали к машине, всерьез рискуя угодить под колеса. Где-то здесь же нас
наверняка караулили и пронырливые контролеры. Вблизи городов они начинали
попадаться все чаще и чаще. Я озирался, пытаясь разглядеть их раньше, чем они
свалятся на нашу голову.
-- Назад! -- прорычал Лис. -- Сдавай назад!
Автобус неуверенно попятился. Ужасающе медленно мы стали разворачиваться в
обратный путь. Другого выхода, вероятно, и не было. Объехать эту запруженную
людьми площадь не представлялось возможным.
-- Ничего страшного, -- бодро произнес я. -- Сделаем небольшой крюк.
На самом деле меня тоже трясло. Как и нашего шофера.
Машина наконец-то завершила разворот. Спешащие к нам толпы обезумели. По
всей видимости, они чувствовали себя обманутыми и потому торопились изо всех
сил. Перед самым бампером шарахнулось мохнатое, человекоподобное и пропало. Мы
уже набирали скорость...
Куда несся в ту ночь взбунтовавшийся автобус, не мог бы сказать никто,
включая и самого шофера. Кривые переулки сменялись проспектами, дважды
выбираясь из тупиков, мы попадали в чудовищно захламленные места. Под колесами
трещало и взрывалось. Напряженно завывая, машина летела по каменному лабиринту,
сшибая с тротуара какие-то ящики и дощатые шалашики. Людей мы больше не
встречали. Все они, вероятно, были там, на площади.
-- Ну вот и все, -- выдохнул водитель. Толстые щеки его лоснились, рубаху
можно было выжимать. Мне показалось, что за эти минуты он даже чуточку похудел.
-- Молоток! -- Лис похлопал по жирной спине. -- Видишь, как все просто! А
теперь жми на всю железку и окончательно забудь про остановки. Только питание и
заправка горючим. Ничего более! Время от времени будем кого-нибудь к тебе
присылать. Так сказать, для моральной поддержки, -- Лис подмигнул мне узким
разбойничьим глазом. -- Бог даст, прорвемся!
-- Дурачье! Какое же вы дурачье!
-- Что, что? Не понял!
-- Как вы не понимаете, что это бесполезно.
-- Что бесполезно?
-- Все бесполезно, -- шофер остановившимся взглядом смотрел на бегущую
дорогу. -- Теперь они не оставят нас в покое.
-- Кто они?! -- Лис раздраженно пристукнул дубинкой по собственному
колену.
-- Сами увидите...
-- Черт подери! Кому мы нужны? Контролерам? Так у нас у всех имеются
пропуски. Вполне законно едем куда хотим!
-- Законно... Что вы смыслите в законах! -- словно мальчишка, ожидающий
подзатыльника, водитель снова втянул голову в плечи.
-- Сдается мне, это чудо со страху и не то набормочет, -- Лис покосился на
меня. -- Пойдем, что-ли? А для начала позовем Барсучка с Вестом. Пусть
подежурят с ним.
Когда мы возвращались, салон провожал нас десятками вопрошающих глаз.
Тенью ко мне придвинулась из полумрака Чита.
-- Вы все-таки сделали это?
Карие глаза ее излучали тревогу.
-- Господи, Чита! Ты-то чего волнуешься? -- я взял ее худенькие руки,
крепко пожал.
-- Я... Я не знаю.
-- Ну вот и не бойся...
-- Итак, господа пассажиры! -- трубно объявил Лис. -- Отныне и вовеки! Все
остановки упразднены. С водителем улажено, он согласен.
Неизвестно какой реакции ждал Лис, но яростного "ура" не последовало.
Кто-то из молодежи дурашливо кукарекнул, двое или трое захлопали в ладоши. И
все. Если не считать написанного на лицах беспокойства и растерянных глаз.
Долговязый Леончик вертел головой, соображая, как отнестись к загадочному
известию.
-- Да... Значит, потасовок теперь не будет, -- с непонятной интонацией
протянул дядюшка Пин.
-- А ты этому не рад? -- я обернулся к дядюшке.
-- Рад-то рад... -- Дядюшка отвел взгляд в сторону, затеребил пальцами
жиденький ус.
-- Отвечай честно: считаешь, мы поступили неправильно? Так? И все эти
остановки с мордобоем и кровью имели смысл? Отвечай же! -- я намеренно повысил
голос, желая вовлечь в диспут окружающих.
-- Не знаю, -- дядюшка упорно увиливал от ответа. -- Но так никто и
никогда раньше не поступал.
-- Откуда ты знаешь, поступал или нет? Может, были до нас и другие?
-- А если и не было, -- вмешался Лис, -- разве плохо оказаться в числе
первых? Не было прецедента, теперь есть!
Никто не поспешил поддержать нас, но не поддержали и нашего собеседника.
Дядюшка Пин окончательно стушевался.
-- Понимаете, ребятки, жизнь такая штука. Ничего не предскажешь заранее...
-- А разве мы норовим предсказать? Вам же всем лучше будет! Еще спасибо
потом скажете!..
Дядюшка несогласно замотал головой, но тут вмешалась тетушка Двина:
-- Ну что вы на него насели? -- заворчала она. -- Сделали и сделали, что
теперь говорить? Да и поздно уже, спать пора.
Взяв старика за руку -- совсем как маленького она повела его устраиваться
на ночь. Дядюшка Пин уныло передвигал ноги, с покорностью позволяя себя вести,
ничуть не горюя, что нашу беседу прервали. Час действительно был поздний.
Следовало укладываться, и люди ворочались на сидениях и в гамаках, привычно
разворачивая простыни и одеяла.
Мамаша Мэллованов неуверенно позвала Читу, но девушка и бровью не повела.
Тем временем Лис уже шептался о чем-то со своей командой. Вернее сказать -- уже
с нашей командой. Выслушав его, Барсучок, высокий и вечно печальный паренек,
послушно направился в сторону кабины. Чуть помедлив и прихватив с собой обрезок
резинового шланга, за ним двинулся и Вест. Я с сомнением поглядел им вслед,
улыбкой попробовал ободрить Читу. Совсем как взрослая она покачала головой.
-- Что теперь с нами будет?
Ее глаза смотрели на меня так, словно я был огромной, набитой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг