- Я остаюсь при своём мнении, - желчно заметил Стоун. - Спутник должен
быть уничтожен. Так или иначе, мы вынуждены учитывать эту вещь в своих
планах. Я за простоту.
- Простота - не всегда благо... Интересно было бы попробовать, - голос
принадлежал профессору Райдеру, эксперта из Военной Академии.
- Что значит попробовать? - полковник умышленно добавил в голос
побольше желчи. Он недолюбливал высоколобых, и не упускал возможности это
продемонстрировать. - Вам понятен смысл слов "угроза национальной
безопасности"? Вы знаете, что это такое?
- До сих пор мне казалось, что я это знаю, - как ни в чём ни бывало
заявил профессор. - Самые страшные угрозы национальной безопасности - это
самоуверенность и некомпетентность власти, особенно если это власть
силы... - Райдер, в свою очередь, не жаловал армейских, и тоже не считал
нужным это скрывать. - Я же не предлагаю разрешить русским облучать свою
территорию. Но если взять, скажем, изолированный остров в океане, с
небольшим населением? Почему нет? Ущерба для физического или психического
здоровья людей - никакого. Экологический ущерб нулевой. На такие условия
согласилась бы даже IRB. А если эта штука всё-таки сработает - мы получим
уникальные данные.
- Уникальные данные? - полковник как будто разгрыз эти слова зубами. В
кабинете стало очень тихо.
- Нас учили разным вещам, - наконец, сказал он. - Возможно, вас хорошо
учили теоретической физике. Меня учили воевать. Меня учили хорошо воевать.
Знаете, что такое хорошо воевать? Это значит - не оставлять противнику
никаких шансов. Ни одного шанса. Ни одного.
- Генерал, где вы видите противника? - Райдер картинно воздел руки к
небесам.
- Не знаю, - ответил Стоун. - И этого вполне достаточно.
Аксель Гомес демонстративно сдвинул ладоши, аплодируя. Полковник
улыбнулся.
- Будем считать, что мы достигли взаимопонимания, - заключил Гомес. -
Я передам согласованное решение Президенту...
- Я это сделаю сама, с вашего позволения, - подала голос мисс Шоу. -
Как председатель комиссии.
- Вы уверены, что это необходимо? - Гомес постарался сделать
недовольный вид.
- Да. Если вас интересует моя поддержка, разумеется, - сука в брюках
вежливо осклабилась. У неё были мелкие ровные зубки. Такими зубками хорошо
откусывать полусырое мясо от стейка.
- Меня интересует ваша поддержка, - Гомес склонил голову, изображая
покорность.
На самом деле ситуация его более чем устраивала. Если суке в брюках
так хочется взять на себя ответственность - пусть берёт на себя
ответственность. В конце концов, он с Президентом - старые друзья, а это
ведь совсем другое дело. Можно подождать до воскресенья, когда старине
Джорджу захочется поболтать со стариной Аксом...
Он откинулся в кресле и отхлебнул кофе.
Российская Федерация, Москва.
Господин председатель Специальной федеральной комиссии по науке при
Министерстве науки и технологий Российской Федерации Илья Григорьевич Миних
был в гневе - и не пытался этого скрыть. Напротив, он всем своим видом
демонстрировал, насколько он взбешён.
Если бы причиной его гнева был бы кто-нибудь их подчинённых ему лиц,
всё было бы не так плохо. Однако, все причины неудовольствий Ильи
Григорьевича лежали за пределами его непосредственных административных
возможностей. Это делало старого носорога особенно опасным. Поэтому Роберт
избрал традиционную, веками проверенную линию поведения подчинённого перед
руководителем, рекомендованную ещё Петром Первым: "вид иметь лихой и
придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство". То есть -
стоять и ждать с тупым видом, покуда барский гнев пройдёт.
Наконец, Илья Григорьевич накричался, попил водички, и, несколько
умиротворившись, достал из шкафчика початую бутылку дорогого подарочного
вискаря.
- Садись, Арутюнян, - не дожидаясь ответа, он плеснул молодому
помощнику на два пальца бурой вонючей жидкости.
Роберт пододвинул к себе стакан и сделал вид, что мочит губы. Сам он
не пил ничего, кроме сухого красного вина, и шеф это отлично знал. Миних,
однако, предпочитал напитки позабористее. И того же требовал от
подчинённых.
- Мидовцы решили, что они великие, - в заплывшем жиром горле господина
председателя комиссии всё ещё булькала свежая обида, - они опять решают
вопросы с америкосами без нас. И просрали всё, конечно, - это было сказано
не без удовлетворения, - просрали, потому что не в теме совершенно. Если бы
они с нами пошли, ещё можно было бы как-то. Нет, решили сами всё сдать, за
фу-фу. Так дела не делают.
"Так дела не делают" - это была любимая поговорка господина Миниха.
Господин Миних хорошо знал, как делают дела. За полтора года работы на
новом месте он сдал американцам и англичанам советских научных разработок
где-то на полмиллиарда американских долларов, по самым приблизительным
подсчётам. За это он получил где-то около восьмидесяти тысяч тех же
денежных единиц (на счета и наликом), а также был приглашён на два
ооновских семинара - по развитию и по разоружению. Кроме того, в прошлом
году Илья Григорьевич в составе российской правительственной делегации
ездил в Англию. Оттуда он привёз дорогую чернильную ручку с золотым пером,
клетчатый пиджак, и вересковую трубку в футляре - подарок принимающей
стороны. Трубку господин Миних не курил, и через некоторое время подарил её
господину Зайончковскому из Конституционного Суда, страстному курильщику и
полезному человеку. Господин Зайончковский отдарился настольным хрустальным
шаром со статуэткой Гермеса, бога торговли. Арутюнян, глядя на этот шар,
каждый раз вспоминал немецкую сказку про дурака Ганса, который поменял
золотой слиток на коня, коня на корову, корову на козу, и так дошёл до
точильного камня, который утопил в колодце.
- Так что у нас там, так сказать, говорят мидовцы, а, Илья
Григорьевич? - Роберт решил, что пора уже демонстрировать интерес к
проблеме.
- Да ты пей, что-ли, - Миних никак не мог отойти. - В общем, они
хотели переговоров по тому спутнику, помнишь, ты документы приносил?
Гутенморген какой-то... что-то по немецки. Не люблю немецкий. Грубый язык.
- Проект "Моргенштерн", Илья Григорьевич, - вежливо ответил
Арутюнян. - Моргенштерн - это по-немецки "утренняя звезда", то есть Венера.
Ещё так называли ручное оружие, нечто вроде булавы с шипами... Ну немцы,
они вообще всякие такие штуки любили. Я эту дулю в музее видел, в
Нюренберге, кажется, помните, мы были? Приятная такая бешечка...
- Не надо мне тут образованность показывать, - Миниху явно изменяла
выдержка. Роберт напомнил себе, что старый носорог и вправду зол. - Ты
слушать будешь, или вискарь глушить?
Роберт с готовностью отодвинул от себя ненавистный стакан.
- Пей, - тут же скомандовал шеф. - Вискарь ему, видите ли, не
нравится. Коллекционный, меж проч. Сингл-молт. Может, коньяка тебе
плеснуть? Армянский, кстати. Что мне в армянах конкретно нравится, это
коньяк. Вот ты скажи, как армянин...
- Илья Григорьевич, так что там с МИДом? - Роберт терпеть не мог
разглагольствований шефа на национальную тему.
- Ну что с МИДом? Я так понял, с ними связались америкосы. Занадобился
им этот спутник, говна пирога. Небось решили, что это оружие. В советские
времена хрен знает сколько всякого оружейного понаделали... Ну им
предложили условия, всё как обычно - так и так, мы решаем вопрос по
спутнику, вы нам пети-мети, ну короче всё цивильно. Но потом какая-то срань
случилась непонятная. Короче, америкосы совершенно упёрлись, как никогда,
типа нам этого не надо. И пети-мети того, тю-тю.
Арутюнян вздохнул. Миних, как человек старой интеллигентной закваски,
не любил вульгарных слов, обозначающих деньги. В частности, он никогда не
позволял себе общеупотребительное в его кругах словечки - "капуста",
"бабло", "грины", "лаве" - предпочитая наивный жаргон времён своей юности.
Зазвонил белый телефон. Илья Григорьевич глянул на определитель,
поднял бровь, собрал губы жопкой, и заквакал в трубку:
- Йе, хай. Хай, деа миста Петникофф. Йе, из спид. Йе, из вери спид.
Сделаю. Ви шелл дисайд виз проблем. Короче, колл туморроу ин сикс ивнингс
он ве Москоу тайм. Ну в обшем ты понял. Бай!
- Петников звонил, - объяснил он. - Из Уошингтона. Совсем заработался
мужик, родной язык забывать стал... Хотя может и правильно. Я вот, знаешь,
себя иногда на чём ловлю? Что уже на английском думаю. Говорю по-русски, а
думаю на английском. Теперь бы вот ещё произношение подработать.
Роберт сыграл лицом, изображая внимание и сочувствие. Илья Григорьевич
которой год занимался английским по индивидуальной программе. К сожалению,
языковой барьер оставался непреодолённым - иностранцы упорно не понимали
английского языка в исполнении Ильи Григорьевича, что роковым образом
сказывалось на количестве пети-мети. Однако, Миних не терял надежды, и
упорно ходил на занятия.
Телефон зазвонил снова.
- Ай донт андестэнд! Ин рашен, плиз! - прокричал в трубку Миних, после
чего грязно выругался на языке родных осин.
Интеллигентного Роберта передёрнуло.
Республика Украина, Киев.
От старика воняло - гнилым ртом, немытым телом, лекарствами, и ещё
чем-то противным, как оно бывает у зажившегося старичья. Герман надеялся,
что скоро придышится, и его перестанет подташнивать.
- Аркадий Яковлевич, вам не душно? - попробовал он всё же закинуть
удочку.
- Форточку открыть? Форточку мне нельзя, - проскрипел старик. -
Простужусь, помру. А у меня ещё есть дела. Грехи замаливать, - старик сухо,
неприятно засмеялся, брызнув слюнькой. Розовая нижняя челюсть задрожала.
Герман постарался отвести глаза: непристойный голый подбородок с
несколькими седыми волосёнками выглядел как-то особенно гадко.
Аркадий Яковлевич Шапиро с кряхтением приподнялся и сел в кровати,
кое-как пристроив спину на продавленной жёлтой подушке.
- Что, Гера, стариков не любишь, - вдруг сказал он. - И правильно.
Старость - страшная вещь. Но для души - полезно. Это надо потрохами
почувствовать, что прах ты еси... - старик выдержал паузу - и в прах
обратишься. Вот так. Сам-то как в плане здоровья?
- Как обычно. Сердце, как всегда, но это врождённое... а так вроде
живой, - вежливо ответил Герман.
Крошечная комнатка, где доживало свой немалый век угасающее светило
советской астрофизики, напоминало внутренности обувной коробки: со всех
сторон давила теснота от ненужных посторонних предметов. Рядом с узенькой
девичьей кроватью лежали какие-то ящики. В углу возвышалась капельница,
похожая на никелированную вешалку. На подоконнике громоздились горшки с
кактусами, подпирающие друг друга оббитыми рыжими боками. Аркадий
Яковлевич, продав огромную профессорскую квартиру на Крещатике, оставил там
библиотеку, а вот кактусы зачем-то забрал...
Окно было наглухо закрыто чёрной тряпкой. В одном месте, впрочем, всё
же нашлась предательская щель. Остренький лучик раннего утреннего солнышка
бил от здания Оперы, протыкал спёртый воздух с пылинками, и падал на
облупившийся дверной косяк.
В красном углу поблёскивала сусальным золотом икона Богоматери.
- Вот мы и говорим про старость, - Герман попытался повернуть разговор
в прежнее русло. - Русские постарели...
- Не-ет, Гера, это с русскими не старость. Это грехи в гроб тянут.
Тяжёлые, неискупаемые, - старик отчётливо пукнул под одеялом. - Бог
возлюбил Россию, дал ей Святое Православие. Мы его дар отвергли. У нас был
Царь. Мы его убили. Помазанника Божьего убили! Потом стали убивать друг
друга. А знаете, почему? У меня есть гипотеза, - Аркадий Яковлевич
оживился, - почему столько убивали. Именно потому, что установилось
безбожие. Святые иконы топором ведь рубили, в печку бросали, зачем? Чтобы
над Богом поругаться, или хоть над образом его... А ведь человек - он тоже,
некоторым образом, образ Божий, живая икона. И вот потому-то безбожника так
тянет убить ближнего. Это как икону в печь, понимаете? Поругаться над
образом Божьим, явленном в ближнем своём. И потому... не перебивай! -
рявкнул он, видя, что Герман пытается что-то сказать. - Вот ты думаешь,
небось, что я не хочу вам помочь, не хочу спасти Россию. Потому что еврей,
да? А я ведь как христианин говорю: отступитесь. Помнишь, у Волошина, стихи
эти страшные - "чтоб искупить смиренно и глубоко Иудин грех до Страшного
Суда". России-матушке на Страшном Суде бы оправдаться... об этом думать
надо. А не алкать даров диавольских. Дай мне стакан. Вон, там, на тумбочке
стоит.
Герман подал старику грязный стакан с водой на дне. Престарелый
академик вытащил из-под подушки коробочку, достал таблетку, положил под
язык. Поморщился, запил водой.
В кармане у Германа тихо затрясся мобильник. Молодой человек немного
поколебался, потом вытащил чёрную коробочку, посмотрел на определитель.
Нажал на зелёную кнопку и приложил к уху.
- Гера? Это Яна, - зашелестело в трубке. - Идёт поток.
- Янка, ты где? - забеспокоился Герман.
- Я в Институте, - голос стал чуть тише, - данные скачала и отправила,
куда ты сказал. Тут интернет есть. Ухожу. Всё. Бай.
Трубка хрюкнула, отключаясь.
- Звоночки... - старик моргнул. - Из Москвы звоночек? Давно я там не
был... а теперь уже не буду.
- Вас же приглашали, - начал было Герман, но старик вяло махнул
ладошкой.
- Ну и чего - приглашали? Что я там не видел? Института больше нет.
Всё дорого. А здесь моей пенсии хватает, чтобы пожить. И летом тепло. Не
московская эта гадость - жара со сквозняками. А настоящее тепло,
ровненькое... Ну что там? Идёт поток, ведь так? Что-то в Большом Космосе
того - хрусть и пополам? Что-то очень большое.... Охти, дела Господни, дела
Господни... Господь создаёт, Господь и разрушает. Сверхновая?
- Я сам пока не знаю, - Герман вытащил телефон, потом подумал, положил
в карман. - Это из Института звонили. Там у нас есть свои люди, -
неопределённо добавил он, постаравшись сделать значительное лицо.
- Я там всех знаю, - старик фыркнул, - и кто ушёл, и кто остался.
Никого у вас там нет... Для вашего дела требуется хоть какой-то идеализм, а
Яковлев, прости Господи - скотина скотиной. За деньги он, конечно, маму
продаст. А так, из абстрактного партиотизма... сам не ам и другим не дам.
- Тем не менее. У нас есть координаты оси потока. Из вычислительного
центра.
- Из ве-це? Невозможно... Мне самому выдавали распечатки только в
секретной комнате, с особистами... Это мне! А я был главным разработчиком
системы!
- Аркадий Яковлевич, сейчас другие времена, - терпеливо принялся
объяснять Герман. - Сейчас всё это никого не интересует...
- Не интересует - так закрыли бы к чертям, - буркнул старик. - Сколько
всего уже позакрывали...
- Не так всё просто, - снова принялся за своё Герман. - Это же
бюрократия. Наша задача когда-то имела высший приоритет. В советское время,
конечно. Сейчас это никому не нужно. Но такие вещи так просто не закрывают.
Это же ответственность, а её никто на себя брать не будет. Они даже
оставили какое-то финансирование. Маленькие деньги, конечно, но всё-таки.
- Кретины, - проворчал старик. - Или они собираются нажимать на
кнопку, и тогда надо поддерживать систему в готовности. Или не собираются,
и тогда надо снимать спутник с орбиты. А так - ни два, ни полтора. Идиотизм
какой-то.
- Ну да, идиотизм, - покорно согласился Герман. - У нас сейчас смутное
время. Конечно, те, которые сейчас наверху, на кнопку нажимать не станут.
Скорее уж, вырвут кнопку с мясом. Судьба русского народа им, знаете ли, по
барабану, а вот новой революции им совсем не нужно. Даже через
двадцать-тридцать лет. Они собираются жировать на обломках страны, пока не
кончится жир.
- Гера, только не надо меня потчевать передовицами из патриотических
газетёнок. Мне недавно принесли что-то такое. Какой-то московский подмётный
листок. Там ещё было что-то про жидомасонский заговор, и про жидов. Знаете,
когда я вижу слово "жиды", напечатанное типографским шрифтом, меня начинает
трясти... И если бы я не был православным христианином, не веровал бы в
Господа нашего Иисуса Христа, я даже не знаю, чего бы я пожелал этим
спасителям России... Ну, Бог им судья...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг