сделался еще сдержанней в проявлении чувств, и стало понятно, почему слово
"нормально" занимает в его словаре столь видное место, а дед - наоборот.
Сперва, как и полагается, он забирал внука из садика после обеда,
чтобы, стало быть, ребенок легче адаптировался к новому образу жизни.
Воспитательницы сообщали, что Рома удивительно легко переносит казенное
учреждение, совсем не капризничает, с другими детьми не ссорится и просто
изумляет невероятным послушанием, а Толик его все равно целую неделю
пораньше забирал. И потом под разными предлогами это делал. А если же Ромка
с утра его сам о том же просил, то уж - непременно. Во всяком случае, не
запомнилось, чтобы отказал хоть раз, если не было очень уж веских причин.
Конечно, некоторый вакуум у деда образовался. И он был довольно
мучителен в первое время. Так что даже несколько раз дедушка вечером
приходил за Ромкой заметно выпившим. Не настолько, чтобы ему не решились
внука отдать, но - предупреждали.
И тогда Толик решил вспомнить увлечение молодости, заброшенное когда-то
из-за дальних рейсов и больших заработков, ломающих всякую размеренность
жизни, отнимающих возможность чем-либо по-настоящему увлекаться. Он купил
резиновую лодку, два дня колдовал в гараже с целой вязанкой своих старых
бамбуковых удочек, а потом в сердцах переломал их все через колено, съездил
еще раз в рыбацкий магазин и разорился на все новое - пластиковые удилища,
японские лески, шведские крючки. Само собой, на устройство новых снастей
ушло еще два дня, зато в субботу внук с дедом, провожаемые, будто рекруты на
войну, явно фальшивыми причитаниями бабушки и матери, отправились на
рыбалку. И вечером привезли чуть не полное ведро маленьких желтеньких
карасиков.
А в конце того же самого лета завалили женщин еще одной вековечной для
русской женщины морокой - грибами.
Таким образом, уже к первому классу той школы, в которую ходила и Рита,
ее сын овладел навыками, в одинаковой степени гарантирующими как маленькие
радости, так и невысокий жизненный уровень, о чем совершенно однозначно
предупреждает народная мудрость, да только народу, к счастью, все неймется
никак.
И в первый класс дедушка Толик привел не маленького перепуганного
мальчика, а маленького солидного мужичка, умеющего находить грузди под слоем
прелой листвы не хуже, чем специально дрессированная собачка где-нибудь в
Швейцарии находит фантастически прибыльные трюфели. А также способного в
любой луже, случайно не отравленной фекалиями и химикатами, поймать не
только ершика жалкого, но и солидного подлещика.
И теперь уже учительницам, знавшим Риту маленькой девочкой, приходилось
удивляться тому, чему ни Рита, ни ее мать уже давно не удивлялись - какой-то
совершенно не детской сосредоточенности первоклассника Ромки, его суровой
серьезности, лишь очень редко и всегда по очень существенному поводу
озаряемой мимолетной, зато чрезвычайно располагающей улыбкой. Но еще большее
потрясение испытывали самые разные люди, когда им удавалось-таки вспомнить,
где, когда, по какому поводу и кто им улыбался точно так же - Мона Лиза,
лопни глаза, Мона Лиза!
Конечно, матери и бабушке было проще всего - они думали, что таким
образом повлияло на ребенка дедушкино подавляющее влияние. Как будто дедушка
был сам именно таков.
Изумления учителей тоже хватило ненадолго - мало ли какие психические
особенности встречаются у практически здоровых детей, может, маленький
Денисов, в противовес остальной их породе, всего лишь флегматик, но, как
говорится, наособицу, и, если такой ерунде значение придавать, на
учебно-воспитательный процесс времени не останется.
И только дедушка, лучше, чем кто-либо, сознававший, что никакого
особенного влияния на внука он не оказывал, а скорее, внук его чему-то, не
передаваемому словами, научил, как изумился в тот момент, когда увидел Ромку
впервые, так и до конца жизни изумлялся, не находя ответа на неотвязный
вопрос: "О чем он так сосредоточенно и постоянно думает, этот непостижимый
ребенок?"
Впрочем, был один вариант, пришедший в умную голову Риты раньше, чем в
иные головы, ибо Рита хоть и редко, но все же время от времени пыталась
сосредоточиться на сыне, когда вдруг одолевали ее сомнения - а не слишком ли
безоблачно и необременительно протекает ее одинокое материнство?
И однажды Рита, устав дожидаться от сына сакраментального вопроса,
задала его сама:
- Ромка, сыночек, а почему ты все не спрашиваешь и не спрашиваешь меня
про своего папу?
На что трех-, от силы четырехгодовалый ребенок невозмутимо
ответствовал:
- А чего спрашивать? Я давно все знаю. Ты нагуляла меня с дядей
Фридрихом.
- Что-о?! Кто тебе это сказал?
- Тетя Олеся, лучшая подруга твоя.
- Ах, тварь!..
Бог весть, как уж они там объяснялись, но, видать, объяснение вышло
довольно бурным, потому что Рита вернулась домой где-то через полчаса после
того, как пулей улетела, и была она вся в слезах.
Зато вопрос, мучивший, как оказалось, не столько Ромку, сколько Риту,
решился раз и навсегда. Быть может, осознав это, и простила со временем Рита
свою несдержанную на язык школьную подругу, последнюю, в сущности, из
оставшихся.
А дедушка Толя, в свою очередь, чтоб не свихнуться самому, придумал
исключительно для себя самое простое объяснение Ромкиному феномену: "Внук,
скорей всего, постоянно размышляет на вечные темы. Видимо, из него должен в
перспективе кто-то получиться. Возможно, даже большой писатель". Откуда ж
было простому военизированному охраннику знать, что даже самые большие
писатели в детстве мало чем отличались от прочих сверстников и задумываться
о вечном начали, в общем-то, одновременно с ними же. Исключая, разумеется,
то здоровое человеческое большинство, которому первая мысль о вечном пришла
лишь в момент личной встречи с ним, впечатлениями о чем, увы, никому еще не
удалось поделиться.
Разумеется, Толян не раз слышал, что еще из слишком задумчивых детей
вырастают маньяки, самоубийцы и просто глубоко несчастные, безмерно одинокие
и абсолютно не приспособленные к жизни в наших джунглях люди. Но,
задумываясь нечаянно об этом, он, спохватившись, энергично сплевывал три
раза через левое плечо, истово уповая на то, что ничто никогда не
предопределено с фатальной неизбежностью, тогда как простые житейские
навыки, привитые внуку им же, вкупе с иными незатейливыми, казалось бы,
вещами - лучшая гарантия благополучного конечного результата...
Окончив институт, Рита осознала, что ни одна из наук, по которым она
сдавала зачеты и экзамены, ей в практической жизни нимало не пригодится. Ну,
не считая каких-нибудь мелочей, вроде "уравненья Бернулли" из гидравлики,
которое уже пригодилось как-то для удачной шутки, но для чего-то иного -
вряд ли. Хотя, разумеется, удачная шутка, да вовремя сказанная, может иногда
обернуться не таким уж и пустячком.
Окончив институт, прикончила Рита и явно затянувшуюся связь с бездарным
поэтом да еще более бездарным хозяйственником Игорем Валентиновичем. Который
тем более сам уже давно другую любовницу себе завел, а может, и не одну, но
не имел силы воли объясниться с Ритой, поскольку это, во-первых, очень
морально тяжело для деликатного Игоря Валентиновича; а во-вторых, неизбежно
привело бы к утрате ценного работника.
Впрочем, каких-либо особых объяснений удалось и Рите избежать,
поскольку ее давно уже прочили на повышение в вышестоящую контору после
окончания учебного заведения, где ей, молодому, но уже имеющему бесценный
практический опыт специалисту, предстояло возглавить работу по
"окончательной" реформе жилищно-коммунального комплекса.
Провожая Риту "наверх", натурально рыдали подвыпившие, для кого это
было пока еще допустимо, дворники и водители спецавтомобилей, конторские
дамы тоже промокали платочками глаза, но уже не столь простосердечно. Игорь
Валентинович вовсе руки заламывал, но совсем уж не искренне. Потому что,
во-первых, успешно выторговал себе у Риты сохранение на вечные времена чисто
дружеских отношений; во-вторых, прежней разрухи в городе не было, и работать
стало намного легче, намного, следовательно, легче и нового заместителя
подыскать; в-третьих, Игорь Валентинович немалую прозорливость явил, не
согласившись лично, как предлагал ему отец, возглавить "коммунальную
революцию" в городе, а упросив отца мобилизовать Риту на это дело. Ведь он
тем самым убивал даже не двух, а целый табун метафорических зайцев: отец не
вечен, а Рита может весьма далеко пойти и старому испытанному другу, с
которым столь многое связывает, пропасть не даст.
А вариант, при котором Рита сама может оказаться в сложном положении,
ему даже в голову не приходил. Правда, он никому в голову не приходил.
23.
И тут наконец звякнул полраза звонок в прихожей. Рита кинулась
отпирать, Ромка даже головы от окна не повернул, наоборот, расплющил нос о
стекло, сосредоточенно наблюдая за неистовым круженьем снега, уже успевшего
выбелить окрестности до полной неузнаваемости. Однако характерные звуки
долгожданной встречи двух любящих людей все равно достигли Ромкиных ушей -
не затыкать же их. Но парень только поморщился слегка да усмехнулся - уж он
в своей жизни насмотрелся и наслушался разного такого, без чего б лучше
обойтись, и всегда ему хватало сообразительности делать вид, будто не
замечает того, что в силу возраста и положения своего лучше не замечать...
Однако когда, если судить по звукам, основная часть радостной встречи
была окончена, Ромка счел нужным тоже выйти навстречу последнему маминому
возлюбленному - неудобно ж, подумают еще, будто ревнует пацан.
- Здорово, Роман, держи "корягу"!
- Привет, Алексей.
- Как дела?
- Да мои дела - что? Один убыток. Ну, на "тэквондо" в здешний ДК
сходил...
- Да-а?! Эх, мне б тоже... А ты обязательно продолжай - классная
штука - "тэквондо", приемчикам научишься сам, потом меня научишь. И будем
всех плющить, кто не так поглядит!
- Алешечка-а-а! К столу, милый! А ты, Ромка, не утомляй его болтовней
своей, он же устал, продрог и голоден как волк! - это уже Рита голос из
кухни подала.
- Ну, что ты, Рит, он вовсе не утомляет!.. Ром, а ты?
- Иди, иди, восстанавливайся, я уже...
"Спасибо, друг, что от родной матери защитил, нормальный ты все-таки
пацан, жаль, что по возрасту ни в отчимы, ни тем более в отцы мне не
годишься..."
А из кухни - опять елейным голосом:
- Ну, Алешечка, скорей же, остывает все!
- Иду, девочка моя, иду! Ой, а это что, спиртик, кажется? Ох, и балуешь
ты меня, гляди, алкоголиком сделаешь - на себя тогда пеняй!..
- А руки-то мыть, Алешечка!
- Тьфу ты...
"Нашел "девочку" "мальчик"! И какая же глупость - эта их любовь! Просто
сил иногда не хватает. Чтоб я когда влюбился... Спасибо, насмотрелся на
других... А они еще удивляются, отчего я такой... Не таким еще станешь, если
все тринадцать лет жизни - одно и то ж: "Ромка! Ромка!" Но одновременно:
"Игоречек!", "Левчик!" А теперь вот - "Алешечка"... Тьфу!.. Хотя - пускай.
Может, мать благодаря пацану этому поживет подольше. Или даже возьмет и
выздоровеет назло докторам всем!.."
И пошел Ромка уроки делать в маленькой комнате да еще дверь за собой
поплотнее притворил, чтобы не слышать дальнейших глупостей-пошлостей, всегда
звучащих в такие моменты на кухне. Да и после - не лучше...
- Вкусно, Алешечка?
- Ух-х, хорош спиртик - "как Христос - босичком...". Вааще нормальный
борщец, Рит! Но ты опять забыла, о чем я тебя просил... Ну, неудобно же,
пойми! Ромка - взрослый, умный, все понимает... Мы его и без того
травмируем...
- Брось, Алеша! Не фантазируй. Ромка толстокожий, ему все - по фиг.
- Неправда. И ты сама знаешь, что неправда...
- Хорошо. Уяснила...
- Ну, сразу и обиды!
- Никаких обид, Алеша.
- Тогда рассказывай, как день прошел.
- Щщас все расскажу, а ты молча ешь и слушай.
- М-м-м...
- В общем, Алешечка, в этом городишке тоже много простых, добрых,
искренних людей. Эти люди, может, за глаза и осуждают меня... Но при этом от
души сочувствуют, рады чем-нибудь помочь. А тетя Катя из пятой квартиры на
следующий год пообещала нам с тобой грядку в своем огородике выделить,
представляешь?
- М-м-м...
- А я грядку даже сделать не сумею. Зато ты, наверное, знаешь и умеешь
все?
- М-м-м... Грядка - это элементарно. "Уравненье Бернулли" знать точно
не требуется.
- А еще мы с тетей Катей ходили свахами к дедушке одному!
- М-м-м!
- А еще приходил тот предприниматель, который внизу у нас
"предпринимает" круглосуточно, ну, покупатели которого уже достали всех, и
бесплатную еду принес! Ребрышки, которые в борще, кофе - сейчас мы его
вместе пить будем, конфеты. И еще я сама разорилась - арбузик купила.
- То-то я и гляжу, что ты классно сегодня выглядишь!
- По крайней мере, настроение у меня сегодня действительно на редкость
хорошее.
- А может, накатишь пять грамм тоже?
- Пять грамм? Накатить? А что - давай! А-а-а!.. У-у-у!..
- Супчику, скорей - супчику!
- А-а-а... Ф-фу-у... Хорошо пошла! Дай-ка еще ложечку...
На-а-рмальна-а-а!.. И уже пьяная...
- Хоть бы не поплохело тебе, Ритка...
- Не каркай. А теперь рассказывай ты, как поработалось сегодня, что
слышно в мире бизнеса, не наметились ли какие вакансии, помимо этих
погрузо-разрузочных... Вот у меня в твои годы, помнится...
- Да ну ее к черту, мою работу. Лучше расскажи ты еще что-нибудь.
- А дальше только неприятное... Как налетел ураган, так у нас чуть все
двери с петель не сорвало! И большое стекло на балконе - вдребезги. Надо
замерить и у тебя на рынке купить точно по размеру. В общем, опять у нас
убытки. Как всегда, из-за меня.
- М-м-да... - Алешечка сразу и приметно помрачнел, - неприятность...
Оно, конечно, ерунда, мелочи жизни, ты особо не расстраивайся, а все же...
- Чего, Алешечка?
- Денег работодатель мой, сволочь, завтра не даст. И вообще -
неизвестно, когда... Попробовать у ребят одолжить...
- Да не тревожься, Алешенька, может, не придется ни у кого одалживать.
Я, может, уже завтра денег раздобуду.
- Ну, где ты раздобудешь?
- Да ерунду одну хочу продать. Она мне совершенно ни к чему. Честное
слово.
- Сейчас же выбрось из головы это глупость! И больше никогда не
повторяй!
- Алешечка, ну, пожалуйста, не возражай, я ж - не только из-за денег, я
ж хочу, чтобы ты никогда не подумал, будто эта безделушка дорога мне как
память...
- Замолчи, Рита!
- Молчу. И зачем я только этот ужасный спирт пила...
24.
Победоносной и окончательной коммунальной революции Рита не совершила.
Да и не могла, разумеется, совершить. Потому что, если говорить вообще,
окончательных революций - социальных, научно-технических, сексуальных и
прочих - не бывает в принципе. Хотя - и это чрезвычайно занятно - каждая
полагает себя именно окончательной. И потому - если говорить в частности -
что, очутившись на некотором возвышении и удалении от всего, прежде
составлявшего ее повседневную и весьма активную жизненную позицию, Рита
очень скоро и вполне самостоятельно пришла к тем же самым выводам, какие
давным-давно растиражировал по всему свету легендарный Экклезиаст.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг