разочарование... Мне не раз приходилось испытывать это разочарование, когда
девушка, выбранная мной, оказывалась совершенно равнодушна ко мне, но то,
что я испытывал когда-то, кажется мне несущественным по сравнению с сегод-
няшним чувством. Она отвергла меня. Пусть только сегодня, пусть завтра она
меня не отвергнет, но что мне делать сегодня?
- Мишенька, не сердитесь... Прошу вас, не сердитесь...
- Я не сержусь, что вы.
- Я же вижу. Сердитесь. Вы разочарованы. Поймите, я люблю вас!
- Я понимаю, - говорю я, но сам мысленно требую доказательства ее люб-
ви, сегодня, сейчас, а не завтра или послезавтра. - Я правда не сержусь.
- Славный вы мой, - она гладит меня по щеке, я хватаю ее руку и целую
узкую мягкую ладошку. - Мне надо идти.
- Я провожу вас.
- Нет-нет, зачем давать лишний повод для слухов?
И она уходит, и я остаюсь наедине с пивом и неотрывно смотрю на стакан-
чик, на котором остался едва заметный след от ее помады...
Через несколько минут приходит Петька, косится на стаканчик.
- Сколько тебе говорить, что пить пиво с женщинами - это моветон.
- Да я знаю, - отмахиваюсь я. - Это смотря с какими женщинами.
- Эх, дурень ты, дурень! - Петька качает головой, присасывается к бу-
тылке, отпивает треть. - А с любимой женщиной пить пиво - это уже не мове-
тон. Это идиотизм. Блин, учу тебя, учу, но, видимо, все без толку...
- Да, наверное, - с тоской отзываюсь я. - Ладно, не трави душу. Махни
на меня рукой и пей свое пиво.
- А ты чего раскис-то?
- Я не раскис, просто у меня плохое настроение.
- Мы называем одну и ту же вещь разными именами.
- Говорю же, махни на меня рукой.
И Петька машет на меня рукой, мы пьем пиво и разговариваем на отвлечен-
ные темы.
А кто же автор столь нашумевшей в театре пьесы? Это вопрос интересует
многих, тем более что никто этого самого автора в глаза не видел, в том
числе и Павел Сергеевич. На худрука насели всем миром - автора давай! - и
Павел Сергеевич принялся куда-то звонить, выяснять, кто он, этот самый
Дмитрий Бельский, настоящее это имя или псевдоним, да где он живет и все
остальное. Кончилось тем, что Павел Сергеевич пообещал нам встречу с авто-
ром, но предупредил, что это парень начинающий, совсем начинающий, это его
первая вещь, что он ужас как скромен, если не сказать - забит.
Вообще-то обычно так не бывает. Автор, если он из местных, с самого на-
чала крутится под ногами, всюду сует свой нос и создает максимальное напря-
жение. Он надоедает всем и каждому, особенно режиссеру, считая, что его
бессмертное творение уродуют, калечат, обрезают и так далее, и тому подоб-
ное. И то, что автор до сих пор не появился в театре, может означать только
одно - что его не известили о предстоящей постановке его пьесы. Или, как
выразился Петька, что автор либо безногий, либо безрукий, а скорее всего -
и то и другое.
Но автор оказался вполне нормальным парнем. Точнее, совсем не так.
Школьник, вот кто он. Ему пятнадцать лет всего. Когда Павел Сергеевич при-
вел его, мы все долго смотрели на это чудо, пытаясь понять, как пятнадцати-
летнему пацану удалось написать такую вещь. А парень боялся поднять голову,
стоял, ломая пальцы, и не знал, куда деваться. Агнесса Павловна взяла над
ним шефство, усадила на стул, сказала несколько ободряющих слов и парень
немного расслабился. Обычно автора всегда засыпают вопросами, но на этот
раз царило какое-то неловкое молчание, и Агнесса Павловна решила задавать
вопросы сама.
- Вас зовут Дмитрий?
Парень застенчиво кивнул, краснея от того, что его впервые в жизни наз-
вали на вы.
- А по отчеству?
Парень совсем потерялся, настолько, что долго не мог сообразить, чего
от него хотят. Агнесса Павловна терпеливо выспросила у него, как зовут его
папу.
- Дмитрий Аркадьевич, расскажите нам, пожалуйста, ваша пьеса написана с
натуры?
- Эээ... Что вы имеете в виду?
- У героев пьесы есть прототипы?
- Да... Есть... Да, пожалуй, я писал с натуры. Говорят, если писать не
с натуры, ничего хорошего не получится.
- Ну, это спорный вопрос, - улыбнулась Агнесса Павловна. - Скажите, а
сами вы любили когда-нибудь? Или любите? - Дмитрий так сконфузился, что Аг-
несса Павловна тут же спохватилась: - Простите, ради Бога, голубчик, я не
хотела вас смутить. Понимаете, в чем дело, вы написали просто замечательную
пьесу! Вот я и хотела узнать, переживали ли вы сами те чувства, которые
вложили в ваших героев. Можете не отвечать! - поспешила добавить она, заме-
тив, что Дмитрий готов убежать из театра сломя голову.
В общем, у меня эта встреча оставила гнетущее впечатление. Слова из
парня приходилось вытягивать клещами, он краснел и бледнел, смущался, заи-
кался, словом, был ни "бэ", ни "мэ". Это у него пройдет, конечно, со време-
нем, но сейчас он оказался совершенно невменяем. Мы с Петькой сбежали с
этого действа от сраму. Не за себя было стыдно, а за него.
Анна избегает меня, это точно! Сегодня прошла мимо, даже не подняла
глаз, поздоровалась куда-то в пустоту, будто не со мной. На репетиции дер-
жалась холодно и отчужденно, а когда мне приходилось целовать ее по ходу
пьесы, на поцелуй не отвечала, просто подставляла губы и мне приходилось
целовать будто статую. Вот я и узнал, что такое страдание! Она просто охла-
дела ко мне. Но так же не бывает! Не может такого быть! Я же видел в ее
глазах любовь и нежность, что же, это все было не настоящее?! Игра? Не мог-
ло же чувство исчезнуть внезапно, вот так, будто его отрубили взмахом топо-
ра?
Я не нахожу себе места, мечусь, бегаю по театру, всем мозолю глаза и
мне кажется, что каждый видит, что со мной происходит, но нисколько мне не
сочувствует. Мне, собственно, и не надо никакого сочувствия, оно мне даром
не нужно, в принципе, на месте каждого я вел бы себя точно так же: ну влю-
бился парень в старуху, ну и дурак, она его отвергла, и правильно сдела-
ла... Бог мой, я назвал ее старухой... Как у меня повернулся язык?! Анна,
Анна, прости меня, я не хотел...
Нужно поговорить с ней. Во что бы то ни стало! Где она? В своей гример-
ной? Я иду туда! Я и вправду иду к ней, не разбирая, кто встречается мне на
пути, люди отскакивают в сторону, встречаясь с моим взглядом, твердым, как
танковая броня. Вот и ее дверь. Стучусь. Слышу ее голос:
- Войдите.
Врываюсь, она вскакивает, всплескивает руками:
- Что с вами, Мишенька? На вас лица нет.
- На мне мое лицо, Анна Макаровна, на мне, - хрипло говорю я и закрыва-
юсь руками. - Простите. Простите, ради Бога, что я вот так ворвался, напу-
гал вас...
- Присядьте, Мишенька, - голос у нее мягкий, успокаивающий. - Присядь-
те. Хотите воды?
- Что? Воды? Нет, спасибо, вода мне не поможет. Еще раз простите. Но я
хотел поговорить с вами.
- О чем? - она медленно опускается на краешек стула, кутается в цветас-
тый халат, смотрит жалобно.
- О нас с вами. Анна Макаровна, я вас люблю. Но я замечаю, что вы сто-
ронитесь меня, вы охладели ко мне...
- Помилуйте, Мишенька, - беспомощно говорит она. - Что вы такое говори-
те?
- Я говорю то, что есть. Анна Макаровна, вы охладели ко мне.
- Нет-нет, Мишенька, это не так! - она умоляюще протягивает ко мне ру-
ку, я порываюсь броситься к ней, но она останавливает меня. - Поймите меня,
милый. Мой муж... Словом, он поставил мне условие... Или он, или вы...
- И что же вы выбрали?
На нее жалко смотреть - мои последние слова бьют ее своей чугунной
мощью.
- Я не выбрала. Ах, если бы у меня была возможность выбирать!
- А разве у вас нет такой возможности?
- Увы...
- Значит вы остаетесь с ним... - потерянно говорю я.
- Поймите меня, Мишенька...
- Не называйте меня Мишенькой! - говорю я довольно грубо, смотрю на нее
бешеными глазами. - Я ненавижу, когда меня называют Мишенькой! Меня пере-
дергивает всякий раз, когда меня называют Мишенькой! - Разозлить ее, заста-
вить меня ненавидеть, чтобы она не мучилась от своего выбора, увидела, что
со мной, таким бешеным психом, ей было бы очень плохо, ей было бы ужасно, я
превратил бы ее жизнь в ад, пусть думает так, чем страдает, оплакивая нашу
разбитую любовь... - Вы... вы... Вы просто... просто...
- Ну, договаривайте, - слышу я холодный голос.
- Вы просто посмеялись надо мной. Никогда у меня еще не было женщины, с
которой мне было бы так хорошо! А вы, вы посмеялись над моим чувством! Ну
что же, вам это зачтется! Я... Я вас ненавижу!
Я выскакиваю в коридор, хлопаю дверью, несусь куда-то, не разбирая до-
роги, кто-то окликает меня, пытается задержать, я иду куда-то, открываю ка-
кие-то двери, забираюсь по какой-то металлической лесенке, иду по пыльному
чердаку, выбираюсь на мокрую от осеннего дождя крышу и оказываюсь около
своих любимых коней, под черным небом.
Это судьба. Кони смотрят на меня одобрительно, мол, правильно поступа-
ешь, парень, правильно, ну их всех к чертовой матери, вот если бы мы могли
сбросить своих ненавистных всадников, - стояли бы мы здесь? - нет, мы прыг-
нули бы вниз. Там, и только там нас ждет свобода. Прыгай, парень! К черту
все! Она бросила тебя. Она выбрала другого. Ты только что разозлил ее, что-
бы она не страдала комплексом вины перед тобой. Что за жизнь у тебя теперь
начнется? Захудалая комнатенка и захудалая работенка в захудалом театре!
Да, да, захудалый театр, плохие актеры, да и ты, в том числе, обыкновенный,
посредственный актер... Ты будешь приходить в театр, встречаться с ней, лю-
бить ее и страдать, а она... Она... Вздор! Враки! Никакой это не захудалый
театр! И актеры у нас прекрасные, взять ту же Агнессу Павловну. Да и Анна
Макаровна тоже очень хорошая актриса. И пусть она меня бросила, это не ума-
ляет ее актерского таланта.
Суета. Суета. Суета. А жизнь пуста как бутылка из-под пива... Прыгай,
парень! Ведь ты хочешь прыгнуть! Посмотри вниз, на мокрые плиты, освещенные
театральными фонарями. Они притягивают и манят, к ним так хочется притро-
нуться с разбега... Прыгай! Вперед! И гори оно все синим огнем.
И я делаю шаг, и крыша кончается под ногами, и я лечу, крича во все
горло "Анна, я люблю тебя!", а вслед несется лошадиное ржание.
Я стою на мокрой жести и смотрю вниз. Там, на плитах, освещенных теат-
ральными фонарями, лежит тело только что прыгнувшего вниз Михаила. Меня бь-
ет озноб, хотя на крыше совсем не холодно. Я медленно поворачиваюсь и мне в
глаза ударяет свет. Глаза ничего не видят, кроме света, а в уши врывается
шум. Это зрители. Они аплодируют стоя. Слышатся крики "Браво!", сначала от-
дельные, а потом переходящие в овацию. Неслыханный успех! Небывалый! Я кла-
няюсь в пояс. Распрямляюсь и в моей руке оказывается чья-то узкая ладонь.
Это Инна Андреевна, сияющая, счастливая, она кланяется вместе со мной, а за
ней, взявшись за руки вереницей, кланяются остальные... Нас долго не отпус-
кают, на сцену летят цветы, все счастливы, Павел Сергеевич сияет, а я чувс-
твую холодную пустоту внутри.
После премьеры - традиционный банкет. Шампанское, крики "ура", тосты,
радость на лицах. Меня тормошат, обнимают, называют гением, я фальшиво улы-
баюсь, отвечаю невпопад, но это сходит мне с рук, никто не замечает моей
отрешенности. Банкет проходит мимо меня и без меня. Лешка подходит, спраши-
вает, что со мной, он один углядел что-то необычное во мне, но я отмахива-
юсь от него...
Когда я наконец оказываюсь дома, то со всего размаху падаю на стонущий
диван лицом вниз и долго-долго лежу, пытаясь осознать, что же со мной прои-
зошло сегодня. Премьера прошла на ура. Все было просто великолепно, но я
отчетливо понимаю, что без того, что я потерял сегодня, мне эту пьесу ТАК
больше не сыграть. Никогда...
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 24.08.2005 12:47
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг