МИХАИЛ ХАРИТОНОВ
МОРГЕНШТЕРН
В центре Галактики взорвалась звезда.
Причина катастрофы была крайне банальна: лишний вес. Старое, хорошо
пожившее светило, с массой около десяти солнечных, и железным ядром весом
приблизительно в два Солнца, было обречено на подобную смерть.
Нейтронизация звёздного вещества вблизи ядра приводила к образованию
нейтрино. Эти легкомысленные частицы, крайне слабо взаимодействующие с
веществом и легко пронизывающие насквозь целые планеты, из-за огромной
плотности внешних оболочек светила оказывались ими захвачены. Полонённые
частицы, пытаясь вырваться, создавали конвекционные течения в оболочках,
нарушающие эддингтоновское равновесие звезды. В конце концов, они разорвали
её на части. Выделившейся энергии хватило на кратковременную, но эффектную
иллюминацию Галактики.
Резкое изменение формы макрообъекта (от покойного солнышка остались
буквально клочья с небольшой чёрной дырой в центре) привело и к иным, менее
тривиальным последствиям. В геометрическом центре взрыва возник импульс
отрицательной вероятности. Из разлома пространства излилась cила, известная
человечеству как "мана", "эманация", "негэнтропия", "энергия сущности",
"сперматический логос", "дыхание Брахмы" и "Творящее Слово".
Четырнадцать миллиардов лет назад эта сила создала Вселенную из
ничего. Теперь она являла своё могущество крайне редко - лишь когда ей
удавалось прорваться сквозь пространство и материю. Взрыв звезды освободил
её, хотя и ненадолго.
Большая часть потока негэнтропии ушла во внегалактическое
пространство. Около десяти процентов было захвачено вероятностной
плоскостью Галактики, и начало распространяться в ней. Вероятностные
плоскости звёзд и планет играли роль линз и зеркал. Вторичные потоки
сходились, рассеивались, смешивались, отражались.
Узкий луч Силы, сфокусированный двойной звездой, прошёл через
атмосферу огромного планетоида. В ней родились микроскопические организмы,
связывающие метан. Через несколько тысячелетий они использовали все
запасы - после чего благополучно вымерли, так и не поняв, что жили.
Эхо минус-вероятностной волны накрыло планету земного типа. На ней
имелась жизнь, хотя и довольно примитивная. Эволюционный взрыв, порождённый
Силой, привёл к появлению сразу трёх разумных рас, быстро уничтоживших друг
друга.
Два фронта потока столкнулись в хромосфере одинокой звезды, лишённой
спутников. Это послужило причиной возникновения странного существа из
раскалённой плазмы. Ему потребовалась тысячная доля секунды на автоэволюцию
и познание законов мироздания, и примерно столько же - на установление
контроля над физической реальностью. После этого и сама звезда, и все
объекты в радиусе ближайших пятидесяти световых лет исчезли в
гравитационной воронке.
Зато расплавленная железная оболочка астероида, вращавшегося вокруг
голубого гиганта, оказалась совершенно непригодной для рождения каких бы то
ни было существ. Но прекрасный металлический кристалл, в который
превратился астероид, заслуживал, пожалуй, восхищения эстетов, если бы
таковые нашлись поблизости.
Через четверть миллиона лет многократно отражённый поток Силы достиг
ковариационной окружности Галактики. В этом относительно спокойном месте,
где шансы на столкновение небесных тел минимальны, располагается
галактический "пояс жизни": ожерелье звёзд с обитаемыми планетами. К
таковым относился и жёлтый карлик с десятью спутниками. На одном из них,
третьем по счёту, существовала развитая биосфера, и даже имелась одна
разумная раса. Столкновение потока с планетой могло бы - при определённых
условиях - привести к непредсказуемым последствиям.
К счастью, эти условия соблюдены не были. Поток шёл мимо вероятностной
плоскости системы. Дыхание Брахмы безопасно рассеивалось в пустоте.
* * *
Российская Федерация, Москва.
Яна стояла в вестибюле и скучала. За окном было темно: Москву
накрывали тоскливые осенние сумерки. С улицы, от киосков, доносился унылый
крик лотошного зазывалы - "фааааартуна, лаааатерея!" Время от времени в
каком-то далёком кабинете заполошно надрывался телефон.
Окружающий мир по эту сторону стекла напоминал декорацию к
малобюджетному триллеру: ободранные стены, моргающие лампы-трубки, и прочая
мелкая пластика. Самым забавным предметом обстановки был раскоряченный
фанерный щит-указатель с многочисленными надписями типа "Орто-Дент Плюс
(зубной камень ультразвуковым методом) 5 эт. комн. 504", или "Мебель из
Италии - прямые поставки". Особенно интриговал загадочный "Приём вещей у
населения". От надписи отходила кривая стрелка, указывающая почему-то под
лестницу. Там белела огороженная верёвочками горка строительного мусора:
цемент, прикипевший к жестяному корытцу, ведро с окаменевшим варом,
какие-то поломанные доски со следами побелки. Яна от скуки стала
воспоминать, откуда всё это взялось, и в конце концов до неё дошло, что она
видела это ведро и эти доски ещё при приёме на работу.
Практически весь первый этаж был сдан руководством Института под
коммерческие конторы, третий и выше - тоже. На второй этаж не ходил лифт, и
конторы на нём не прижились. Возможно, поэтому от бывшей лаборатории
Яковлева кое-что сохранилось. Пришлось, конечно, поужаться: в бывшем
машинном зале и смежных комнатах разместилось турагентство, в маленьком
кабинете устроилась нотариальная контора, а в большой (где раньше сидел сам
Яковлев) вселилось нечто, именующее себя "ООО Люэс". С "Люэсом" у Яковлева
были какие-то специальные отношения: одно время Яна каждый вечер видела
шефа, выходящего из бывшего своего кабинета в полуобнимочку вместе с ихним
главным. Через полгода Яковлев купил себе подержанную "Ауди", и перестал
появляться в Институте совсем.
Яна к тому времени уже собралась уходить: её брак разваливался, из-за
чего опять начались проблемы... с этим самым. Тогда она выкарабкалась
(спасибо Герману), но надо было как-то брать себя в руки и начинать самой
зарабатывать на жизнь. В Институте денег не было. Пришлось уйти, а не
хотелось: у неё были неплохие математические способности, и она любила
звёзды.
Зайцев появился, когда Яна уже собралась идти наверх сама. За
последние полгода он не изменился: та же мордашка со старческими веснушками
на лбу, тот же робкий взгляд из-под бифокальных очочков, та же куртёнка
болотного цвета, кое-как пристроенная на сколиозном плечике.
- Ой, простите, Яна Валерьевна, я, э-э... припозднился сегодня, -
затараторил Иннокентий Игоревич, на ходу яростно скребя дно кармана в
поисках ключа. - У нас теперь интернет есть, провели от Академии, вот я и,
того, засел... осваиваю... - он смущённо потёр нос. - Статью свою нашёл
старую. Представляете, на американском сервере нашёл... э-э... ну то есть
перевод, конечно. Мой студент... он в Массачусетском теперь, представляете?
Так вот он перевёл. Хороший такой парень, толковый, я его помню... - Яна
недовольно шевельнулась, и Зайцев тут же поправился: - Извините, это я так.
Вам неинтересно теперь уже... Пожалуйста, ключик. Вы уж там, пожалуйста, не
очень долго. Кофе если... кофе в левом шкафчике, вода там же, банка целая,
фильтрованная у меня вода... с горелкой только осторожнее, а то ведь
охрана... э-э... в общем, вот, - он неловко сунул ей в руку тёплую
железячку, - Всего доброго, Яна Валерьевна. Ключик потом на прежнее место
положите...
Не дождавшись ответа, он засеменил прочь, неловкими движениями
натягивая на себя куртку.
Зайцев был ей обязан. Прошлой зимой у его жены, Светланы Яковлевны,
случился приступ - прямо на работе. Она лежала на холодном дерматине, а
сонный мужик со "скорой" позёвывал, пожимал плечами и бурчал что-то вроде
"укольчик бы надо... а нету у нас... лекарства, говорю, нету, не выписывают
на нас". Столпившиеся вокруг сотрудники стыдливо прятали глаза - Светлану
Яковлевну в отделе любили, но отдавать свои деньги на чужого человека тоже
ведь не дело, времена не те. Подошёл Яковлев, поцокал языком, сказал что-то
вроде "ужас-ужас". Подумал, снял с себя пиджак, накрыл им старуху. Ещё
подумал, вытащил из внутреннего кармана портмоне и футляр для очков,
оцепеневшему Зайцеву бросил "крепитесь, поможем", и убежал.
Яне надоело стоять и ждать, пока Светлана Яковлевна умрёт. Она отвела
детину в сторонку и спросила цену. Лицо увальня сделалось осмысленным.
После недолгого торга укольчик был всё-таки сделан, и Светлана Яковлевна
поехала в белой, воняющей бензином машине в Боткинскую.
Где-то через месяц Зайцев подошёл к Яне и, путаясь в придаточных
предложениях, осведомился, во что ей тогда всё обошлось. Яна в тот момент
была злая, и со злости ляпнула "сто долларов", хотя это было не так. Зайцев
побледнел, а девушка, мысленно кляня себя за дурной язык, стала объяснять
старику, что никаких денег ей не надо. Иннокентий Игоревич настаивать не
стал: никаких денег у него всё равно не было. Всё, что он мог - это
оказывать ей время от времени мелкие любезности.
Яна пошла по лестнице вверх, подбрасывая ключ на ладошке. Оставалось
ещё где-то около получаса до закрытия. Потом по этажам пойдёт охрана, но в
зайцевский закуток никто обычно не заходит. Придётся посидеть тихо и без
света, переждать первый обход. Потом, когда они пойдут смотреть телевизор,
можно будет и делами заняться.
У Зайцева на рабочем месте было всё то же самое: каморку не
перестраивали ещё с восьмидесятых, когда здесь сидели электронщики. С тех
времён сохранился цинковый стол, белые шкафчики с инструментом, картонные
коробочки из-под транзисторов и сопротивлений. На столе пылился набор
химической посуды и горелка. На ней Иннокентий Игоревич приспособился
варить себе кофе в кварцевой колбе - помол "Кофейни на паях", купленный у
производителя в Тучково. Ещё он играл в тетрис на маленьком компьютере. На
большом, который в углу, в фоновом режиме крутилась основная задача - та
самая, на которую в своё время работал весь вычислительный центр.
Яна кое-как устроилась на колченогом лабораторном стуле и задремала.
Ей приснился дремучий лес, в котором играла музыка - кажется, военный
оркестр. Потом подул ветер и сдул все звуки, кроме шороха высоких сосен.
Она проснулась из-за того, что остро захотелось писать: низ живота
ныл, требуя немедленного облегчения. Ещё затекли ноги и шея. В темноте
пахло сыростью, тёплой батареей и кофейным порошком. На светящемся окошке
часов было 23:12.
Выходить было пока нельзя. Чтобы отвлечься от позывов, она потихоньку
закурила. Сигарета отдавала медью, как обкусанная губа.
Не зажигая свет, девушка осторожно подобралась к консоли большого
компа. Протёрла носовым платком запылённый экран, подвигала мышкой.
Пробуждённый монитор тихо хлопнул статическим электричеством и засветился,
продемонстрировав грозди зелёных цифр на чёрном фоне.
Присмотревшись к цифрам, Яна тихо и зло выматерилась.
Господи Боже мой, как хорошо, что она пришла сейчас, мы бы ничего не
успели. Зайцев, этот старый идиот со своим интернетом, совсем забросил свои
прямые обязанности. Похоже, это оно. Н-да, тяжёлая была звёздочка. Судя по
пикам - десять солнечных масс как минимум. Разнесло к чертям, поминай как
звали. Рентгеновский и радиоспектр - прямо из учебника. Н-да, это оно.
Дерьмо, какое же всё-таки дерьмо. Золотой петушок уже вторую неделю
клюёт в темечко - а царь Додон лежит на печи и не чешется. Хотя где тот
царь Додон? Это в советское время сводки по основной задаче сразу шли на
самый верх, в Политбюро, даже при Горбачёве шли. Тогда ещё ждали, верили,
надеялись на что-то. Космос, космос подвёл, Вселенная, боженька не послал
нам потока-богатыря... А теперь вот он, вот он, идёт, родимый, да только
нет уже той страны, кончен бал, погасли свечи, и неизвестно ещё, в каком
состоянии спутник, и зацепит ли зеркало ось потока, и вообще всё ни фига не
понятно...
Ладно-ладно. Ничё-ничё. Будет вам и белка, будет и свисток.
Соединённые Штаты Америки, Вашингтон.
- В восемьдесят восьмом советская империя уже была обречена, - Аксель
Гомес, PhD, вице-президент "Гуманитарного клуба", правительственный
эксперт, специалист по России и постсоветским государствам, многолетний
неофициальный сотрудник Ведомства, и - last not least - личный друг
действующего Президента страны, заканчивал свою речь. - Советский коммунизм
оказался неконкурентоспособным, и в Политбюро это многие понимали.
Утопающий хватается за соломинку. В те годы у русских ещё были деньги, и
они тратили их на всякие безумные проекты. Это просто очередной безумный
проект. В любом случае, придавать слишком большое значение этому вопросу -
смешно. Президент со мной полностью согласен.
- Вот как? - подняла бровь Дороти Шоу. - В таком случае, дело плохо.
Если уж вы начинаете ссылаться на мнение некомпетентных лиц...
Гомес понял, что опять сказал лишнее, и разозлился ещё сильнее. Ему не
нравилась обстановка на этих совещаниях. Слишком много умников, и слишком
мало людей по-настоящему толковых.
- Вы хотите сказать, что Президент некомпетентен? - не удержался он от
попытки отыграться.
- Разумеется, он некомпетентен - Дороти сладко улыбнулась, - иначе он
не был бы лидером нации. Компетентный человек не может быть искренним и
уверенным в себе, а это необходимые качества лидера...
Гомес стиснул челюсти. Говоря начистоту, его воротило от всей этой
вашингтонской поросли, от бесполых мужчин в пиджаках стального цвета, и
особенно от холёных сук в брюках, вроде этой Дороти. Даже её кабинет -
огромный, холодный, с подковообразным столом и двумя мониторами для
демонстраций - был ему противен. В его собственном кабинете в Нью-Йорке
можно было жить: там окна закрывали не жалюзи, а французские шторы, на полу
стояли красные кожаные кресла, а стол украшала фотография жены в серебряной
рамке и огромная копилка в виде головы бульдога. Здесь же были только
пластик и стекло. Пластик и стекло. И дрянной кофе в бумажных стаканчиках.
- Мы направили русским запрос по поводу спутника, - сказал он чуть
громче, чем ему того хотелось.
- И что они ответили? - подал голос полковник Стоун. - Как обычно,
молчание, а потом враньё? Интересно, они когда-нибудь научатся
правдоподобно врать?
- Никогда. Скорее уж они научатся носить дорогие галстуки, - в том же
тоне ответил Гомес. Стоун ему нравился: по крайней мере, настоящий военный
из Академии, а не какой-нибудь педик. - На этот раз они отреагировали
быстро. Они готовы сотрудничать. Они готовы предоставить нам доступ в свои
архивы...
- Мы и так можем взять из их архивов всё что нужно, - усмехнулся
полковник. - И они это прекрасно знают. Это всё?
- Нет, не всё. Они готовы принять наших экспертов и допустить к
пультам. Любой уровень наблюдения и контроля над всеми системами спутника.
- Нам это нужно?
- Нет.
- Вот именно. Нас устроит только одно: чтобы этой штуки на орбите
больше не было. Какова цена этого вопроса?
- Они торгуются, и нам это не нравится, - Гомес стиснул челюсти. - Я
считаю, что все переговоры следует прекратить. Через неделю спутник станет
безопаснее плюшевого медвежонка.
- За неделю они могут решиться нажать на кнопку.
- Они не нажмут на кнопку. Я уверен. А даже если нажмут - что это
изменит?
Дороти взглянула на него с интересом.
- У вас хорошая репутация, Гомес. Жаль будет, если вы ошибётесь.
- Я уверен, - Гомес был и в самом деле уверен в себе. Он чувствовал:
эти люди уже готовы с ним согласиться, а главное - сука в брюках на его
стороне. Осталось только чуть-чуть нажать...
- Я работал по России восемь лет в качестве правительственного
эксперта. Я знаю Москву. Я знаю, кто у них сидит наверху. Они подлецы,
мерзавцы, бандиты, всё что угодно, но не дураки. И совсем не патриоты,
конечно. Они прошли через кровь и грязь, и не хотели бы пройтись вторично
тем же маршрутом, да ещё и в обратном направлении. Они знают судьбу своей
страны и примирились с ней. Короче говоря, они не нажмут на кнопку.
- Что ж, - хозяйка кабинета сладко потянулась, показав мужчинам
небольшую, хорошо очерченную грудь. - Пожалуй, наш нью-йоркский коллега
говорит разумные вещи. К тому же, что мы теряем, если даже и ошибёмся? Не
так уж много. С этой территорией всё равно предстоит возиться. Даже если у
них лет через тридцать подрастёт новое поколение - ну и что? У них уже не
будет ракет.
- У них ничего не будет, - добавил Гомес, понимая, что раунд выигран.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг